Мишель Сланг - Холод страха
— Посмотри! — сказал он, указывая дрожащим пальцем.
Она посмотрела. На каменном полу рядом с пустой миской возле клеток, в которых они скорчились, лежало будящее надежду кольцо — кольцо тюремщика с ключами!
— Клю… — чуть не вскрикнула она, но "ш-ш-ш!" ее возлюбленного прервало этот возглас. Прижимая палец к губам, он хрипло прошептал:
— Ни слова! Ни звука! Это же Рука Провидения, не иначе!
И таким же шепотом она отозвалась:
— Не мели богомольной чуши на манер моего мужа, а достань ИХ!
Он просунул руку между прутьями, но ее длины не хватало. Он с трудом втиснул между ними плечо, не обращая внимания на боль, но все равно кончики его пальцев зацепляли только воздух, хотя и почти над самыми ключами. В конце концов, обессилев, он сдался.
Теперь она высунула руку между холодными черными железными прутьями, и ее тонкие изящные пальцы извивались змейками в попытке ухватить кольцо с ключами. Плебейски крякая, вульгарно ругаясь, она вытянула прелестную руку еще дальше, беспощадно расплющив одну круглую, подобную спелому плоду, грудь о прутья. Все ее тело заблестело от пота, несмотря на подземный холод темницы. И все-таки ее пальцы не коснулись дразнящих ключей.
Он, наблюдая за ее усилиями, прохныкал:
— Без толку… без толку…
Но она не собиралась так легко сдаваться. Выругавшись сквозь зубы в манере, не подобающей благородной даме, она теперь разогнула красивейшие, но затекшие от долгой неудобной позы ноги и, морщась от колющей боли в них, начала их протискивать сквозь прутья к металлическому кольцу с ключами, сулящему им спасение. Большие пальцы ступней сгибались и разгибались, стремясь коснуться ключей. Ее ноги протянулись дальше, так как теперь прутья клетки царапали и стискивали ее пышные бедра. Кусая губы, она стиснула прутья в кулаках, беспощадно нажимая животом и лоном на прут, разделяющий ей ноги, словно в попытке раздвоиться, охала от боли, а пальцы на этих ногах сжимались и разжимались, а пот градом катился по ее телу… И вот в конце концов ее усилия были вознаграждены — ее ступни сомкнулись на кольце, она ощутила желанные холодные стержни ключей между пальцами и медленно, осторожно начала придвигать кольцо ближе к клетке. Затем втянула в нее ноги, высунула руку, схватила ключи и откинулась на решетку сзади, скользкая от пота, смешанного с кровью из многочисленных царапин, задыхаясь, всхлипывая, но торжествуя победу.
Ее возлюбленный в соседней клетке, пожирая ключи почти сладострастным взглядом, прохрипел:
— Замки! Отопри замки!
Она попыталась вставить ключ в замок своей клетки, он не подошел. Она испробовала другой из двенадцати — снова не тот. И опять. И опять. Оба влюбленных сыпали ругательствами, а отчаяние вновь заползало в их души, заполняя огромную пустоту, оставленную вспыхнувшей было надеждой, пока она продолжала примерять ключ за ключом.
Десятый подошел! Она открыла заскрипевшую дверцу своей клетки и выползла на каменный пол темницы. Медленно, с мучительным трудом она поднялась на ноги и выпрямилась во весь рост, ослепительная в своей нагой красоте.
Затем она прошла мимо его клетки к двери темницы.
— Погоди! — вскричал он. — Ты оставишь меня здесь?
— Налегке доберешься дальше! — ответила она и отперла дверь темницы.
— Потаскуха!!! Отопри клетку!!!
Она ласково засмеялась и послала ему воздушный поцелуй.
— Я тебе нужен! — завопил он. — Нужен, чтобы одолеть стражников, украсть лошадей, еду, одежду. Если уйдешь без меня, я буду орать что есть мочи, перебужу весь замок, и тюремщик со стражниками схватят тебя, прежде чем ты доберешься до первой стены!
Она смерила его задумчивым взглядом. Затем с улыбкой вернулась к его клетке.
— Я тебя просто поддразнивала, — объяснила она и отперла его клетку.
— Я намерен поверить тебе, — пробурчал он. — Лахудра!
Они вместе открыли тяжелую дверь темницы. Бесшумно, быстро, едва дыша, они прошлепали босыми ногами вверх по каменным ступенькам тесной винтовой лестницы в оружейный зал.
Там в ожидании стоял сомкнутый строй стражников!
Нет, это им лишь почудилось! Перед ними стояли лишь железные доспехи, и щели забрал были так же лишены жизни, как пустые глазницы ухмыляющегося черепа внизу.
