Сандра Браун - Дымовая завеса
— Растение в кувшине — очень милый штрих, создает уют, — бросила она пробный камень.
Рейли еще несколько секунд смотрел на нее, затем кивнул на кухонный уголок.
— Кофейные кружки в шкафчике справа.
Ковер из сизаля[4], почти полностью покрывавший пол гостиной, в кухне уступал место линолеуму, приятной прохладой охлаждавшему ее босые ноги. Из шкафчика над покрытым пластиком рабочим столом Бритт достала кружку и налила себе кофе, оказавшийся крепким и вкусным.
— Где-то там завалялся сахар.
Бритт отрицательно покачала головой.
— У вас найдется молоко?
— В холодильнике.
Подлив в кружку молока, Бритт села за маленький деревянный обеденный стол и принялась соскребать с запястий остатки липкой ленты.
— Если вам от этого станет легче, у меня к скотчу прилипли волоски. Отдирать было ужасно больно.
Бритт вымученно улыбнулась:
— Можете считать, что мне стало легче.
Закончив отдирать липкую ленту со своих рук, она скатала из нее два тугих шарика и опустила на протянутую ладонь Рейли. Он швырнул шарики в мусорное ведро.
— Как голова?
— Шишка осталась. И вся кожа под волосами болит.
— Так и бывает, когда жертва похищения сопротивляется. — Бритт бросила на него испепеляющий взгляд. — Я должен был убедить вас, что не шучу. — На извинение это, конечно, было мало похоже, но Бритт поняла, что большего от него не дождется.
— Ну, я вам хоть как-то отплатила, — сказала она, кивнув на царапину, алевшую на его щеке над бородой.
— Ерунда. Если бы вы попали коленом мне по яйцам, вот это была бы расплата. — Он открыл холодильник. — Думаю, вы проголодались.
— Вчера вечером — злобный похититель, сегодня утром — радушный хозяин? Какая метаморфоза!
Рейли включил горелку газовой плиты, поставил на нее сковороду и начал нарезать туда бекон.
— Мистер Гэннон? Рейли? — Он оглянулся. — Почему вы разрезали скотч? Почему вы освободили меня?
— Разве вы не слышали, что я вчера сказал?
— Что поверили мне, так как с вами случилось то же самое?
— Поэтому надобность в скотче и отпала.
— Могли бы сообщить мне об этом по телефону или еще каким-нибудь другим, цивилизованным способом. Зачем вы протащили меня через все кошмары прошлой ночи?
— Злоба. Месть.
— Вы это признаете?
— Отчасти да. Однако страх — еще и отличный мотиватор. Я должен был убедиться, что вы говорите правду о своем провале памяти.
— Убедились?
— Если бы не убедился, не освободил бы вас.
Бритт обдумывала его ответ, пока на сковороде шипел бекон, пока Рейли взбивал яйца в миске.
— Если вы мне поверили прошлой ночью, то почему не отпустили сразу?
— Сразу? Вы бы тут же помчались на студию раздувать эту историю, вылетели бы в ночь, не зная дороги, даже не представляя, где находитесь. И точно заблудились бы. А чтобы с вами ничего не случилось, мне пришлось бы погнаться за вами. День был долгим, я устал, хотел спать. Даже на споры с вами у меня не осталось сил. Показалось, что гораздо проще привязать вас, чтобы вы никуда не делись.
Мысленно Бритт признала, что поступила бы точно в соответствии с его сценарием.
— Что мешает мне удрать сейчас?
— Вы этого не сделаете.
Рейли вывалил бекон из сковородки и залил в нее яйца, затем сунул два ломтя хлеба в ржавый помятый тостер. Его экономные движения говорили о привычности этих действий.
— Вы знаете, что совершили несколько преступлений?
Стоя к ней спиной, он пожал плечами.
— Подумайте только, какая может получиться история. — Бритт посмотрела сквозь сетку двери на пикап, припаркованный лишь в паре шагов от порога. — «Рейли Гэннон вломился в мой дом и похитил меня». Отличная новость для полуденных новостей. Наверняка шоссе не очень далеко отсюда.
— Четыре целых семь десятых мили. Но вы останетесь.
Он подошел и бросил на стол ножи и вилки. За разномастными столовыми приборами последовал рулон бумажных полотенец. Рейли разложил еду на две тарелки, одну пододвинул Бритт. Затем он сел, полил свою яичницу соусом «Табаско», взял вилку и начал есть.
От аромата горячей еды у Бритт слегка закружилась голова, но она не спешила приниматься за завтрак. Ей только сейчас пришла в голову мысль: почему он так уверен, что, оказавшись свободной, она никуда не денется?
— Я пока останусь, потому что мне интересно узнать, что с вами произошло, из ваших уст.
Он отложил вилку, оторвал кусок бумажного полотенца и вытер губы. Борода не помешала разглядеть улыбку на его лице.
— Ваше любопытство гораздо надежнее моего скотча.
— Это связано с тем, что хотел рассказать мне Джей? И с тем, что случилось пять лет назад. Верно? — Словно дразня ее, он продолжал молча жевать. — Когда вы мне все расскажете?
— Завтрак остывает.
Рейли расскажет ей все. Она в этом не сомневалась. Может, придется хитрить, уговаривать. Неважно. Он хочет рассказать. Как и Джей. И что бы то ни было, ее ждет сенсация. Возможно, и взлет карьеры, как обещал Джей.
Но, похоже, придется подождать до конца завтрака.
Бритт набросилась на еду. Подождав, пока она закончит, Рейли убрал со стола. Она вытерла вымытую им посуду. И все это время она умирала от любопытства, но Рейли не проронил ни слова. Молчала и Бритт.
Потом они вернулись к столу и сели друг напротив друга. Рейли взял коробочку с зубочистками, стоявшую в центре стола, и начал крутить ее в руках.
Молчание становилось совершенно невыносимым. Похоже, Рейли ждал, что она заговорит первой.
— Если бы вчера вы сразу сказали мне, что с вами случилось то же самое, и дали бы мне несколько минут, чтобы осознать это, я бы поняла причины вашего поведения.
— Возможно.
— Я бы не сбежала. Я бы не сорвалась сломя голову в чащу леса. Во всяком случае, не услышав всю историю.
— Возможно.
Он противоречил сам себе. Бритт недоуменно покачала головой:
— Тогда зачем было привязывать меня к себе и к кровати?
— Незачем.
— Значит, вы это сделали просто от злости.
— Не совсем.
— Тогда почему? Почему вы… — Бритт прервалась, потому что вдруг поняла, почему.
Он долго сидел, опустив голову. А когда наконец посмотрел на Бритт, то ей показалось, будто он потянулся через стол и легко ударил ее под дых.
И в этот момент на ступеньках хижины послышались тяжелые шаги.
— Рейли! Просыпайся, малыш!
— О, черт, — пробормотал Рейли, вскакивая со стула.
Чуть не сорвав с петель сетчатую дверь, в комнату ввалился самый странный человек, какого только доводилось видеть Бритт. Вместе с ним в дом ворвались три пса. С их свесившихся языков на заскорузлые босые ноги старика стекали слюни. Старик споткнулся о собак и заковыристо обругал их.
— Убери отсюда своих чертовых псов, — приказал Рейли. — У них блохи. Как и у тебя, если уж на то пошло.
Старик словно и не слышал его. Он просто застыл каменной статуей на пороге гостиной и вылупил глаза на Бритт. Она тоже вскочила, испугавшись собак, окруживших ее и обнюхивавших ее босые ноги. Правда, в их поведении было больше любопытства, чем угрозы.
Рейли резко свистнул.
— Вон! — Подвывая и поджимая хвосты, свора неохотно удалилась и тяжело плюхнулась на крыльцо.
Рейли вернулся к столу и сел, как будто никакого вторжения неожиданных гостей и не было. А старик все стоял, словно вросши в пол, и по-прежнему таращился на Бритт.
— Что она здесь делает?
От Бритт не ускользнуло уничижительное ударение на слове «она».
— Вы знаете, кто я?
— Я не слепой. Конечно, я знаю, кто вы. — Старик стрельнул глазами на Рейли. — Я все о вас знаю.
Судя по его тону, ничего хорошего Рейли о ней не рассказывал.
— Он меня похитил.
— Похитил вас?
— Он влез в мой дом, связал меня, воткнул кляп и привез сюда.
— Против вашей воли?
— Разве похищение подразумевает что-то иное?
— Не задирайте передо мной нос, девушка. В вашем положении не стоит разбрасываться друзьями.
Рейли наконец подал признаки жизни.
— Зачем ты пришел? Что случилось? — спросил он, пристально глядя на старика.
— Я утром смотрел телевизор. — Старик, покосившись на Бритт, посмотрел Рейли прямо в глаза. — Они сделали вскрытие твоего покойного друга Джея.
Смерть полицейского, произошедшая не от болезни или от старости, всегда вызывает острый интерес средств массовой информации.
Патрик Уикем Младший осознал это, когда погиб его отец. Отца застрелили и бросили истекать кровью в грязном, кишевшем крысами проходе между домами. Газеты подняли целую бурю, негодуя по поводу отвратительного преступления, совершенного подлым ублюдком. Общественность скорбела и возмущалась, превозносила безграничную храбрость погибшего героя, проявленную им в день пожара полицейского участка, и клялась помнить его вечно.