Дональд Уэстлейк - В колыбели с голодной крысой
— Нет.
— Я готов поклясться, что ты так сказал. — Он поглядел на типов, стоявших у стены. — Не так ли, вам ведь тоже так послышалось, парни?
Они все дружно согласились, что все именно так им и послышалось. Я указал на стенографиста, который снова работал в углу, и сказал:
— Почему вы не спрашиваете у него? Уиллик посмотрел на меня так, будто я просил его отдать мне в жены его дочь, и медленно сказал:
— Не пытаешься ли ты указывать мне, как мне делать мою работу?
— Нет, — сказал я.
— Ты просто стараешься вывести меня из терпения, — сказал он. Он поднялся из-за стола и, проходя мимо молодчиков у стены, буркнул:
— Я скоро вернусь. Попробуйте добиться от него правдивого ответа.
— Уж будьте уверены! — сказал Джерри. Он подошел и с обычной своей ухмылкой сел за стол. Трое других встали вокруг меня, глядя на меня сверху вниз.
— Ты собирался рассказать капитану Уиллику о револьвере Килли. Можешь рассказать это мне, — сказал Джерри.
— У него нет оружия, — ответил я.
Один из его подручных не преминул заметить:
— Он ведь противоречит сам себе, не так ли?
— Я прекрасно понимаю это, — продолжал Джерри и вдруг приказал мне:
— Сними очки!
— Что?
— Окуляры! — рявкнул еще один из троицы и сорвал с меня очки. — Мы хотим, чтобы ты их снял.
Меня обуял страх, как тогда в мотеле, когда впервые увидел направленное на меня оружие. Я съехал немного с сиденья стула, не в силах унять сотрясавшую меня дрожь.
— Ну, так Килли рассказал тебе, куда он отлучался, пока ты ездил за гамбургерами? — спросил Джерри.
— Он никуда не ходил.
Один из троицы ударил меня по лицу ладонью, не очень сильно, а другой заорал:
— Просто отвечай — да или нет! И снова Джерри:
— Я повторю вопрос. Рассказал ли тебе Килли, куда он отлучался, пока ты ездил за гамбургерами?
— Нет, — ответил я.
— Ты знаешь, куда он ходил?
— Нет.
— Ты знаешь, что он сделал с револьвером?
— Он не... Нет.
За моей спиной послышался ехидный смешок.
— Хорошо, — продолжал Джерри. — Почему Килли угрожал миссис Гамильтон?
— Нет.
Наступило пораженное молчание. А затем Джерри сказал:
— Что?
— Нет.
— Что означает “нет”?
— Вы же велели мне отвечать “да” или “нет”. Один из них сказал одобрительно:
— О, этот парень не промах.
И меня снова ударили по лицу, немного сильнее на этот раз.
— Ну, Пол, — сказал Джерри, — зачем ты усложняешь собственное положение? Ведь дело-то очень серьезное. Ты этого еще не понял?
— Нет. — Но когда та же рука опять ударила меня по лицу, я сказал:
— Начинаю понимать.
— Вот так-то лучше. Пол. — Джерри положил мне руку на колено и сказал:
— Знаешь, парень, ты мне нравишься. У тебя есть характер.
— А ваш характер мне не нравится, — сказал я ему в ответ.
Последовавший затем удар был таким сильным, что я едва удержался на стуле.
— Полегче, Бен, ты ударил свидетеля. Слушай, Пол. Я еще раз повторю свой последний вопрос. Почему Килли угрожал миссис Гамильтон?
— Бен собирается снова меня ударить, — сказал я. — Килли ей не угрожал.
Удара не последовало, что меня удивило. Джерри заглянул в лежавшие на столе бумаги. Зашуршала бумага, и Джерри сказал:
— Ничего не понимаю. Послушай-ка, Пол. Миссис Гамильтон утверждает, что Килли сказал ей, кавычки, если ваш муж не появится в мотеле к семи, вы об этом пожалеете. Лучше ему прийти, иначе, многоточие, кавычки. Ну, Пол, ты хочешь сказать, что Килли этого не говорил?
— Он говорил не в такой форме и не в таком смысле, — сказал я.
— Пол. Ты собираешься играть с нами? Килли подтвердил, что это его слова.
— Но это не его слова. Миссис Гамильтон не хотела, чтобы соседи видели, как ее муж разговаривает с людьми из профсоюза, поэтому мы сказали ей, что поговорим с ним в мотеле, но, если он не появится до семи, мы снова вернемся и поговорим с ним у него дома, только и всего.
— Это возможно, — сказал Джерри. — Должно быть, ты говоришь абсолютную правду, Пол, и мне хотелось бы думать, что это так. Но вы должны были просто и ясно объяснить это миссис Гамильтон. Вы до смерти напугали бедную женщину, неужели вы этого не понимаете? Почему вы не сказали, что работаете в профсоюзе?
— Мы сказали.
— Ну, ладно, ладно, Пол. Она сказала, что вы вдвоем ворвались к ней в дом и...
— Она лгунья!
Рука снова ударила меня по лицу, а голос произнес:
— Не прерывай!
