Пол Клив - Чистильщик
— Ну, спасибо, что зашла. У меня много работы, и пора бы начинать…
Это как будто приводит ее в себя. Кнопка «вкл.» не нажимается, потому что такой кнопки в ней нет в принципе. Кроме «выкл.» и «автопилот», у нее только есть третий режим: «работаю с трудом», и именно в него она и переходит.
— Увидимся позже, Джо.
— А, тогда ладно, — отвечаю я, стараясь произнести все три слова монотонно.
Она выходит из моего офиса, но дверь за собой не закрывает. Мне приходится встать и сделать это самому.
Прослушиваю кассету из конференц-зала. Масса теорий и ни одна не верна. Полиция перепугана, потому что они думают, что я набираю обороты. Они думают, что скоро перерывы между убийствами сократятся до двух-трех дней. Черт, может, они и правы. Пока сказать сложно.
Мотель «Эверблю» очень похож на те самые притоны из фильмов, где всякие неприятности случаются с несчастными людьми, которым просто не посчастливилось остановиться в них в ту же ночь, что и какой-нибудь больной псих. Располагается он не слишком далеко от города, но достаточно далеко, чтобы земля была дешевой. Мотель построен в виде буквы L и представляет собой вереницу комнат, выкрашенных старой краской и с оббитыми подоконниками, окруженную выжженной травой и наполовину высохшими кустами. Трещины в асфальте заполнены ржавой водой. Я насчитываю с дюжину машин на парковке, в диапазоне от дешевейших из дешевых до семейных седанов среднего класса. Может, по средам шлюхам здесь делается скидка. Два ржавеющих прицепа валяются на боку, заросшие сорняками и в окружении сигаретных окурков. Неоновая вывеска громко издает однотонный гул.
Я паркуюсь перед офисом и вхожу в душное помещение. В течение дня стояла жара. Уже секунд через десять я чувствую, как капелька пота стекает из-под одной из моих подмышек. Вдоль проема свисают длинные ленты из толстого полиэтилена, как будто я перенесся на двадцать лет назад и зашел на маслобойню. Раздвигаю их и вхожу. В комнате пахнет латексом и сигаретным дымом. Стены и потолок покрыты пятнами. Ковер прожжен сигаретами. Мужчине за стойкой, должно быть, около сорока. Он лысый и толстый и смотрит прямо на меня так, будто мне не доверяет. Как будто думает, что я сейчас схвачу его цветные полиэтиленовые полоски в дверях и убегу. На нем майка с надписью «Расизм — это новые черные».
Я мельком показываю полицейское удостоверение, которое и не мое вовсе — иногда достаточно просто иметь полицейскую визитку с именем и без всякой фотографии, чтобы открыть любую дверь, — он пожимает плечами и едва удостаивает ее взглядом. Когда я прошу позволения просмотреть учетную книгу, он разворачивает ее и отвечает «пожалуйста». Его длинные и грязные ногти перелистывают страницы в поиске той даты, которую я назвал. Потом он этой же рукой чешет свою лысую голову. Под ногтями остаются кусочки кожи, и он начинает их выковыривать. Они падают на учетную книгу, и он смахивает их рукой.
Пока я изучаю книгу, мы перебрасываемся короткими фразами. Он утверждает, что уже сталкивался с полицией раньше и даже сдавал комнату одному убийце. Конечно, тогда он не знал, что это убийца. Это выяснилось, только когда парня поймали.
Безумно интересно. Так ему и говорю.
Просматриваю даты в поисках комнаты, которую снял Кэлхаун. Конечно, он записался под чужим именем, но я все равно ищу. Мой палец скользит вдоль множества людей, носящих имена вроде Джон Смит, и других, носящих имена вроде Эрнест Хемингуэй или Альберт Эйнштейн.
Я разворачиваю книгу так, чтобы она оказалась лицом к Мистеру Грязнуле. Сверху шлепаю фотографию детектива Кэлхауна.
— Вы узнаете этого человека?
— А должен?
— Да, должны.
Он рассматривает внимательнее.
— Да, я его помню. Он тут останавливался пару месяцев назад.
— И среди множества людей, у вас остановившихся, вы запомнили именно его? Почему?
— Я прекрасно запомнил тот чудовищный беспорядок, который он устроил у себя в номере, и тот шум, который он издавал, когда его устраивал.
— Вы уверены, что речь именно об этом человеке?
Он пожимает плечами.
— А есть разница?
Наверное, действительно нет. Благодарить его я не считаю нужным. Просто киваю и выхожу.
Следующий пункт в моей программе является прямой противоположностью «Эверблю». Отель «Пять времен года» располагается ближе к центру, среди нескольких других гостиниц, построенных около десяти лет назад. Здесь земля далеко не дешевая. Она просто выглядит такой. Я оставляю машину в трех кварталах от отеля и беру портфель с собой. Вечер еще ранний, солнце светит вовсю и здорово печет. Потею как проклятый.
