Фридрих Незнанский - Опасно для жизни
— А кто принял Горностаеву на работу и по чьей рекомендации? Ведь в банки с улицы, как вы изволили выразиться, на работу не принимают. Что-то я о такой благотворительности не слышал.
— Принимал я. А по чьей рекомендации, сейчас не помню, — еще больше занервничал Гнездин, и рыхлое лицо его покрылось красными пятнами. — Я повторяю, я утомлен и более отвечать на ваши вопросы не в состоянии. Прошу вызвать меня официально, повесткой. А сейчас позвольте откланяться.
«Что-то очень уж ты задергался, боров жирный. Кого-то ты боишься гораздо больше, чем нас», — отметил про себя Фрязин и сухо осведомился:
— Я предупреждаю вас об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний и за отказ от дачи показаний.
— Ну знаете… — театрально вскричал толстяк.
— Господин Гнездин, вы, безусловно, еще будете вызваны нами для дачи показаний по этому делу. Поэтому очень советую вспомнить, кто порекомендовал вам Горностаеву. Это в ваших интересах. Пока все.
Гнездин с трудом поднялся и резво потрусил к выходу.
«…И очень советую вспомнить, кто порекомендовал вам Горностаеву… Пока все».
Белесый услышал, как, тяжело сопя, выбирается из кресла Альбертик, послушал еще несколько секунд. Но разговор, видимо, был закончен. Он вогнал антенну в корпус портативной рации, сунул ее в карман. Задумчиво пожевал губами, раскачиваясь на крепких ногах, и не спеша вышел из подсобки в дальнюю часть коридора.
В это время уже опустевший игорный зал огласил женский крик. Фрязин быстро прошел вперед и увидел пару скромно одетых людей. Невысокая седая женщина билась в руках пожилого мужчины.
— Катя, Катенька, что с тобой сделали, — кричала женщина.
— Родители Горностаевой, — тихо сказал Володе Олег Лойко.
Володе было важно, чтобы родители увидели Катю именно здесь, со шприцем в руке. Пока женщину успокаивали и отпаивали лекарствами, Фрязин видел, как бочком просеменил мимо стариков и вылетел на улицу представитель банка «Эллис». «Задержать бы тебя, гада, — подумал ему вслед Володя, — да оснований пока нет. Ну да подожди…»
— Светлана Ивановна, — начал Фрязин, с болью глядя на тихо плачущую женщину и крепко прижимавшего ее к себе мужчину. Не научился он, несмотря на три года работы, не реагировать на чужое горе так остро, будто оно случилось с ним самим. Да и не научится, пожалуй. — Я понимаю, как вам тяжело, но, чем раньше мы соберем максимум информации, тем легче будет установить, что случилось с вашей дочерью.
— Да что ж случилось — убили ее, — глухо проговорил отец Кати.
— Почему вы так считаете?
— Не сама же она себя убила. У нее сынишка остался. Внук наш. Три года.
Женщина снова зарыдала в голос.
— Сашенька, сиротинушка, — причитала она.
Ненавидя себя, Володя задал следующий вопрос:
— Простите, я должен знать, не употребляла ли ваша дочь наркотики или не было ли у нее знакомых, с этим связанных?
— Да что вы! — вскричала Светлана Ивановна. — Катенька ведь учительницей была. Младших классов. Какие наркотики! Она и слов-то таких не знала.
«К сожалению, знала, — подумал про себя Володя. — И не только знала».
— Муж ушел от нее. Конструктором работал в КБ, при заводе. Завод стал, всех поувольняли. Он и начал в Польшу ездить челноком. Спутался там с полькой какой-то и остался в Польше этой. Бросил Сашеньку, — сквозь слезы говорила женщина. — А Катеньке тоже зарплату задерживали, да и какая там зарплата. Разве сейчас проживешь на учительскую зарплату? Ну вот она маялась, маялась и пристроилась сюда. Мы-то отговаривали, да она все про Сашеньку — хочу, чтобы ребенок ни в чем не нуждался… И вот чего вышло… Горе-то какое. — Она опять зарыдала.
— А кто ее сюда устроил?
