Пол Клив - Чистильщик
Может быть, речь о полицейских машинах? Может, Джо ей рассказывает, что водит их? Это было бы очень в духе большого ребенка. Салли не хочет портить эту мечту Эвелин. Достаточно того, что она здесь, вторглась в ее личное пространство. Даже сейчас ее мучает чувство вины и страх реакции Джо. Пытаясь ему помочь, она в конце концов лишь навредит ему, а он возненавидит ее.
— Конечно. Просто мне было интересно, как давно он умеет водить, вот и все.
— Расскажи о себе, Салли. Насколько я понимаю, ты не замужем?
— Нет-нет, не замужем.
— А семья у тебя есть? Другие братья и сестры? И чем ты занимаешься на работе у Джо? Ты его секретарша? Или моешь машины? Ты мойщица?
— Я живу с родителями, — говорит Салли, желая поскорее покончить с этой темой, чтобы вновь вернуться к обсуждению Джо. — Я не мою машины и не думаю, чтобы Джо этим занимался.
— Нет, конечно, он этим не занимается. С чего ему этим заниматься?
В ответ Салли пожимает плечами. А зачем уборщику секретарша?
— Так чем же ты занимаешься? — спрашивает Эвелин. — На работе, я имею в виду.
— Ну, я являюсь техническим персоналом. Я вроде как слежу за тем, чтобы все работало.
— О, это очень интересно, Салли. Нечасто встречаешь женщин-механиков. А ты хочешь когда-нибудь тоже заняться продажей машин?
— Продажей машин?
— Да. Ты хочешь их продавать?
Может быть, Джо мечтает продавать машины?
— Наверное, я никогда об этом не думала.
Она берет банку с кокой и делает большой глоток. Разговаривать с мамой Джо, оказывается, так же трудно, как иногда — с самим Джо.
— Дело в том, что я пришла поговорить кое о чем, что, как я подозреваю, происходит.
— Между тобой и Джо? О, но ведь это просто замечательно!
Салли откидывается на спинку стула, пытаясь не вздохнуть. Внезапно она понимает, что не сможет пройти через это. Джо создал для своей матери целый мир, и он хочет, чтобы она видела его в этом придуманном мире, и, несомненно, у него это заняло очень, очень много времени. А она может разрушить этот мир несколькими неосторожными словами. Нет, лучше с этим покончить. Ответа на вопрос, кто мог на него напасть, она тут все равно не получит. Салли снова набирает полный рот коки, чтобы поскорее покончить с этим и выбраться отсюда.
— Я знала, что Джо кого-нибудь встретит.
— Он действительно просто чудо, — говорит Салли, не зная точно, что еще сказать. И снова делает большой глоток. И еще один.
— После того как его отец умер, я не знала точно, как это на него повлияет, ну, вы понимаете, что я хочу сказать. Я думала, что это несколько выбьет его из колеи. Сделает его немного странным.
Салли кивает. Она не знала, что отец Джо умер.
— Джо стал таким тихим. Замкнутым. Через некоторое время он съехал отсюда. Вы знаете, что я никогда не была у него дома? Я беспокоюсь за Джо. Наверное, такова участь любой матери.
— Я тоже за него беспокоюсь. — Салли допивает свою коку. — Ну, мне, пожалуй, пора.
— Но вы ведь только что пришли.
— Я знаю. В следующий раз останусь подольше. Я просто заехала поздороваться.
— Вы просто замечательная девушка.
Эвелин провожает ее до выхода и открывает дверь. За те пятнадцать минут, что Салли провела здесь, ночь успела остыть.
— Джо рассказывал вам о Уолте?
— Уолте?
Салли стоит в проеме, обхватив себя руками, и слушает, как Эвелин пересказывает историю о Уолте. Когда история заканчивается, она благодарит маму Джо, а потом идет вниз по тротуару, к машине. Она сжимает руль в руках, но не заводит мотор.
Если верить Эвелин, то Джо — продавец. И Джо обкатывал машину, когда встретился со старым другом Уолтом.
Она сжимает распятие у себя на шее. Джо создал иллюзорный мир, чтобы его мать была счастлива. Что еще он создал? Джо — это нечто гораздо более сложное, чем кажется на первый взгляд, и ее это немного пугает.
37
Следующим утром мои внутренние часы будят меня, и я просыпаюсь еще одним славным утром в Крайстчерче — если верить какому-то старичку, зачитывающему прогноз погоды по радио. Вид из окна показывает нечто совсем другое — серое небо и тяжелые грозовые тучи на горизонте. Что наводит на мысль, что старичок либо спятил, либо пьян. Перед тем как уйти на работу, я некоторое время созерцаю кофейный столик. На нем лежит немного еды для рыбок. Вместо мертвого кота. Выхожу из квартиры и протягиваю мистеру Стэнли автобусный билетик. Сегодня он его пробивает. Воспринимаю это как предзнаменование. Хочу рассказать ему о своих золотых рыбках, сам не знаю почему. Я даже не знаю, есть ли ему до этого какое-нибудь дело.
