Эд Макбейн - Ночные кошмары
Глава 7
Два гроба были установлены в часовне так, чтобы между ними остался проход и пришедшие отдать последнюю дань не устраивали толкучки. Тут были и черные, и белые. Часть из них шепотом переговаривалась снаружи, в вестибюле, устланном ковром. Некоторые сидели в часовне на складных деревянных стульях, некоторые молились, опустившись на колени у железной решетки, за которой стояли на каталках обитые черным крепом гробы.
Софи Харрис сидела в первом ряду, вся в черном – черные туфли и чулки, черное платье и черная шляпа с вуалью. Она напоминала Карелле женщин из его семьи – овдовевших троюродных теток и сестер, которых он видел только в черном. Он сел рядом с Софи, та бегло посмотрела на него через плечо и тут же отвернулась.
– Миссис Харрис, – сказал он, – мы не могли бы выйти на минуту?
– Мне нечего вам больше сказать.
– Ну здесь-то давайте не спорить.
Она посмотрела на гробы.
– Мне надо с вами поговорить, – настаивал Карелла. – Давайте выйдем.
Она неохотно поднялась со стула и молча прошла сквозь открытые арочные двери в вестибюль. Карелла следовал за нею.
– Ну что, насчет Чарли удовлетворились? – тихо проговорила она, едва разжимая губы и сцепив руки на животе.
– Я должен был поговорить с ним.
– Но почему? Я же вам сказала, что он тут ни при чем.
– Надо было проверить.
– Ну и как, проверили?
– Да, это действительно не он.
– Вы привязались к нему, потому что он черный.
– Нет. Это не так, миссис Харрис. И к тому же я не привязывался к нему. Я задавал ему вопросы. И только потому, что он мог оказаться убийцей вашего сына и снохи.
Женщина пристально посмотрела на него.
– Я хочу найти того, кто их убил.
Она по-прежнему не сводила с него глаз.
– Прошу вас, поверьте.
– Ну хорошо, – кивнула она.
– Я на нуле, – признался Карелла. – Просто на нуле. И мне нужна ваша помощь. Я прошу вас вспомнить, может, Джимми или его жена с кем-нибудь не ладили...
– Нет. – Софи отрицательно покачала головой. – Не было такого.
– Или просто не сошлись в чем-то. Бывает, люди обижаются по совершенным пустякам, и тогда...
– Нет. Если бы вы знали Джимми... Он и грубого слова никому сказать не мог.
– Миссис Харрис, человек, который убил Изабел, похоже, что-то искал. Вы не представляете себе, что именно?
– Нет.
– Джимми никогда не говорил, что прячет деньги или драгоценности, что-нибудь в этом роде?
– Нет.
– Бывает, люди прячут дорогие вещи от воров...
– У него не было дорогих вещей.
– Миссис Харрис, а Джимми не был связан с людьми подозрительными, с преступным прошлым?
– Нет, – сказала Софи и тут же добавила: – А белому вы бы такой вопрос задали?
– Знаете, – возмутился Карелла, – давайте покончим с этим. Ваш сын зверски убит, а убийство – это самое тяжкое преступление, и я хочу знать, может, среди его знакомых были преступники. Это совершенно естественный вопрос, цвет кожи тут ни при чем, так что не будем об этом. – Карелла понизил голос и повторил: – Так как, были у него знакомые с преступным прошлым?
– Нет. Во всяком случае, прямо он никогда об этом не говорил.
– То есть как вас понять? А не прямо?
– Нет, ни о каких знакомых преступниках он никогда не говорил.
– Тогда что вы имели в виду, употребив слово «прямо»?
– Мой сын никогда в жизни не сделал бы ничего дурного.
– Миссис Харрис, вы только что сказали, что ваш сын никогда прямо не говорил о своих знакомых с уголовным прошлым. Что это значит?
– Ничего.
– А не говорил ли он о какой-нибудь преступной деятельности, к которой имел отношение?
– Мой сын не имел отношения ни к какой преступной деятельности.
– Может, он задумывал что-нибудь в этом роде?
– Не знаю. Честное слово, не знаю. Он был нездоров.
– То есть как это нездоров? А что с ним было?
– Кошмары.
– Какие кошмары?
– Они у него с тех самых пор, как он выписался из Форт-Мерсера.
– А что такое Форт-Мерсер?
– Военный госпиталь на севере штата. Недалеко от тюрьмы.
– Так что за кошмары?
– Иногда он просыпался с криком. Я заходила к нему в комнату, он сидел на кровати и вглядывался в темноту, словно зрячий. Я обнимала его, а он был весь в холодном поту. «Что с тобой, Джимми, что случилось, сынок?» – спрашивала я, но он не отвечал ни слова. Он просто дрожал у меня в руках.
