Рик Рид - Одержимый
— Энни, о чем ты говоришь? Я пытаюсь обсудить с тобой нечто очень важное. Я нисколько не преувеличиваю, когда говорю, что это вопрос жизни и смерти.
Энн повела глазами.
— Пойми же, я не хочу говорить о... нем. И вообще он не способен причинить мне боль... ни мне, ни кому-либо еще.
Она говорила с несвойственной ей злостью: почему Ник не хочет ее понять? Энн помассировала пальцами виски, — ей вспомнился ночной голос, пропевший в домофон: «Я должен увидеть тебя».
Ник накрыл ее руки своими.
— О'кей. Ты хочешь уйти отсюда? Мы можем поймать машину и через несколько минут будем в Эванстоне. Но ты же не захочешь пойти ко мне домой... Там нет ничего интересного...
— Я хочу остаться здесь. Мне нравится этот бар. Он напоминает мне те бары, где я бывала, когда училась в колледже. — Энн изобразила ослепительную улыбку.
— Хорошо, — сказал Ник, откидываясь на спинку стула и закуривая сигарету, — о чем же мы будем говорить?
— Например, об этом баре. Что ты о нем знаешь?
Ник окинул взглядом тесноватый зальчик: деревянные столики на длинных ножках, разношерстная публика, низко свисавшие с потолка люстры, высокие табуреты перед покосившейся стойкой и за ней — зеркало, в котором отражались выстроившиеся в ряд зеленоватые бутылки.
— Я давно знаю этот бар. Я вырос недалеко отсюда, а мой отец был знаком с его владельцем. — Вспомнив отца, Ник с минуту помолчал. Он почувствовал, что Энн смотрит на него, удивляясь, почему его лицо вдруг стало таким хмурым. Он вздохнул и заставил себя улыбнуться.
— Так что же?
— Да... во времена моего детства это было особое место. Сюда приходили семьями и даже приезжали из соседних городков. Понимаешь, здесь отдыхали и обедали. Ничего особенного — обычный воскресный обед. Но мне казалось, что это были самые изысканные польские блюда, которые я когда-либо пробовал. По пятницам, когда отец работал ночью, мама посылала меня в этот бар за рыбными сандвичами к ужину. Я до сих пор помню коричневые бумажные пакеты, пахнущие рыбой.
— А где твои родители сейчас?
— Отца убили во время дежурства... он был полицейским. Мама живет на его пенсию во Флориде.
— Где именно?
— Недалеко от Тампы.
— Так вот почему ты стал сыщиком...
— Почему же?
— Потому что твой отец был полицейским.
— Да, думаю, поэтому. — Ник провел рукой по волосам и окинул зал пристальным, чуть ли не подозрительным взглядом, словно в нем вдруг проснулись отцовские гены.
— В чем дело? — спросила Энн.
Ник улыбнулся, довольно нервно, и закурил еще одну сигарету.
— Да нет, ничего. Просто нервы.
— Расскажи что-нибудь о своем отце. У твоих родителей были еще дети или ты один?
— О нет, я — один, совсем один. — Он стряхнул пепел с кончика сигареты и улыбнулся Энн. — Послушай, а не поменяться ли нам ролями?
— Нет, Ник, я тебе все уже давно рассказала. Я хочу услышать побольше о твоей семье. Например, где находился полицейский участок твоего отца...
— И дался же тебе мой отец...
Энн удивленно взглянула на него.
— Извини. — Ник уставился на поверхность стола, поковырял пальцем царапины на ней. Потом поднял глаза на Энн. — Я уже рассказал тебе кое-что, но есть такие вещи, о которых я никогда никому не говорил. Сейчас я расскажу тебе все, и больше не будем к этому возвращаться.
Энн пристально посмотрела на него, словно пыталась по выражению его лица разгадать тайну.
— Хорошо.
— Когда мой отец умер, я просмотрел его бумаги и нашел несколько писем.
Энн вздохнула с облегчением.
— У него был роман, да?
— Может быть, ты не будешь меня перебивать и позволишь мне рассказать до конца? — Ник остановился. — Да, в самом деле, у него был роман. Но этот роман был... — Ник-низко наклонил голову и долго смотрел на стол. Когда он снова взглянул на Энн, его лицо было красным, по щекам текли слезы. Он сердито смахнул их тыльной стороной ладони и почти выплюнул следующие слова: — Но этот роман был с одним малым. С мужчиной, понимаешь? Мой отец был педерастом. — Нику хотелось бы во время этого признания смотреть Энн в глаза, но он не мог и вновь опустил взгляд. — Я думаю, это продолжалось не один год. По профессии тот был фельдшером. Его звали Дэн Мак-Кинни. Господи, он приходил к нам домой по выходным.
Энн накрыла его ладони своими.
— Ну, все это не так уж страшно.
Ник продолжал:
— И знаешь, что самое забавное? Никто на свете никогда бы об этом не догадался. Они оба были здоровенными, сильными мужиками, эти геи. Они вместе охотились, ходили на рыбалку, на футбольные матчи.