— Мы не знаем, — проговорил отец Катерины. — Она не говорила. Мужчина ей какой-то все звонил. Успокойся, мать, успокойся, — ласково приговаривал он, гладя жену. — Если можно, отпустите нас. Боюсь, не выдержит она. — Он поднял глаза на Фрязина.
— Спасибо, что нашли силы ответить на мои вопросы. Вас сейчас отвезут домой, — мягко проговорил Володя.
Прибывшие санитары «скорой» выносили на носилках покрытое простыней тело Екатерины Горностаевой.
— Доченька, — вскрикнула опять Светлана Ивановна, — куда же тебя…
Она кинулась следом. Муж с трудом удержал ее, прижал к себе.
— Тихо, тихо, мать. Ничего теперь не поделаешь. У нас Сашенька, надо о нем думать.
— Сашенька… — тихо всхлипнула Светлана Ивановна и обмякла в руках мужа.
Их, видимо, ждали. Едва Женя дотронулась до кнопки звонка, дверь в квартиру отворилась. На пороге стоял мужчина лет пятидесяти с пегими волосами. Молча кивнув, он пригласил их войти. Гости проследовали за хозяином опять же на кухню. Воистину вся жизнь бывшего советского народа проходит именно здесь!
— Ну вот и мы, — сказала Женя, — спасибо, Сивый, что помочь согласился. Ну давай товар, — обратилась она к Митяю.
— Сначала баксы, — отреагировал тот.
— Да вы присаживайтесь, — пригласил хозяин квартиры. — Выпьем, поболтаем.
Митяй, несмотря на большое количество уже поглощенного спиртного, выглядел абсолютно трезвым.
— Особенно-то рассиживать нам некогда, но пару минут на хороших людей найдется, — улыбаясь проговорил он.
Андрюха, уже научившийся разбираться в настроении своего пахана, как-то обостренно почувствовал напряженность его голоса и вообще всей атмосферы, витавшей в кухне.
«Как интересно», — все радуясь жизни, подумал он.
Они сели вокруг стола. Хозяин поставил бутылку водки, рюмки, тарелку с тонко нарезанной колбасой. Андрюха вдруг почувствовал сильный голод — ведь не жрали же бог весть сколько! — и потянулся было к колбасе, но замер под взглядом Митяя.
— Ну выпьем, что бог послал! — поднял рюмку Сивый.
Гости подняли свои рюмки и выпили. Женя заохала, махая у рта ладошкой, и кинулась к крану с водой.
— Что покупаешь-то, Женечка? — поинтересовался хозяин квартиры.
Женя, напившись воды и оставшись стоять у входа в кухню, сказала:
— Вот человек партию принес. «Белка китайского».
— Это не ту ли, которую сегодня у Доктора умыкнули? — мирно спросил Сивый.
— Похоже, ту, — как бы между прочим ответила Женя.
— Нехорошо как-то получилось с Доктором-то, — сокрушенно проговорил Сивый, глядя на Митяя.
— А ты что, адвокат его? — насмешливо спросил Митяй, и глаза его начали белеть.
— Я-то не адвокат, да и ты не налоговая полиция, чтобы отбирать у человека честно заработанное.
— Можно поделиться, — мирно предложил Митяй, глядя на Сивого белыми глазами.
— Поделиться было бы, конечно, можно… — задумчиво ответил тот, — да ты, мил человек, видно, давно этими делами не занимался. Годика два-три, верно? Должно быть, на больничке отдыхал… А за это время у нас тут, в наших Палестинах, много событий произошло. «Белок китайский» снова на рынке появился, а им очень серьезные люди занимаются. И их такая неучтенка абсолютно не устраивает. Тут уж перезвон пошел по всей белокаменной. Так что сейчас Доктора прямо сюда и привезут, на очную, так сказать, ставку…
Дальше началось нечто невообразимое. Одновременно раздался звон разбитой бутылки и щелчок выскочившего лезвия. Грохнули об пол табуретки. Митяй наступал на Сивого, держа в руках бутылочный «цветок» с острыми краями, Сивый пританцовывал перед ним с ножом в руках.