Гостиница довольно уродлива. Не знаю, как ее описать иначе, чем сон художника, превратившийся в кошмар. Архитекторы, использующие шрифт Брайля, чтобы создать свои эскизы. Художники, использующие материалы семидесятых. Здание похоже на лампу из лавы.
В нем пятнадцать этажей; с одной стороны, не так уж и много, но с другой — чудовищно много, учитывая, что выкрашены они в салатный цвет. Прожекторы у основания высвечивают его из ночи.
Этот отель уместнее смотрелся бы в Диснейленде в качестве какого-нибудь аттракциона ужасов. Удивительно, но у него пять звезд.
Еще более удивительно то, что, когда в полицию приезжает работать кто-то неместный, его селят в этом отеле. Разумная трата бюджетных средств.
Я уже представляю себе, как будет выглядеть интерьер, но быстро убеждаюсь, что оказался абсолютно не прав. Стены обшиты лакированными деревянными панелями, что придает помещению какой-то странный налет античности. С потолка свисает канделябр, отражающий мириады огней. Ковер сочного красного цвета и такой мягкий, что на нем вполне можно было бы удобно спать. Там, где заканчивается ковер, начинается черно-белый шашечный линолеум. Фойе такое большое, что по нему можно было бы за кем-нибудь гоняться не меньше минуты. Воздух прохладный и слегка пахнет то ли жасмином, то ли сиренью, то ли одним из тех запахов ароматических палочек, которые никто на свете друг от друга не отличает.
Я подхожу к стойке ресепшена. Это намного приятнее, чем подойти к стойке в «Эверблю». Мне улыбается довольно привлекательная молодая женщина: красивая грудь, стройное тело, симпатичное лицо, забранные назад светлые волосы, идеально нанесенный макияж. Форма у нее темно-зеленого цвета. Белая рубашечка, на которой так легко поставить большое красное пятно. Интересно, что она скажет, если я попрошу ее эту рубашечку снять.
Я регистрируюсь и плачу за комнату наличными, протянув в качестве удостоверения личности кредитную карточку и карточку ATM. Потом я расписываюсь в учетной книге так же, как на карточках. Так как расплачиваюсь я наличными, нет необходимости считывать кредитку. Даже если карточки будут заявлены пропавшими, в отеле этого не обнаружат.
Номер 712. Беру ключи, которые, к сожалению, являются пластиковой карточкой, что может привести к определенным проблемам. Благодарю девушку, не зная, увижу ли ее когда-нибудь. Она тоже меня благодарит, несомненно, с той же мыслью.
Лифтер, с внешностью настолько неприметной, что этого едва достаточно, чтобы занять место под солнцем, поднимается со мной на седьмой этаж. Багажа у меня нет, но он все равно провожает меня. У него подавленный вид, думаю, потому, что выглядит он лет на сто, а работает лифтером. Ноги несут меня к двенадцатой комнате. Он берет у меня ключ, вставляет в замок, который отпирает дверь, издав тот же щелчок, что и замочки на моем портфеле. Открывает дверь и встает около нее, как будто имеет чертово право взять с меня чаевые. Как будто он заслужил десять баксов только за то, что соизволил меня сопроводить, даже не попытавшись завязать разговор. Я даю ему пять долларов, и он даже не благодарит меня. Закрываю дверь и иду к окнам. Перед глазами моими раскинут город в лучах солнца, заходящего за грозовые тучи.
Я решаю немного отдохнуть. Сняв ботинки и проветривая ноги в прохладном воздухе комнаты с кондиционером, пытаюсь поверить или, вернее, не хочу верить, что за пределами этой гостиницы у меня есть жизнь, состоящая из увечий, неразберихи и больше ничего.
Комната великолепна настолько, что у меня появляется мотивация разбогатеть только ради того, чтобы иметь возможность тут жить. Можно прожить в «Эверблю» неделю и заплатить меньше, чем за одну ночь здесь. Из большого окна открывается такой вид, что Крайстчерч кажется мне красивее, чем когда-либо. Кровать такая удобная, что я боюсь лечь на нее и больше не встать.
Проверяю ассортимент мини-бара: цены такие, что могли бы и убить кого-нибудь с более слабым сердцем. Кухня заполнена бытовой техникой, которую я понятия не имею, как использовать. Телевизор состоит из одного большого плоского экрана и пульта с сотней кнопок.
Я решаю рискнуть и ложусь на кровать. В результате минут сорок разглядываю потолок, позволяя своим мыслям посещать миры, в которых я уже неделями не бывал, встречаясь со старыми фантазиями, изобретая новые, пока наконец я не звоню домой, чтобы проверить сообщения на автоответчике. Секунду спустя я слушаю мужской голос из ветеринарной клиники, который напоминает мне, что у меня осталась кошачья клетка, мне не принадлежащая. Мне неинтересно, почему не позвонила Дженнифер. Верну клетку, когда все это будет позади.
