Рик Рид - Одержимый
— Нет, это не поможет! Можете выложить хоть все содержимое вашего кошелька. — Она спрятала банкноту в бюстгальтер. — А теперь убирайтесь из моего дома!
— Мисс Янг, я прошу вас...
— Убирайтесь, или я вызову полицию.
— Мы не желаем ему ничего плохого. Мы просто хотим помочь ему. У него могут быть большие неприятности.
— Мне это безразлично. Я уже сказала вам, я его не знаю.
Позже Ник позвонил Энн из телефонной будки в Бервине. Сказал, что Пэт Янг что-то знает, но не хочет ни о чем говорить. Он попытается не упускать ее из вида.
— Рано или поздно Джо придет к ней. У меня такое предчувствие, и я знаю, что я прав.
Глава 22
Из дневника Джо Мак-Эри (без даты):
«Он жаждал крови. Весь мир внезапно стал кроваво-красным. Его преследовал этот цвет, он повсюду видел льющуюся кровь. Она потоком лилась из лампы, горевшей в витрине мебельного магазина, она рвалась вверх, подобно некому кровавому извержению. Маленький мальчик остановился у фонтанчика, чтобы напиться воды, внезапно у него пошла носом кровь. Он склонился над упавшим мальчиком и стал жадно сосать и слизывать его кровь с подбородка и щек, кровь капала на рубашку. Все животные в Линкольнском зоопарке выставляли напоказ свои открытые раны. Из некоторых ран кровь лишь сочилась, из других, где были повреждены артерии, била струей. Звери не боялись его, он перепрыгивал через ограду: звук льющейся крови казался ему песней сирены.
Он должен напиться крови.
По улицам текла кровь. Падающий снег смешивался с кровью и становился розовым. Кирпичи домов тоже казались обрызганными кровью. Он остановился поблизости от городского вокзала. Здание кровоточило, линия стыка фундамента с первым рядом кирпичей набухла кровью. Он удивлялся, что многие пассажиры, заметив его, отскакивали в сторону и начинали ловить такси. Им хотелось поскорее добраться до дома. Как странно — он все время старался спрятаться в тень, но они замечали его и в тени. Он наблюдал за теми, кто шел по туннелю, ждал, когда кто-нибудь подойдет ближе. И дождался: к нему подошла женщина.
Он разглядел ее. Негритянка. Пушистая кофта из искусственной шерсти, стоячий воротничок блузки. Копна темных волос, как будто слегка припорошенных снегом. Мини-юбка и туфли на высоком каблуке. Даже в темноте он разглядел безупречную форму ее ног, которую подчеркивали тонкие чулки. Приятная тяжесть в брюках подсказала ему: это ОНА. Он никогда еще не пробовал негритянской крови, хотя и знал, что она горячее, чем у белых.
...Она идет одна, ее губы чуть-чуть подрагивают. Он ждет, когда она войдет в темноту туннеля, а со станции уйдут несколько пассажиров, опоздавших на поезд и задержавшихся на вокзале. Он ощущает в кармане ледяную сталь складного скальпеля. Резать, резать!.. Он улыбается. Некоторое время она стоит неподвижно, а потом оглядывается на него через плечо. Он замечает в ее глазах страх. И замечает еще кое-что, белки ее глаз краснеют, наливаясь кровью. Она уже готова!
Он идет, стараясь ступать как можно тише, и как бы слышит ее мысли: «Проклятые туфли».
Время! Он догоняет ее неожиданно легко. Она оборачивается к нему, замирает.
— Что вам надо? — спрашивает она с вызовом, но это показная храбрость. Он не отвечает, да и она уже сама понимает, что обречена, что от него нечего ждать пощады. Он подкрадывается к ней сзади, одной рукой внезапно хватает за горло, а другой зажимает ей рот. Скорее туда, где сгустилась тень! Он тащит ее в горячую красную темноту. Почему-то люди считают, что темнота черная, но он знает правду: она ярко-малинового цвета. Это — цвет запекшейся крови. Она пытается сопротивляться, но он гораздо сильнее. Одной рукой он достает складной скальпель, другой — продолжает держать за горло. Тонкая как луч улыбка появляется у него на лице, когда стальное лезвие входит вглубь. Она задыхается, кашляет, разбрызгивая кровь. Он целует ее. Она падает. Он перерезает ей горло».
В вечернем выпуске «Чикаго трибюн» была опубликована статья под крупным, набранным жирным шрифтом заголовком: «ВБЛИЗИ ЧИКАГСКОГО ВОКЗАЛА УБИТА ЖЕНЩИНА» В этой статье подробно описывалась очередная трагедия. Убита Элизабет Роулингс, двадцати шести лет. Возвращаясь домой с работы (она служила в одной из контор окружной дороги), Элизабет шла по Коттедж-Гров-авеню. На станции метро, прежде чем спуститься вниз, к поездам, она зашла в находящийся там магазин и купила пачку сигарет. Кассир был последним, кто видел ее живой. Женщина зарезана тем же способом, какой уже известен чикагской полиции по ряду других убийств, совершенных в городе минувшей зимой.