— Теперь слушай. Пол, — сказал Джерри. — Миссис Гамильтон дала свидетельские показания под присягой, что вы постучали в ее дверь, потом вошли в дом и стали искать мистера Гамильтона. Затем потребовали сказать, когда он возвращается после работы. Она отказалась вам это сообщить, и тогда вы сказали ей, что остановились в мотеле и Гамильтон должен прийти туда к семи или вы снова за ним придете. И это все, что вы сказали ей.
— Она врет, — сказал я. — Мы первым делом сказали ей, что мы из профсоюза, и она знала о письме, которое ее муж написал нам...
— Она говорит, что ничего не слышала ни о каком письме. И ты знаешь, что мы не нашли его, когда обыскивали ваш номер.
— Оно было в портфеле.
— Я его не видел.
Я молчал, потому что, что бы я ни сказал, закончится ударом по лицу. Но меня все равно ударили, и голос грозно произнес:
— Отвечай на вопрос!
— Никакого вопроса не было! Пощечина.
— Не повышай голос!
— Ладно, Бен, — сказал Джерри и снова обратился ко мне:
— Пол, почему ты покрываешь этого парня, Килли? Мы знаем, что ты чист, почему бы тебе не проявить благоразумие и не сказать правду?
— Я не знаю, какую правду вам надо, — сказал я. Моя щека ныла, как от зубной боли.
— Правда бывает только одна, Пол, не так ли?
— Я всегда думал именно так.
— Ну хорошо. Ты же не хочешь обвинить миссис Гамильтон во лжи, не так ли?
— Я вынужден это сделать.
— Нет. Послушай, не надо нарываться на неприятности. Ты объяснил, что именно имел в виду Килли, я верю этому, но зачем все другое вранье? Килли сказал то же, что нам сказала и миссис Гамильтон, но она просто не правильно поняла его слова, только и всего. Разве это невозможно?
— Мы не врывались в ее дом силой.
— Я не об этом говорю, Пол. Я говорю о том, что было сказано. То, что я тебе процитировал. Так это было на самом деле или нет?
— Нет, не правильно.
— Хорошо, подожди секунду. — Он снова продел мне цитату и сказал:
— Разве не это говорил Килли? Может быть, не слово в слово, но, во всяком случае, очень близко к этому.
— Да или нет, — раздался угрожающий голос. Я беспомощно развел руками, но они ждали.
— Да, — сказал я.
— Ну, хорошо, — сказал Джерри. — Я рад, что ты наконец признал это, Пол. Рад, что ты начинаешь внушать доверие. И конечно же ты не хотел называть миссис Гамильтон лгуньей.
— Но она и есть лгунья.
— Ну, Пол, ты опять за свое. Ты только что признал...
— Мы не врывались силой в ее дом! Пощечина.
— Не прерывать! — Еще пощечина. — И не повышать голос!
— Ах ты, сукин сын... — Я вскочил со стула, размахнулся изо всех сил, метя в маячившую рядом со мной физиономию, но, естественно, промахнулся. Зато ответный и точно рассчитанный удар пришелся мне в живот, чуть ниже пояса. Я сложился пополам, было трудно дышать, кровь хлынула мне в голову, и кто-то толкнул меня обратно на стул. Я продолжал держаться за живот, отчаянно ловя воздух открытым ртом.
— Теперь, Пол, ты не будешь пытаться ударить офицера, не так ли? — спросил Джерри.
Но я снова попытался, хотя все еще не мог перевести дух, и на сей раз я целил в Джерри. Однако прежде чем я успел подняться, меня снова усадили на стул, а затем у меня за спиной с шумом открылась дверь и капитан Уиллик закричал:
— Что, черт подери, здесь происходит? Непривычно смущенным тоном Джерри забормотал:
— Он стал ужасно недисциплинированным, капитан.
— Мне кажется, я велел вернуть ему очки?
— Да, сэр.
Мне тотчас же сунули в руку очки, но я не пытался их надеть. Воздух постепенно проникал мне в легкие, причиняя при этом такую жгучую боль, что я того и гляди мог расплакаться, поэтому я глубоко презирал себя... за слабость.
— Вам, парни, должно быть стыдно за себя, — изрек капитан Уиллик. — Убирайтесь к черту отсюда и оставьте парня в покое.
— Да, сэр.
Послышалось шарканье ног, затем настала удивительная тишина, и, когда дверь снова закрылась, я понял, что мы остались с капитаном Уилликом одни.
Он обошел стол и сел за него, говоря:
— Надень очки, сынок. — Его голос звучал ласково и сочувственно.
И у меня вдруг потекли слезы, жгучие, соленые слезы от бессильной злобы и унижения. Я наклонил голову, закрыл лицо руками и топнул ногою об пол, пытаясь остановить слезы. Но тщетно, они лились безудержным потоком.
Уиллик по-отцовски погладил меня по голове и сказал:
— Успокойся, сынок, все не так уж плохо. Я резко отдернул голову от его руки и, по-прежнему заливаясь слезами, заорал:
