Наталья Лапикура - Следующая станция – смерть
Ну, а если серьезно, то «видимая оперативная тишина» – это форма оперативно-разыскной работы, которая применяется преимущественно с целью выявления и задержания вооруженных грабителей и сексуальных маньяков. Для этого в районе предполагаемой дислокации подозреваемых прекращается внешняя, видимая деятельность милиции, а чтобы отвлечь внимание преступников, где-нибудь в противоположном конце города устраивается громкая, демонстративная акция. Как правило, прием достаточно эффективный. Бандиты попадают в хорошо подготовленные засады.
Алексей Сирота:
К счастью для меня, у Генерала была иная точка зрения:
– Напрасно вы кипятитесь, товарищ полковник! Естественно, имели место недоработки, тут я с вами согласен. Зато были масштабность и размах! Старшие товарищи это отметили. Главное, что после этого на Куреневке не зафиксировали ни одного факта уличных ограблений. А если кто-то не добежал до унитаза, так это его проблема. Докладывайте, Сирота, ваш план.
Полковник вынужден был согласиться, но сделал это с таким выражением лица, с каким Понтий Пилат говорил: «Этого, как его там, фамилию забыл, отдайте ихним первосвященникам. Пускай судят. Кстати, когда же, наконец, горячую воду дадут, а то негде руки умыть?»
– Что я предлагаю? Подозреваемая действует в районах аэропортов и вокзалов. Точнее, в ресторанах на их территории. Загибаем пальцы: в Жулянах ей светиться не с руки, в Борисполе она прокололась и назад не возвратится. Не знаю, как насчет железнодорожного вокзала, но думаю, что как раз там нам стоит устроить хорошенький «хамишуцер». Пусть считает, что мы ее ждем именно там. Теперь о том, где будем делать засаду. Ресторанчик автовокзала на Московской площади отпадает – тесно, грязно, вдобавок туда постоянно заскакивают хлопцы из райотдела. А главное – клиент не тот! Автобусами пользуются люди несостоятельные. Следовательно, в прикупе у нас только Речной вокзал. Для того чтобы летом, не торопясь, прогуляться пароходом по Днепру вниз и обратно, нужны деньги. И немалые. К тому же, ресторан на Речном очень даже неплох. С точки зрения нашей брюнетки… Там нет верхнего света, сплошной интим…
Мое начальство переглянулось и мгновенно нашло идеальное решение:
– Операцию проводит Подольский райотдел, мы координируем. Ответственным будет Сирота.
Коллеги с Подола вначале даже заплясали:
– Мы с нашими дамами займем большинство столиков так, чтобы и муха не проскочила. А несколько мест для нормальных клиентов оставим подальше от входа. Давайте начнем уже сегодня!
– Парни, халявы не будет! Во-первых, бухгалтерия не утвердит смету на такую широкомасштабную пьянь. Разве что – за счет будущих премий ко Дню милиции.
Перспектива выпить в долг почему-то не согрела. Не прошла и идея скромно посидеть «на свои». Мне объяснили, что районный уголовный розыск – это не ГАИ. Потом, у каждого семья, дети…
– Это хорошо, что вы насчет семей напомнили. Давно хотел поинтересоваться, с чего это жены некоторых подольских милиционеров жалуются нам в Управу, якобы их мужья заявляются домой в чужой помаде? Я не ослышался, это вас в трамвае случайно задевают, когда вы к выходу проталкиваетесь? Любопытно, любопытно! Наверно, это у вас на Подоле легавые катаются в трамваях, разоблачившись до семейных трусов, поскольку помада зафиксирована не на одежде, а на теле. В других-то районах города форма одежды традиционная… Ладно, теперь по сути! Свободных мест будет с точностью до наоборот: два столика наши, остальные – клиентам. Иначе интересующая нас брюнетка нарвется на табличку «Свободных мест нет» и скажет своему кавалеру: «Любимый, давай через швейцара возьмем бутылочку и посидим на лавочке у Днепра. Студенческую юность припомним». Затем любимый случайно оказывается в воде, а мы с вами – в большой… неприятности. Единственное утешение – операцию начинаем сегодня.
Подольские пинкертоны взревели «Ура!» и в сей момент разбежались занимать места. Пришлось их останавливать и объяснять, почему Речной вокзал – это не Жуляны и не Борисполь. На Речном, чтобы угробить клиента, нужны сумерки, а еще лучше – ночь. Договорились начинать дежурство с восьми вечера.