Когда он высаживает меня напротив работы, мы машем друг другу рукой. Выхожу из автобуса под дождь. К обеду выглянет солнце. Гарантирую.
Погода в Крайстчерче: за один проклятый день сменяется пять времен года.
Салли отлавливает меня у лифта. Мы ведем бессмысленный разговор до моего этажа, но в общем и целом Салли выглядит довольно озабоченной, и вот она уже ушла.
У меня нет доступа в конференц-зал, поэтому в конечном счете я просто занимаюсь тем, за что мне платят. Пытаюсь не упускать из виду детектива Кэлхауна, когда он показывается поблизости. Пытаюсь понять, как он себя чувствует, но недостаточно хорошо его знаю, чтобы распознать, переживает ли он личностный кризис. Еще я поглядываю, не покажется ли Мелисса, но ее не видно. Я чищу, вытираю и делаю обычные вещи. Никто не обращается со мной сколь-нибудь необычно. Никто не окидывает меня взглядом, которого заслуживал бы серийный убийца.
В участке уже не слышно вчерашнего возбужденного жужжания, когда все думали, что расследование вот-вот ждет громкое завершение. Даже конференц-зал пуст. Я вхожу внутрь и осматриваюсь. Портрет, составленный с описания Мелиссы, висит на стене. Густые темные волосы, скулы, которых не видно (они скорее угадываются под толстым слоем щетины). Плоский нос, большие глаза, высокий лоб. На холодном расчетливом лице — неприятное выражение, как будто этот человек родился для того, чтобы быть преступником.
Фоторобот нисколько на меня не похож. Мои волосы тоньше, зачесаны назад, и я слежу, чтобы они были достаточно коротко подстрижены. Они действительно темные, и это единственное сходство с портретом, зато у меня высокие скулы без всякой щетины, и глаза у меня поуже. Я усмехаюсь портрету. Если это и зеркало моей личности, то в ответ он мне не улыбается.
На столе, рядом с папками, лежит нож. Он запакован в пластиковый пакет, который, в свою очередь, лежит в картонной коробке, и его уже изучили на предмет отпечатков пальцев, крови и ДНК. Если бы на нем нашли мои отпечатки, я бы уже знал. У всех сотрудников в этом здании снимают отпечатки. Стандартная процедура. Мелисса не врала. А вот сдать образец своего ДНК — это уже нестандартная процедура.
Я плотно сжимаю рукоять, чувствую ее холодок сквозь полиэтилен. Этот нож был украден у меня при таких обстоятельствах, которые я вряд ли когда-нибудь забуду. Этот нож был свидетелем в ту ночь, когда я пережил величайшее унижение в своей жизни, величайшую боль и испытал величайшую ненависть. Я быстро кладу его на место. Это уже не мой нож.
Не торопясь, прочитываю доклады. Проститутку, которую я оставил в переулке, опознали. Шарлин Мерфи. Двадцать два года.
Я бы предположил, что ей под тридцать. Проститутки быстро взрослеют. Но она побила все рекорды. Ее парень вне подозрения, потому что сидел во время ее убийства в тюрьме по совершенно другим причинам. Ее фотография висит на стене рядом с фотоснимками других женщин.
Вторая погибшая, Кэнди номер два, все еще не опознана.
Мне не нужна никакая информация, чтобы прихватить с собой, но тем не менее я почему-то собираю кое-что, скорее на память, чем с какой-то иной цель. Я также забираю кассету из диктофона в горшке с растением. Возвращаюсь в офис, после чего ко мне стучится и заходит Салли.
После обычных шуток Салли замолкает, как будто у нее закончились все слова, которые она сегодня помнила. Она просто стоит, как будто кто-то забрался внутрь нее и нажал на большую кнопку с надписью «выкл.». Проходит секунд тридцать, после чего она начинает оглядываться.
— Хороший сегодня денек выдался, — говорит она, но теперь нажата кнопка «автопилот», и она сама толком не знает, что говорит. Выглядывает в окно. Смотрит на потолок. На пол под скамейкой. Наконец ее глаза останавливаются на моем портфеле.
— Я забыла приготовить тебе сегодня обед. Прости, Джо.
— Ничего, не волнуйся.
Она продолжает смотреть на портфель, и я предполагаю, что она размышляет, сможет ли понравиться мне больше, если купит себе такой же. Салли пытается понять, будет ли мне приятно или обидно, если она купит портфель получше. Но правда в том, что, скорее всего, она вообще ничего не думает. Салли слегка хмурится, из чего можно сделать вывод, что что-то в ее голове все-таки происходит, но, судя по ее сморщившемуся лицу, единственное, что там происходит — это полная путаница. Как будто она хочет задать мне очень важный вопрос, но понятия не имеет, какой именно.