— Я уверена, что твой отец был замечательным человеком.
— Что ты можешь о нем знать? — усмехнулся Ник. — Он и в самом деле был хорошим, добропорядочным... гомосексуалистом. Когда я это обнаружил, у меня было такое чувство, словно меня предали. Я понял, что никогда не знал его по-настоящему. Когда он умер, мне было шестнадцать лет, и я очень не хотел быть похожим на него. Суди, что получилось.
Некоторое время они молчали, слушая музыку.
— Мне кажется, что я стал сыщиком действительно из-за него. Но не по тем причинам, о которых ты думаешь. Отец научил меня внимательно присматриваться к людям. Он говорил, что каждый человек — тайна и что на поверхности может плавать не только дерьмо. — Ник наконец отважился взглянуть ей в глаза. — А у тебя какие секреты, Энни?
Энн судорожно вздохнула.
— У меня нет секретов, — сказала она и подумала, как ей хотелось бы, чтобы Ник нашел Джо и заставил ее забыть о нем. Или, по крайней мере, был с ней до тех пор, пока ей не станет лучше и она сама сможет позаботиться о себе.
Ник даже не подозревал, что она напугана. Временами Энн вставала и прохаживалась из угла в угол, окидывая зал напряженным взглядом — она боялась увидеть того, кого не хотела видеть... Она боялась даже звука собственного голоса. А дома на полную мощность включала проигрыватель, потому что ее пугала тишина. Ник взял ее руки в свои и сжал их. Она подняла на него глаза.
— Энни, — мягко сказал он, — нам необходимо поговорить о Джо.
— Но почему?
— Потому что мы должны что-то предпринять, пока он не причинил зла кому-нибудь еще.
— О, но у нас ведь нет полной уверенности, что он кого-то убил. — Энн улыбнулась, но улыбка была какой-то жалкой.
— Такая уверенность есть, во всяком случае, у меня. Да и ты знаешь тоже, что это так и есть. Я знаю, как трудно взглянуть в лицо фактам, но мы должны, как это ни печально, признать: Джо вполне может быть тем самым убийцей.
— Джо не мог бы никого убить. Он слишком чувствителен для этого.
— Энн, вслушайся в то, что ты говоришь! Ты же сама не веришь этому.
— Нет, верю. — Энн смотрела в стол. Когда она снова подняла на него глаза, они казались стеклянными от переполнявших их слез... — Можно мне еще пива? — спросила она. Ник с шумом выдохнул воздух.
— Конечно, я тоже выпью кружку. Но когда я принесу пиво, мы поговорим о Джо. Так сказать, откровенность за откровенность.
— О'кей.
Ник прошел через зал, который постепенно заполнялся людьми. В углу, на небольшой сцене, расположился джаз-оркестр, и Ник слышал, как музыканты настраивали гитары и проверяли микрофоны. Погромыхивал барабан. У стойки Ник заказал две кружки пива.
Когда он вернулся к столу, Энн там не было — она ушла. Проклятье, я должен бы знать, что этим и кончится, подумал он, оглядывая переполненный зал и со стуком ставя обе кружки на стол. Парочка, сидевшая за соседним столом, покосилась на него. Мужчина улыбнулся и что-то прошептал своей спутнице.
Ник тяжело опустился на стул и сделал большой глоток пива. Он уже собирался надеть пальто, как вдруг увидел Энн, пробиравшуюся к нему сквозь толпу. Он с облегчением вздохнул. Глядя на нее, Ник подумал, какое невероятное счастье свалилось на него, что такая прекрасная женщина с ним. А еще он подумал о том, что, если бы не определенные обстоятельства, они бы никогда не встретились.
— В чем дело? — спросила она с улыбкой. — Ты думал, что я ушла и оставила тебя одного?
Ник не ответил, только пододвинул к ней кружку с пивом. Она сделала глоток и сказала:
— Все в порядке, Ник. Не расстраивайся, пожалуйста. Честное слово, я не могла бы бросить здесь тебя одного! — Она засмеялась. — Ты — мой спаситель. — Оглянувшись на музыкантов, уже настроивших инструменты, она спросила: — Правда, они хороши, ты слушал их?
— Я не знаю, какие они, потому что никогда их не слышал. И пожалуйста, Энни, не начинай снова.
— Не начинать чего? — На лице Энн появилось выражение оскорбленной невинности.
— Ты позвонила мне и сказала, что мы должны поговорить. Мы встретились и... — Голос Ника заглушили звуки оркестра, игравшего «Оранжевый цветок». Музыканты и в самом деле играли хорошо, особенно девушка-скрипачка. И играли они так громко, что Ник представил себе, как они с Энн, перекрикивая музыку, обсуждают вопрос: действительно ли Джо Чикагский Резак. Им же придется орать во весь голос, чтобы расслышать друг друга. Парочке за соседним столиком наверняка будет очень интересно.
