Дональд Уэстлейк - В колыбели с голодной крысой
— Положите свой бумажник на стол и сядьте. — И он жестом указал на стул возле стола.
И снова я сделал все, как мне было сказано. Я сидел на стуле, Джерри и остальные стояли справа от меня, привалившись к стене, а я наблюдал, как пожилой роется в моем бумажнике.
— Пол Стендиш, — сказал он. Стенографист принялся писать. — Зачетная книжка студента Монекийского колледжа. Вы там учились?
— И до сих пор учусь, — уточнил я.
— Тогда что вы тут делаете?
— В Монекийском колледже мы полгода учимся, а полгода занимаемся практической работой по специальности.
— Какова ваша специализация?
— Экономика.
— М-м-м. Где ваш воинский билет?
— Я уже отслужил в армии. Три года.
— Вы были добровольцем?
— Совершенно верно.
— Наверное, вы слишком часто проявляете добрую волю. — Он закрыл мой бумажник и кинул его мне. Он упал на пол, и я встал, поднял его и убрал в карман.
— Когда-нибудь прежде попадали в переделку? — спросил он.
— Нет, сэр, — сказал я. Я не собирался говорить “сэр”, но это произошло непроизвольно. Я мысленно дал себе зарок не допускать подобных ляпов.
— Отлично. — Он повернулся в кресле и сказал:
— Расскажите нам подробно обо всем, чем вы занимались сегодня. В течение всего дня.
— Я встал около восьми. Мы поехали в закусочную “Сити Лайн” позавтракать около половины десятого. Потом мы ездили по городу, наверное до половины второго или двух. Потом мы поехали навестить мистера Чарлза Гамильтона, но его не оказалось дома. Мы побеседовали с его женой и договорились, что мистер Гамильтон заедет к нам в мотель около семи вечера, поэтому мы вернулись в мотель и стали его ждать.
— Когда вы приехали в мотель?
— Точно не могу сказать. Наверное, что-нибудь в половине третьего, может, раньше.
— И все время оставались там?
— Около пяти я сходил за гамбургерами и кофе на обед.
— Как долго вы отсутствовали?
— Может быть, пятнадцать минут.
— А ваш партнер, этот Килли, он был в номере, когда вы вернулись?
— Да.
— Выходил ли он куда-нибудь в течение всего этого времени?
— Нет, потому что он ждал прихода мистера Гамильтона.
— Откуда вы знаете Гамильтона?
— Я его не знаю.
— Откуда Килли его знает?
— Он его тоже не знает. Мы просто...
— Откуда вы знаете, что он его не знает?
— Ну, мы просто...
— Как долго вы знакомы с Килли?
— Всего пару дней.
— Значит, он мог быть знаком с Гамильтоном годы, а вам об этом ничего не известно.
— Он бы упомянул об этом.
— Вы уверены?
— Ну, конечно, я уверен.
— М-м-м. О чем вы хотели говорить с Гамильтоном? Я колебался. Враждебность полиции по отношению к нам можно объяснить только нашей причастностью к АСИТПКР. Эти люди не знают, какой я студент, какой ветеран, какой сын, какой человек вообще; они знают только, что я служащий АСИТПКР. Поэтому я не знал, что можно, а чего не следует мне рассказывать, а потому ответил расплывчато:
— О профсоюзных делах.
— О каких профсоюзных делах?
— Послушайте! — Я взглянул на тех двух у стены. У них был скучающий вид, и они даже не смотрели в мою сторону. И я сказал:
— Послушайте, зачем вы задаете мне все эти вопросы? Вы считаете, что я...
— Я задаю вопросы, — оборвал он меня. — Вы отвечаете.
— Нет, — сказал я.
Он удивленно вскинул бровь:
— Что вы хотите сказать этим “нет”?
— Идите вы все к чертям! — сказал я. Не потому, что такую модель поведения мне подсказали учебники или лекции, а потому, что даже младенец может попасть пальцем в глаз крысе. Что может сделать крыса хуже того, что задумала?
Он разозлился.
— Следи за своими словами, мальчишка, — сказал он. Я сложил руки на груди и стал смотреть в окно.
— Ну-ка, послушай, — сказал он, — я обходился с тобой по-доброму, но могу и проявить крутость, так что смотри, все зависит от тебя.
— По-доброму? Этот ваш негодяй разорвал мне чемодан, истоптал одежду и сломал пишущую машинку моего друга. И вы называете это добрым отношением? Вы арестовали меня без каких-либо оснований и заперли здесь...
— Я не арестовывал тебя, — сказал он.
— Хорошо. Я пошел домой. — Я поднялся с места.
— Садись. Тебя привезли сюда для допроса. Я стоял, глядя на него в упор:
— По какому поводу?
— Сначала сядь, — сказал он.
— Черта с два! Я...
Кто-то больно схватил меня за плечо и толкнул на стул. Я оглянулся и увидел Джерри. Он, ухмыляясь, смотрел на меня сверху вниз, и у меня непроизвольно сжались кулаки.