Я отпустил коллег, сел верхом на стул и снова принялся рассматривать три фотографии на стенке. Знаешь, когда-то в студенческие годы я полдня простоял в Эрмитаже перед «Портретом Жанны Самари», пока ноги не заболели. Так вот, портреты пятидесятилетних упитанных транзитников, отравленных уже известной нам дамой, я рассматривал с неменьшим вниманием. Теперь я понял, что определенное сходство между ними существует. Одинаковый возраст, фактура, лица – высокие залысины, консервативная прическа, хорошо откормленные шея и щеки. И еще – выражение собственной значимости во взгляде. С такой харей сидят в президиуме торжественного собрания и фотографируются для районной доски почета.
Что там говорил Старик во время нашего ночного выжидания дезертира? Месть как мотив? Но пути этих троих пересеклись в одной-единственной географической точке всего лишь однажды, когда они, юными пионерами, отдыхали в Артеке. Но и то – в разных сменах и в разных отрядах. Вот, если бы убийца была их ровесницей… Но это уже версия из разряда «бред сивой кобылы».
Чтобы мне не мешали, я повесил с наружной стороны двери табличку, сворованную с трансформаторной будки. Череп и соответствующее текстуальное предупреждение должны были намекать коллегам, что меня лучше не трогать.
В Управе знали, что я не шучу. Особенно после того, как пришлось откачивать лишенного чувства юмора коллегу из ОБХСС. Когда он как-то в третий раз подряд проигнорировал табличку и мои устные предупреждения, я выстрелил в него из стартового пистолета, заряженного капсюлями от охотничьих патронов. Получил выговор и блаженное спокойствие.
Значит, месть… Кому – понятно. Вот они, передо мной, на стеночке. Но как это увязывается с семью старыми одинокими женщинами, которых брюнетка отравила на просторах Российского Нечерноземья? Логика отсутствует. Хорошо, оставим бабушек в покое, будем считать, что она на них технологию отрабатывала. Сосредоточимся на наших покойничках. Возможно, ей не нравятся немолодые, лысоватые мужчины с физиономиями для доски почета. Тогда почему не рыжие или не веснущатые? Гитлер, например, не переносил евреев и цыган… Все, приехал! До полного счастья нашему Генералу не хватает только версии касательно расистского мотива.
Мои философские размышления прервал звонок от Старика.
– Привет долбанутому инспектору от старого легавого. Зайди, покажу кое-что. Пригодится на старости лет.
Оказывается, Подполковник созвал общественный экспертный совет швейцаров ресторанов, в которых появлялась или могла появиться наша дама. Чрезвычайно интересный народ! Во-первых, почти все – бывшие менты в отставке или на пенсии. Исключение – дядька Черномор из Борисполя. Он, оказывается, в КГБ работал, нажил там язву и лечился на свежем воздухе аэропорта. Во-вторых, профессиональные рефлексы у швейцаров остались на уровне. После внимательного изучения фотографии подозреваемой почти все ее опознали. Оказывается, в последние дни она вертелась и на железнодорожном вокзале, и в Жулянах. Правда, в аэропорту она всего лишь заглянула в дверь ресторана, увидела там сержанта, который запамятовал ее фамилию, и вырулила куда-то на исходную позицию. Придурок с лычками вытаращился на нее, как баран на новые ворота, а вот швейцар запомнил – как сфотографировал. В ресторан аэрофлотовской гостиницы, который через дорогу, она не рыпалась. Почему – непонятно. В Бориспольский ресторан, естественно, дама тоже не совалась. Я думаю! После того шума, который она там подняла, на это не решилась бы даже сумасшедшая. А вот в Речной она не просто заглянула. Расспросила у швейцара, как заказать столик, с которого часа играет оркестр и кто из метрдотелей работает завтра, точнее, уже сегодня. Купила пачку дорогих сигарет «Киев» в картонной упаковке, оставила сдачу и ушла.
Старик сиял:
– Сирота, запомни: старого пса интуиция еще не подводит! Размах размахом, техника техникой, скоро этих ваших роботов повсюду наставите, но и я чего-то стою!
И вдруг помрачнел:
– Сразу надо было насчет швейцаров догадаться! Эх, не тот уже нюх и годы не те…
Оркестр на Речном начинал играть как раз с двадцати ноль-ноль. Раньше публика при деньгах не приходила, а если и приходила, то не упивалась до состояния острой необходимости послушать любимые мелодии и ритмы советской и зарубежной эстрады. Спецгруппа из райотдела прибыла со скоростью хорошо смазанной молнии. Все блистали отполированными штиблетами и выбритыми физиономиями. И все, не сговариваясь, надели модные рубашки терракотового цвета. Я загрустил: даже слепой, завидев этих инкубаторских, сообразит, из какой они птицефермы.
– Вы что, сговорились? – прошипел я на ухо старшему.