Андрей с ласковой улыбкой на губах наблюдал за происходящим.
— Брось бутылку, стреляю! — раздался от двери женский голос.
Андрюха повернулся туда. Женя держала в руках пистолет, целясь в Митяя. Тот резким прыжком через всю кухню оказался возле Андрюхи, сгреб его, словно тряпку, и швырнул в Женю. Раздался выстрел. Андрей вместе с женщиной рухнул на пол, чувствуя, как мимо уха просвистела пуля.
Лежа на барахтавшейся под ним женщине, Андрюха услышал, как Митяй выкрикнул какое-то короткое слово, вроде бы: «Ха-а», увидел боковым зрением, как его дружок опять пролетел через всю кухню, но уже в обратном направлении. Потом раздался грохот тяжело падающего тела. Потом на руку Жени, ищущую по полу выпавший пистолет, наступила нога Митяя в кованом ботинке.
Альберт Григорьевич нервно покусывал пухлые губы, глядя сквозь затемненные окна «форда» на пустынные ночные улицы. Не нравилось ему все это, ох не нравилось! Конечно, он сам подписался на эту игру и догадывался, что дело весьма опасное, но уж очень хороший кусок отваливался просто за то, чтобы ничего не видеть. Неприятность в том, что игра была лично его, Альбертика. Его непосредственный шеф, директор банка «Эллис», был не в курсе этой милой проделки — торговли наркотой в их подведомственном обменнике. А поставь его в известность, себе, любимому, ничего не останется. Смысл? Зато и прикрыть теперь некому. Шеф-то быстро подключил бы кого надо, чтобы эти, с позволения сказать, правоохранительные органы от него отвязались, но… Как говорится, исходя из ранее сказанного… и так далее. Вообще-то должен защитить Альгерис. Ну а на кого он, Альбертик, в данном случае работал, как не на эту волчицу Нино? Об этом, собственно, и следственные органы догадываются. Вон Фрязин, мент с лицом интеллигентным, сразу выпытывать начал: кто порекомендовал Катерину. Он опять с ужасом вспомнил пустые, мертвые глаза Катерины, двух дюжих молодцев, стоящих в разных концах коридора (как в фильме о Штирлице, вспомнил Альбертик киношную классику семидесятых). «Знаете, зрелищем скорби, печали детское сердце грешно ужасать…» — всплыли в замученном неприятностями мозгу строки гражданина Некрасова, назначенного большевиками флагманом революционной поэзии, которые навзрыд читала маленькому Алику истово партийная бабушка. Да, так вот, его детское сердце тридцатилетнего мужчины, заласканного номенклатурными родственниками, возмущалось при виде свинцовых мерзостей жизни. Положим, он изначально знал, что Катерина обречена на заклание. Но одно дело знать, другое — видеть безжизненное тело, слышать вой родителей. Кто это выдержит? Ну, сейчас он, Альбертик, выдержал, не раскололся, а дальше? Да, Альгерис должен его защитить! Как должны были родители, бабушка с дедушкой, преподаватели в институте, директор банка «Эллис» — друг отца по партийной работе. Альгерис должен это сделать, чтобы Альбертик мог и дальше получать денежки, ласково их пересчитывать и со вкусом, красиво тратить. Альбертик любил все красивое. Вот и жену его звали не как-нибудь, а Ариадной. Красиво! И сама очень хороша. К тому же круглая дура, что, несомненно, еще более украшает женщину. Ариадна — находка мамы. А мама своему Алику плохого не сделает. Вот. А денежки сейчас очень нужны, потому что пора покупать недвижимость за границей. Где-нибудь в хорошем месте. Например, на Сейшельских островах. Потому что Ариша просит. Чтобы Дениска мог спокойно проводить лето. Дениску, своего пятилетнего сына, Альбертик, если уж совсем начистоту, не любил. Потому что сын отбирал у него, Альбертика, часть (и, как он подозревал, большую часть) любви Ариадны, да и его собственных родителей. А это было очень обидно. Но по статусу ему, Альбертику, полагалось иметь и жену, и ребенка. Тут никуда не денешься. Положение обязывает.