– А днем он про эти кошмары когда-нибудь говорил?
– Нет. Но Изабел рассказывала мне, что он от них так и не избавился.
– И когда же она вам об этом говорила?
– Да совсем недавно.
– Итак, миссис Харрис, вам ничего не известно о планах Джимми. А в принципе там могло быть нечто противозаконное?
– Пожалуй, да.
– Он говорил вам что-нибудь в этом роде?
– Он говорил, что они разбогатеют.
– Кто?
– Они с Изабел.
– А каким именно образом, не говорил?
– Мистер Карелла, я должна сказать вам правду. Мне кажется, он задумал что-то не совсем чистое.
– Он говорил это?
– Нет.
– Так почему же?..
– А зачем бы иначе ему понадобился старый приятель по армии?
– Что вы имеете в виду?
– Он сказал мне, что нашел одного из своих приятелей.
– По армии?
– Да, по-моему, так он и сказал.
– И кто же это?
– Имени я не запомнила.
– А он не сказал, зачем ему понадобился этот приятель?
– Сказал, что тот поможет им с Изабел разбогатеть.
– А каким образом, не сказал?
– Нет.
– Так почему же вы решили, что тут что-то нечисто?
– Сама не знаю. Может, потому что солдат учат обращаться с оружием.
– Но прямо сын ничего вам не говорил...
– Нет.
– Ну что ж, – Карелла пожал плечами. «Как в кино, – подумал он. – Двое старых фронтовых друзей находят друг друга, чтобы очистить банк или казино в Лас-Вегасе. Вообще-то и такое возможно. Все возможно. Но сомнительно. И все же – возможно, черт возьми». – Спасибо, – сказал Карелла, – вы нам очень помогли.
Но сам он в этом совсем не был уверен.
* * *В это субботнее утро инспекторская скорее походила на церковь. Кроме шуток. Лучи ноябрьского солнца сплошной пылевой дорожкой пробивали под острым углом длинные зарешеченные окна и золотистыми пятнами собирались на крышках столов и пишущих машинках. Радио на столе Дженеро передавало органную музыку. Карелла ожидал божественного чуда, но его все не было.
Дженеро печатал.
Он купил себе карманный словарь в мягкой обложке и время от времени сверялся с ним, отрываясь от работы. Эта стрекотня машинки, да еще с перерывами, раздражала Кареллу. Печатать в храме – святотатство. А помимо всего прочего чудес в мире больше не происходит, и дело его было совсем табак – черствее, чем вчерашний хлеб.
Органная музыка заполнила инспекторскую. Карелле даже захотелось исповедаться. Он не был на исповеди с того самого времени, как перестал ходить в церковь. То есть с пятнадцати лет. По странному совпадению тогда же он потерял невинность на крыше одного жилого дома в Риверхеде, с девушкой по имени Сузи Райан, ирландкой. Она ходила в ту же церковь, что и Карелла. После посвящения на крыше Карелла решил, что надо исповедаться в своем грехе. Но потом подумал, что священник может поинтересоваться ее партнершей, соучастницей греха. Таким образом всплывет имя Сузи Райан, такой щедрой, такой страстной. В те ранние годы Карелла готов был и в пекло за ней пойти. В общем, он колебался и в конце концов решил не ходить на исповедь. А заодно и вообще никогда больше не ходить в церковь, но это решение к Сузи Райан никакого отношения не имело. Просто церковь всегда навевала на него сон.
«Отчего ты больше не ходишь в церковь?» – спросил отец. «А ты отчего, папа?» – ответил Карелла вопросом на вопрос. «Ну так забудем об этом», – подытожил отец.
А сейчас он подумал, что если бы не многолетнее отступничество, то можно было бы помолиться Богу и попросить его сотворить чудо или хотя бы дать в руки путеводную нить, и тогда все проблемы развеялись бы как дым. А так – по радио звучала органная музыка, да Дженеро стучал на машинке, а у Кареллы не только не было путеводной нити в руках – он даже не представлял себе своего следующего шага.
«Ладно, позвоним в Форт-Мерсер», – подумал он.
Ход его мыслей не имел ничего общего с классической дедукцией. Звонок – это просто от отчаяния. До разговора с Софи об убитом он не знал практически ничего. Когда расследуешь подобное дело, весьма важно знать, как человек провел последние двадцать четыре часа жизни – с кем встречался, где был, что видел. Что касается Изабел Харрис, то здесь была хоть какая-то ясность: она провела их в постели с Фрэнком Престоном. Но о Джимми он знал только, что в то утро он, как обычно, ушел из дома в половине десятого, в течение дня занимался своим нищенским бизнесом на Холл-авеню, потом скорее всего зашел в бар, чтобы переждать час пик, и, наконец, двинулся домой.