Заголовок в «Чикаго сан таймс» кричал: «ЗВЕРСКИ УБИТА ЖЕНЩИНА, МАНЬЯКА ИЩУТ». В газете также давалась фотография женского тела, накрытого простыней. Этот снимок был сделан на месте преступления перед тем, как убитую перенесли в прибывшую санитарную машину. Кроме того, на вкладном листе была помещена фотография заплаканной матери убитой.
Ближе к вечеру того же дня чикагские сыщики уже не сомневались, что оба убийства в Бервине и это чикагское убийство — дело рук одного и того же человека. Специалисты подтвердили, что раны всем трем жертвам нанесены одним и тем же орудием, хотя они и не могли сказать точно, каким именно. Большинство считало, что убийца использовал лезвие бритвы. Частицы кожи, обнаруженные под ногтями всех трех жертв, были идентифицированы и сопоставлены: они принадлежали одному человеку. Каждая из убитых женщин потеряла очень много крови, но на месте преступления ее почти не было. Этот факт более всего озадачил чикагский департамент полиции — куда девалась кровь? А сыщики, занимавшиеся этим делом, — будь они честны друг перед другом и перед прессой, — могли бы признаться, что боятся даже думать о том, чем все это кончится.
В полночь, во время пресс-конференции, мэр Чикаго заявил, что при департаменте полиции Чикаго сформирована специальная следственная группа и что убийца будет арестован прежде, чем успеет совершить новое преступление. Он разослал официальные уведомления всем своим службам; в этих уведомлениях говорилось о том, что, если у кого-либо возникнет малейшее подозрение, он должен как можно скорее связаться с департаментом полиции Чикаго или Бервина. Для этого установлена специальная «горячая линия», ее номер будет подключен к сети утром следующего дня.
Белла, мать Элизабет Роулингс, пристально смотрела на двух малышек своей дочери, на двух внучек. Они жили все вместе в маленькой двухкомнатной квартирке, которую Элизабет снимала на свой ничтожный заработок. Что теперь будет с девочками? Я слишком стара, думала Белла, у меня не хватит ни сил, ни средств, чтобы поднять их на ноги. Где же тот добрый человек, который смог бы о них позаботиться?..
Плача, она тяжело опустилась на стул. Дети недоуменно взглянули на нее. Они играли на полу бутылочками из-под оливкового масла, строя из них небоскребы и дома для маленьких игрушечных человечков. Баба — она всегда помогала им строить. Их темные глаза смотрели удивленно, непонимающе. Они не могли понять, почему мама все никак не придет с работы и почему баба все время плачет.
Белла поднялась со стула и прошла из кухни в комнату. На телевизоре стояла фотография, на которой они были сняты все вместе. Этот снимок был сделан в Сирзе, и Элизабет выпросила его для себя. Белла вспомнила, как дочь однажды сказала:
— Когда-нибудь мои девочки станут взрослыми. У них будут свои дети. Глядя на эту фотографию, я буду вспоминать, какими они были в раннем детстве.
— Я тоже буду помнить, деточка, — прошептала Белла, поглаживая рамку фотографии.
Энн собрала все газеты, имевшиеся в квартире, и выбросила их в мусоропровод, зашелестела бумага, хлопнула крышка, и все смолкло. Она прочитала все заметки в газетах и записала телефон «горячей линии». Посмотрела все телевизионные новости, слушая, как диктор перечисляет женщин, убитых этой зимой неизвестным маньяком, которого называли Чикагским Резаком.
Было уже поздно, три часа ночи, и Энн решила отложить просмотр оставшихся фотографий до утра. Она легла в постель, желая только одного — чтобы Ник был рядом с ней, поддержал ее и убедил, что этот ужасный Чикагский Резак, которого все ищут, не Джо. Она устроилась поудобнее, закрыла глаза и попыталась отогнать мрачные мысли — надо думать о чем-нибудь приятном. Но через несколько минут Энн вновь открыла глаза и стала напряженно всматриваться в темноту спальни.
Бесполезно, подумала она, сбрасывая одеяло и поднимаясь с постели. Прошла в кухню, налила в кастрюлю молока и поставила на плиту. Пока грелось молоко, она села за кухонный стол и попыталась доказать себе, почему Джо не мог быть Резаком. У него не тот характер, думала она, он ведь очень чувствительный, мягкий, даже не грубил никогда. Когда они учились в колледже, ему досаждали мыши, но он просто не мог поставить мышеловку. Как же он может убить человека? Но, говорила она себе, ведь она знает его не со школьной скамьи.
