Владислав Виноградов - Налог на убийство (сборник)
И после смерти Хлое не было покоя. Чтобы труп никогда не всплыл, «шестерки» бандитов проделали с телом несколько варварских операций.
– Жалко, богатый товар пропал! – стукнул в лед каблуком Чуй, гонявший льдинку по краю проруби. – Спортсменка, комсомолка, артистка!
– Просто центровая блядь, – хмуро заметил Ноздря, пребывавший в отходняке, и способный в этом состоянии вспомнить прошлое и ударом бритвы рассечь человеку горло за один косой взгляд. – Сейчас двигаем ко второй такой же. Только ты на нее не западай.
– Почему это? – удивился Чуй.
– Пусть сначала прометет за нас хвостом [104] .
– Ну а после?
– Как карта ляжет. Может, после она на луне [105] окажется.
Луна – полная, словно перезрелая красотка, еще бледная в свете дня, – как раз поднималась над курчавым от инея лесом.
Чуй посмотрел на луну и сказал:
– Не понял.
На льду пригородного озера Чуй давал дуба в своем пижонском пальто, не предназначенном для боевых действий в составе организованной бандитской группы. Но мысль о потерянных деньгах придавала злобы, от которой холодело под ложечкой. Таким образом, температура внешняя и внутренняя выравнивались, способствуя кислотно-щелочному балансу.
Ноздря был упакован более подходяще. Ему не сквозило. В отличие от Чуя, он знал, что надо делать, и еще надеялся вернуть конфискованную цветными дурь.
– Чего ты не сечешь? – переспросил он компаньона, чей цвет лица явственно напоминал сливу, перекликаясь с его же сизо-лиловым галстуком. Такую двухмастную гаврилку могли сочинить только пидоры. Не зря и назывался такой стиль, по словам Чуя, «пи-колор».
– Да про эту, мать ее, луну.
– И мы туда когда-нибудь да вспрыгнем, – философски заметил Ноздря, вдруг подумавший, что пора ему ремонтироваться по 5-му номеру [106] , как советует Ноздря – старинный его подельник, сам прошедший через это. – Я к тому, что телку мы пошлем не передком подмахивать, а на мокрый грант [107] . Схлопочет муху, и прощай навеки.
При этом оба невольно посмотрели вниз. Подо льдом, последний раз мелькнув, в непроглядную стынь и вечность кануло тело стриптизерши, «вспрыгнувшей на Луну».
Джип «Монтерей» встретил бандитов теплом хорошо прогретого салона. На переднем сиденье деловой Скотч, надев нитяные перчатки, крепил глушитель к стволу ТТ. Это был «тип 88», дешевая китайская модель, которую не жалко скинуть после дела. Данный конкретный экземпляр уже окупил себя, отработав вчера по начальнику службы безопасности Стена-банка. Сегодня «китаец» имеет все шансы установить рекорд рентабельности…
Скотч действовал осторожно, чтобы не стереть отпечатки пальцев Людмилы Стерлиговой. Он уже все знал об этой женщине: адрес, место работы, элитный детский сад, именуемый пансионом, где шестилетний Кирилл доламывал очередную дорогую игрушку. Бабенка не сорвется с крючка!
Скотч невольно обернулся к окну джипа, бросив взгляд на Байстрюковское озеро. Труп уже достиг дна. Летом здесь проходят фестивали туристической песни, на берегу горят костры и не протолкаться от таких же дурех, которые не дружат с головой.
– Двигаем отсюда, чего ждать! – нервно сказал Чуй.
Мощный «Монтерей» развернулся, ломая прибрежный кустарник. Ноздря, кивая на луну, косо плывущую в окне джипа, повторил запавшую в голову мысль:
– Все там будем.
– Где? – не понял на этот раз Скотч.
– На Луне. Все когда-нибудь мы там пересечемся.
Скотч ухмыльнулся:
– А, ты в этом смысле… Ну, конечно.
– Хорош железом хвастаться [108] , – перебил Ноздря. – Погнали! Мы должны забрать скорпиона [109] раньше, чем телка щекотнется [110] .
– Успеем, – заверил Скотч, пряча в тайник под сиденье пистолет с уже присоединенным глушителем. Потом на это просто могло не найтись времени.
3. Город, которого нет
Об увольнении ей сообщила Кайеркан – с каменным лицом и злорадным огоньком в глазах:
– Положенные по КЗОТу две недели можешь не отрабатывать. Мы их оплатим просто так, и прямо сейчас. Прощайте, госпожа Стерлигова! Надеюсь больше с вами никогда не встречаться!
– Взаимно, – ответила Людмила, выпрямив спину. Блондинкам идет черное. Вот и сегодня она была в черной полупрозрачной водолазке, плотно облегавшей грудь. Вещица пришла к ней из секонд-хенда, удивительно ладная и ловкая, и на одной из вечеринок подвыпившая Кан-Кан хотела даже купить ее у Людмилы. На каковое предложение подчиненная легкомысленно заявила, что дело не в свитере, а в том, что под ним.