— Ты ведь не хочешь схватиться со мной, дружище?
— Прочь руки от меня.
— Ладно, Джерри, — сказал пожилой полицейский. Джерри отпустил меня и снова привалился к стене. Пожилой сказал мне:
— Лучше умерь свой пыл, парень. Ты можешь схлопотать большие неприятности.
— Простите, — сказал я. — Я просто к такому не привык. В городе, где я вырос, полицейские были порядочными людьми.
Он ударил ладонью по столу.
— Думай, что говоришь! Никто не просил тебя и твоего хитрожопого друга приезжать сюда и провоцировать неприятности...
— Какие неприятности? Мы немного поездили по городу и поговорили всего с одной женщиной, чей муж просил нас приехать сюда. Так о каких неприятностях вы говорите?
Но он снова взял себя в руки.
— О том промежутке времени, когда ты выходил за гамбургерами и кофе, — сказал он. — Ты сказал, во сколько ты ушел?
— Точно не знаю. Около пяти часов.
— А во сколько вернулся?
— Я полагаю, через четверть часа. Я отсутствовал не более пятнадцати минут.
— Точно ты не знаешь, сколько именно?
— Нет.
— Но в то же время ты точно знаешь, что это заняло пятнадцать минут.
— Около пятнадцати минут.
— Двадцать минут?
Я пожал плечами, не видя в этом большой разницы — пятнадцать или двадцать минут. Мое раздражение нарастало.
— Может быть.
— Может быть, полчаса?
— Нет, не так долго. Я уже вам сказал, около пятнадцати минут.
— Ты ходил пешком?
— Нет, на машине.
— Когда ты ушел, было пять часов.
— Да.
— Точно?
— Откуда я знаю? Около пяти, это все, что я знаю.
— К твоему сведению, — сказал он, — ты точно так же мог выйти и в половине шестого, вместо пяти, и не возвращаться до шести. Не так ли?
— Нет, когда я ушел, было около пяти, и около пяти пятнадцати я вернулся назад.
— М-м-м. Какой револьвер у этого Килли?
— Я вообще не знаю, есть ли у него револьвер.
— Ты никогда его не видел?
— Нет.
— Он просто говорил тебе об этом.
— Он ничего не говорил об этом.
— Тогда откуда у тебя представление о том, что он у него есть?
Я собирался ответить. Но заставил себя ухмыльнуться.
— Вы заочно изучили курс психологии, не так ли? Это вы подали мне идею, что у него есть револьвер. Вы принимаете меня за одного из ваших местных простачков.
— Все люди здесь простачки, не так ли?
— Пока я встречал только таких. На этот раз он не впал в ярость. Вместо этого он улыбнулся и сказал:
— Ты смышленый парень, образованный. Скажи мне, почему тюрьму называют “холодильник”?
— Не знаю. Ну, так почему, мистер Собеседник, тюрьму называют “холодильник”?
Но и эта моя издевка не взбесила его.
— Потому что она дает умникам возможность остыть. А тебе это как раз и требуется. — Он взглянул на Джерри. — Лучше отведи его ненадолго наверх, — сказал он.
— Я имею право на телефонный звонок! — закричал я.
— Да, я знаю, но телефон не работает.
Джерри подскочил ко мне сзади и уже протянул руку, готовясь схватить меня. Я оттолкнул его руку и встал. Он был примерно на дюйм выше и фунтов на тридцать тяжелее меня. К тому же по виду он был драчун и скандалист, а я таковым не был и никогда не буду, но я искренне верил в то, что сказал ему:
— Только дотроньтесь до меня, и вашему другу придется отцеплять меня от вас.
Джерри засмеялся в ответ, глядя сквозь меня на пожилого полицейского.
— Вспыльчив как порох, не так ли?
— Я заметил это.
Он кивнул, усмехнулся и попятился, чтобы пропустить меня к двери.
— Ладно, ваше высочество, — сказал он. — Ведите себя хорошо, и у меня не будет ни малейших причин дотрагиваться до вашей нежной белой кожи. — Он распахнул дверь и насмешливо поклонился, пропуская меня в коридор. — Сюда, — сказал он. — Будьте добры.
Глава 6
Третий этаж этого здания попросту не поддается описанию. Представьте себе старое здание вроде этого. Если убрать на целом этаже все внутренние стены и перегородки, у вас получится огромное пространство в виде прямоугольника, замкнутое во внешних стенах. Внутри этого прямоугольника сооружается металлическая коробка, нижним и верхним основанием которой служат перекрытия здания, а стены примерно на три фута ниже внешней стены здания. Таким образом, вокруг коробки получается своеобразный коридор. Одна стена коробки сооружается из вертикальных металлических прутьев, чем обеспечивается свободный доступ туда воздуха, а в противоположной стене имеется металлическая дверь с маленьким окошком из армированного стекла на уровне глаз. Внутри коробка расчленена металлическими же перегородками на множество ячеек. Все это кое-как окрашено серой эмалью. Получилась тюрьма.
