Линда Фэйрстайн - Ничего хорошего
Девочка пробыла там только шесть минут, за которые успела рассказать свою историю. Затем дал показания отец, а потом — два полицейских, которые прибыли на место и произвели арест. Чистое изложение — «обглоданные кости», как мы называем такие дела, — когда основные элементы преступления представляются на рассмотрение большого жюри помощником окружного прокурора. Нет необходимости расписывать это дело перед ними, тут нет ни судьи, ни адвоката, ни обвиняемого.
Дэбби и стенографистка тоже вышли в приемную, чтобы присяжные могли посовещаться и проголосовать. Звонок, извещавший, что решение принято, зазвонил буквально через несколько секунд. Все, кто видел девочку, не сомневались, что жюри утвердило проект обвинительного акта — обвиняемой вменялось покушение на убийство.
Пристав махнул мне рукой, пропуская в зал. Войдя, я положила блокнот и Уголовный кодекс на столик, стоявший там специально для этого.
— Доброе утро, дамы и господа. Меня зовут Александра Купер. Я помощник окружного прокурора, и я здесь, чтобы официально открыть расследование по делу об убийстве Джеммы Доген.
Пока это имя ничего им не говорило. Я смотрела на присяжных, которые сидели на амфитеатре напротив меня. Два полукруга кресел в несколько рядов, по десять человек с каждой стороны, и еще трое в центре на возвышении. Это старшина присяжных, его помощник и секретарь, ведущий протокол. Как обычно, они еще не успели убрать газеты и дожевывали рогалики и булочки, которые принесли в зал, невзирая на таблички: «Входить с едой запрещается!»
— Сегодня я не представлю вам никаких доказательств, но это только первый мой визит к вам по этому делу. И я хочу дать вам кодовое название для этого дела, чтобы вы сразу понимали, о чем речь, когда я снова предстану перед вами. Думаю, вы не забудете это название, потому что слишком часто будете его слышать повсюду. Это название «Медицинский центр Среднего Манхэттена».
Не то чтобы красивое кодовое название, зато предельно понятное. Присяжные выпрямились в креслах и стали слушать внимательнее. Некоторые что-то зашептали соседям, очевидно, рассказывали, что речь, наверное, об убийстве той женщины-врача, о котором они слышали в новостях или читали в газете. Пакеты с завтраками были задвинуты под стулья. Двое мужчин в переднем ряду подались вперед и внимательно разглядывали меня, как будто это может повлиять на то, что я снова приду к ним через месяц и назову имя убийцы.
— Как многие из вас уже, наверное, заметили, в прессе и на телевидении широко обсуждают смерть Джеммы Доген. Так вот, я хотела бы напомнить вам, что вы не должны читать подобные статьи и смотреть новости.
Как же, послушаются они, добавила я про себя. Теперь, когда они рассматривают это дело, большинство из них будут специально переключать каналы, чтобы еще раз услышать подробности, которые в другой ситуации были бы им безразличны.
— Единственные доказательства, которые вы должны принимать во внимание при рассмотрении данного дела, будут предъявлены вам свидетелями, которые предстанут перед вами, и документами, которые будут должным образом собраны и предоставлены на ваше рассмотрение в этой комнате. Информация из новостей или мнение членов семей и друзей не являются доказательствами по данному делу. И, конечно же, вы не должны обсуждать его между собой. Я оставлю несколько повесток на подпись вашему старшине и на следующей неделе снова предстану перед вами. Большое спасибо.
Если детективам не повезет в ближайшие два дня, то я не явлюсь сюда со свидетелями до тех пор, пока у нас не определится подозреваемый.
Я пробыла перед большим жюри совсем недолго и предоставила его в распоряжение своим коллегам.
— Ты идешь сегодня на вечеринку к Бродерику? — спросил Джин, когда я проходила мимо него к себе. Вот и еще один бывший однокурсник уходит в частную практику.
— Да. У меня лекция в семь тридцать, но я забегу к нему после, если, конечно, у нас со студентами не завяжется оживленная беседа.
Лора встретила меня на лестнице на восьмом этаже и сказала, что Батталья хочет видеть меня немедленно.
Я развернулась и пошла к его кабинету, вход в который, как обычно, стерегла его верная помощница.
— Привет, Роуз, чудесный костюм. Тебе очень идет этот цвет.
— Доброе утро, Алекс. Спасибо. Подожди немного, он говорит по телефону. Как положит трубку, сразу заходи.