Они поднялись еще по одной лестнице и по-паучьи засеменили по темному, как котел смолы, коридору, который с каждым их шагом становился словно все уже, а потолок нависал все ниже, ниже, и они были вынуждены нагибаться все больше и больше, а потом стены настолько сомкнулись, что они уже не могли идти рядом, а вскоре вовсе поползли на животе в вонючем воздухе и непроницаемом мраке.
Казалось, миновал час, прежде чем они ощутили прохладу в воздухе и вскоре выползли в не менее темное место, где, однако, смогли встать на ноги. По-видимому, они оказались в каком-то туннеле. Они слепо побежали вперед и обнаружили, что находятся в подобии лабиринта. То и дело они стукались о каменные стены, а затем услышали журчание и поняли, что находятся в системе стоков или чего-то вроде. И вскоре они уже зашлепали по вонючей жиже, погружаясь в нее по щиколотки, затем она дошла им до колен и вскоре, ввергая их в панику, начала лизать им голые ягодицы.
Они словно целую вечность брели наобум, слыша писк крыс, видя среди тьмы их красные глаза, но вот пятнышко света далеко впереди вырвало у них хриплые возгласы торжества, и они побежали к нему очертя голову, разбрызгивая жижу, скользя, падая, снова поднимаясь на ноги в отчаянном устремлении к благословенному путеводному свету. Жижа теперь доходила только до их колен, а затем только до лодыжек — и вот они уже бегут по сухому полу, а пятно света становится все ярче, все больше… Наконец, испытывая боль во всем теле, чувствуя, что их легкие объяты пламенем, они выскочили из туннеля в…
В темницу. Ту самую темницу, из которой спаслись. Вот клетки, распахнутая дверь, болтающийся на цепях скелет и благодушный их тюремщик с увесистой дубинкой в руках улыбается им щербатой улыбкой.
— Уловка! — простонал трубадур, падая на колени.
— Верно, малый, — кивнул тюремщик. — Веселая уловка, чтобы скоротать время и отвлечь ваши мысли от всех ваших неприятностей.
— Сатанинская уловка! — закричала она. — Уловка, чтобы пробудить в нас надежду и тут же разбить ее! Гнусная уловка злорадного демона!
— Ну-ну-ну, — попенял ей тюремщик. — А теперь назад в ваши уютные гнездышки, да поторопитесь, не то мне придется переломать пару рук или ног вот этой… — И он многозначительно помахал дубинкой. Забрав кольцо с ключами из ее рук, он снова запер их в клетках.
— Совсем мы мокрые, а? Совсем мокрые, и голые, и от холода посинелые? — сочувственно осведомился тюремщик. — Подбодритесь! На заре тут будет жарко. — И многозначительным жестом, предварительно лукаво им подмигнув, он открыл шкаф и, вынув пару прутьев для клеймения, положил на скамью. Да-да, и жара, и огня будет вдоволь, — ухмыльнулся он и достал из шкафа два длинных острых лезвия, похожих на гигантские ножички для срезки заусениц. — И жара, и огня, и кое-чего еще, — добавил он, укладывая жуткие ножи рядом с прутьями. Затем он закрыл шкаф, прищурившись, оглядел страшные пыточные орудия и сказал: — Пожалуй, хватит. То есть на Первый День хватит. — Потом нарочно потряс кольцо с ключами, так что их лязганье разнеслось по всей темнице, и направился к двери со словами: — Уж на этот раз я ключей не забуду, как ленивый рохля. Доброй ночи, госпожа моя, доброй ночи, благородный юноша, а вернее сказать, с добрым утречком. Заря ведь займется, и часа не пройдет.
Дверь гулко захлопнулась.
Лицо герцога омрачила скорбь.
— Ты говоришь, мертвы? И она, и он?
— Да, обои, ваша светлость, — ответил тюремщик. — Сами себя прикончили. Я было отвернулся, а они руки меж прутьев просунули да и ухватили ножики, которые я по приказанию вашей светлости положил у них на виду. Да помилует Господь их душеньки.
Герцог перекрестился, отослав тюремщика, и обернулся к прелату с аккуратной тонзурой.
— Вы слышали, монсеньор? Мучимые раскаянием, в ужасе перед своим грехом они наложили на себя руки.
— И как самоубийцы, — торжественно возгласил прелат, — прямо отправились в Адское пламя, дабы там терпеть кару, бесконечно более суровую, чем казнь, на которую могли бы обречь их вы.
— Истинно, истинно! Бедные, ввергнутые в вечное пламя души, — сказал герцог. — А ведь, как вам известно, я не собирался причинять им ни малейшего телесного вреда.
— Ну, разумеется, нет. Такая жестокость повредила бы доброй славе, которая повсюду сопутствует вам.
— Эти жуткие описания якобы уготованных им кар, которыми по моему приказу потчевал их тюремщик, эти скелеты и все прочее имели лишь одну цель: в течение ночи исполнить их сердца ужасом и смирением. О, как я раскаиваюсь…