Теперь Кан-Кан припомнила ей и ту вечеринку, и роман с Безверхим – короткий и безрадостный, но все же имевший место и принесший больше, чем она сможет заработать за оставшуюся жизнь… Может быть, обратиться сейчас к нему?
– Про Юрика теперь забудь, – тут же отреагировала Кан-Кан, про которую говорили, будто она читает мысли по колебанию ресниц. – У него своих проблем выше головы… если у Всадника Без Головы такое возможно.
При этих словах Кайеркан усмехнулась:
– Видишь, у меня информация поставлена четко! Знаю, что это ты придумала мне прозвище Кан-Кан. Спасибо, кстати, очень остроумно, и Юрику понравилось.
– Надеюсь, ему пока не осточертел и сам танец в твоем исполнении! – хлопнула дверью Людмила, отрезая пути к отступлению. Вслед на быстрых крыльях ненависти летел пронзительный голос Кан-Кан:
– Все лучше, чем крутить сиськами перед сворой кобелей в паршивой забегаловке! Вон, блядь ты этакая! Чтоб ноги твоей… И пропуск сдай сейчас же!
Пропуск Людмила не сдала – со Всадником Без Головы надо бы поговорить. Мужик слабый, разнюнится, даст денег на Кирюху… И они вместе уедут в Ленинград!
На лифте Людмила спустилась в подвал, своим ключом открыла железную дверь тира. Сказать по правде, она здесь провела немало хороших минут. В стрельбе по силуэтам ей нравились стремительность и сосредоточенность. Они как будто плохо сочетаются, но Людмила обожала не сочетаемые вещи. В моде такой стиль называется «Виноградная гроздь».
Вот и характер у Людмилы Стерлиговой был такой: отовсюду как бы нащипано по ягодке.
В пустом тире отчетливо постукивали каблуки сапожек. Не задерживаясь на рубеже открытия огня, Людмила прошла к заднику, обшитому толстыми сосновыми досками. За одной из них – третьей от пола, и поэтому почти не исклеванной пулями, был тайничок…
Из тира Людмила Стерлигова уходила с заметно потяжелевшей сумочкой. Узкий ремешок надавливал ей плечо, но это было приятная тяжесть, успокаивающая.
За проходной «Волжской твердыни» на женщину набросился ветер. Со всей пролетарской ненавистью он прилетал со стороны памятника героям-чапаевцам, своими острыми сабельками покрошивших тысячи оппонентов передовой теории марксизма-ленинизма. Одна Анка-пулеметчица как отличилась в боях за светлое будущее: на многие десятки лет выкосила огромную брешь в рядах злейшего врага победившего пролетариата – русского народа.
Людмила посмотрела на смутный силуэт тачанки, и на секунду ей почудилось, что это она – за пулеметом. Она, готовая с одинаковой страстью грешить и молиться, отплясывать на залитом ярчайшим светом подиуме и стрелять по силуэтам.
…– А Кирилла забрал ваш сотрудник.
– Что, какой сотрудник? – не поняла Людмила, сердце сжалось от нехорошего предчувствия. – Как вы могли!.. Как вы могли отдать моего сына незнакомым людям!
– Успокойтесь, мамаша, – вышла на крик директриса – подтянутая дама старой советской закалки. – Никто вашего мальчика, кстати, хулиганившего сегодня больше обычного, никому не отдавал. За ребенком подъехал интеллигентный мужчина из вашего банка, и Кирилл сам попросился у него посидеть за рулем. Машина на нашей стоянке, так что паника совершенно ни к чему!
Садик был крутой, элитный, с бассейном и собственной автостоянкой, не садик – «Колледж для детей младшего возраста».
Людмила побежала к серебристому джипу «Монтерей», действительно, мирно стоявшему на площадке. И снова ей сделалось не по себе. В банке, насколько она помнила, ни у кого такой игрушки не имелось. Да и с чего кто-нибудь вдруг решил бы озаботиться проблемами операционистки, к тому же уволенной?
Но рядом с «Монтереем» маячил силуэт охранника, и Людмила сбавила шаг. Может быть, это Вадим? В финансовой разведке есть джипы – все же это не самая бедная организация.
Сплошь тонированные стекла четырехколесного монстра вернули подозрения. А что, если?.. Да нет, не может быть! Убили Костомарова и пытались изнасиловать ее на лестнице грязные ублюдки, черная рвань…
Дверца джипа гостеприимно распахнулась навстречу Людмиле. На нее дохнуло сухим теплом и запахом парфюма «Хуго Босс». Кирилл действительно сидел за рулем на коленях хорошо одетого мужчины, воодушевленно напевая ставшую любимой песенку:
– Нинка как картинка с фраером плывет! Дай мне, Керя, финку, я пойду вперед!.. А, мама, смотри, эти дяди разрешили мне порулить!
Два других «дяди», расположившиеся на заднем сиденье, не внушали Людмиле доверия. И правильно, потому что в руках одного из них, с поломанными борцовскими ушами, вдруг зловеще блеснуло тонкое стальное кольцо.