Роуз повернулась к своему столу и продолжила бурную деятельность. Я бросила взгляд на горы корреспонденции, пытаясь не «следовать по стопам Ковингтона». Род Сквайерс часто высмеивал одного из парней, который раньше работал в нашей конторе. Парня звали Дэйви Ковингтон, и он частенько тайком читал письма, адресованные Батталье. Он вставал напротив Роуз, начинал непринужденный разговор, а сам сканировал взглядом перевернутые письма окружного прокурора. Батталья не раз ловил его с поличным. Когда Дэйви начал сплетничать о мошенничестве, совершенном конгрессменом, задолго до того, как было заведено официальное дело, окружной прокурор ненавязчиво посоветовал ему найти другую работу в пятнадцати милях от нынешней. Меня очень подмывало заглянуть в корреспонденцию, но, памятуя, о наказании, я сумела обуздать этот порыв.
Я взяла свежий «Юридический вестник» и просмотрела заголовки. Апелляционный суд рассуждает о постановлении, согласно которому полиция имела право на досмотр чемодана, брошенного на Автобусном терминале портового управления. Кажется, это интересно, и я сделала себе пометку в блокноте: напомнить Лоре, чтобы она вырезала для меня эту статью.
Тут до меня донесся знакомый запах «Монте-Кристо № 2», и я поняла, что Батталья идет сюда, собираясь позвать меня в кабинет. Мы с Родом очень ценили это пристрастие окружного прокурора, оно всегда помогало нам, когда он совершал неожиданные прогулки в наш конец коридора. Неизбежный сигарный дым и запах всегда опережали его на несколько секунд, и Роду хватало времени снять ноги со стола, а мне — надеть туфли.
— Есть новости, Алекс? Давай заходи.
Он поражал меня тем, что мог делать четыре дела одновременно. Я была уверена, что Батталья не упустит и не забудет ни слова из моего рассказа, хотя при этом он просматривал письма, которые Роуз только что распечатала ему на проверку, и прикидывал, с какого из двух звонящих телефонов (а всего их у него в кабинете шесть) снять трубку в первую очередь.
— Ты должен ответить на звонки, Пол? Я могу подождать.
— Нет, сенатор может перезвонить позднее. Он давит на меня с принятием того закона по правам потерпевших, и мне нравится заставлять его нервничать. А второй разговор не займет больше минуты. Садись.
Батталья нажал мигающую прозрачную кнопку и возобновил разговор:
— Да, она у меня. Что ты хочешь? — Пауза. — Подожди.
Он посмотрел на меня:
— Что ты знаешь про мужа и семью Доген?
И задал еще три таких же безобидных вопроса.
Я выдала ему всю имевшуюся у меня информацию и спросила себя, какой газете он отдает такое предпочтение. В этом он был мастер, никогда не сообщал лишнюю информацию, но всегда подкармливал доверенных журналистов лакомыми кусочками, которые и так в скором времени должны были стать достоянием общественности. Я слушала, как он легко и уверенно ведет разговор. Что-то из сказанного собеседником польстило прокурору, и он широко улыбнулся. Я тоже улыбнулась, глядя на его тонкое лицо, орлиный нос и густые седеющие волосы. Когда дело доходило до общения с прессой, Батталья был настоящим гением.
— Теперь они оставят нас в покое на какое-то время. Итак, есть у нас зацепки, о которых я не знаю?
Я рассказала ему о вчерашнем совещании и своих планах на сегодня.
— Ты знаешь, в Медицинском центре нет ни одного человека, который радовался бы этой газетной шумихе, особенно статьям про плохо организованную охрану.
— И все же, Пол, мы должны признать...
— Просто постарайся, Алекс, чтобы подобная информация не просачивалась в прессу. А то люди, которым жизненно необходима операция или лечение, выписываются из больницы, будто это лепрозорий. И не только из нашей больницы, я получаю звонки из Пресвитерианского госпиталя в округе Колумбия и Маунт-Синай. Можно подумать, что они пишут о Центральном вокзале или о ночлежке на Бауэри, а не про медицинское учреждение. И еще кое-что. Прямо перед тобой у меня был Пэт Маккинни. Он сказал, что шеф Макгро звонил ему и выражал недовольство по поводу твоего вчерашнего поведения в участке.
А это означает, что козел козла видит издалека. И Маккинни, один из моих начальников, который спал и видел, как бы поставить меня в неудобное положение, словно ужаленный сразу побежал жаловаться окружному прокурору. Я поморщилась, но промолчала, зная, что Батталья не любит разборок между своими.
— Я только хочу сказать, Алекс, что, очевидно, ты поступила правильно. Ты — ночной кошмар Макгро. Двенадцать лет назад, когда он еще командовал полицией Южного Манхэттена, он уже во всем мне перечил. Он никогда не мог работать с женщинами. Есть в нем что-то от неандертальца. Поэтому не дай ему достать себя.
