Дэвид Гудис - Любимая женщина Кэссиди; Медвежатник; Ночной патруль
«Цвет не подходит», – сказал он себе.
Он стянул с себя темно–зеленый галстук и повесил его на гвоздь, потом некоторое время стоял, тупо уставившись на него.
«Что за дурацкие капризы? – удивился он про себя и попытался прогнать ненужные ассоциации. – Если тебе не нравится этот цвет…»
Кори схватил темно–зеленый галстук, быстро надел его под воротничок и завязал.
После этого он сдвинул доски в задней стенке шкафа, вытащил значок, удостоверение и полицейский револьвер. Положив удостоверение в бумажник, Кори стал засовывать револьвер под ремень, и тут услышал тихий стук в дверь.
– Кто там?
– Макдермотт.
Кори отпер дверь, и Макдермотт вошел. Кори не очень обрадовался этому визиту, а когда увидел, что сержант деловито подошел к окну и задвинул занавески, нахмурился еще больше.
– Просто чтобы никто не увидел нас вместе, – пояснил Макдермотт.
– Да кто станет смотреть!
– Откуда ты знаешь?
– Если за моим домом следят, они уже видели, как вы входили.
– Я шел через проулок, – сказал Макдермотт. – И потом, откуда им знать, к кому я иду.
– Можно справиться у консьержки.
– Она меня не видела. Я пробрался через черный ход.
– Господи! – проворчал Кори. – Средь бела дня!
– Не волнуйся, – успокоил его Макдермотт.
Кори беззаботно рассмеялся.
– А что тут смешного?
– Вы уговариваете меня не волноваться.
– И что с того?
– Вы не знаете нашего предместья.
– Я знаю все предместья.
– Только не это, – сказал Кори. – Чтобы его знать, нужно здесь жить. И не неделю, не месяц. Тут нужно родиться и вырасти. Это – «Болото», и, чтобы узнать его по–настоящему, нужно быть болотным котом.
– Спасибо за науку.
Кори посмотрел на сержанта. Что–то прозвучало в голосе этого человека, от чего в комнате стало холодно. От ледяного взгляда Кори пробрала дрожь. Это длилось лишь одно мгновение, но в это самое мгновение Кори показалось, что он уже где–то видел Макдермотта давным–давно.
Сержант огляделся в поисках стула, но не нашел его и присел на край постели. Кори протиснулся мимо и прислонился к туалетному столику. Надолго воцарилась тишина.
– Ты ничего не хочешь мне сказать? – нарушил молчание Макдермотт.
– Нет, – ответил Кори.
Снова повисла пауза.
Макдермотт посмотрел на него:
– Просто я подумал, что тебе есть что поведать.
– Если бы было, – медленно и спокойно проговорил Кори, – неужели я бы сидел и ждал? Я бы позвонил или написал рапорт.
– Ладно, – миролюбиво сказал Макдермотт. – Все в порядке, Брэдфорд.
– Вы уверены, что все в порядке?
– Не злись! – улыбнулся Макдермотт.
– Я и не злюсь, – возразил Кори, решив, что надо быть предельно осмотрительным, – просто мне любопытно. Я пока не врубаюсь во всю эту рутину.
– Вот именно. Обычная рутина.
«Скажи это кому–нибудь еще», – подумал Кори.
Он посмотрел на Макдермотта, потом отвернулся и бросил:
– Вы всегда так поступаете, сержант?
– Как?
– Ходите и проверяете.
У Макдермотта брови слегка приподнялись от удивления.
– По–твоему, я сейчас занимаюсь этим?
– Мне так показалось.
Сержант откинулся на кровати, уперевшись локтями. Он, сощурившись, посмотрел в потолок, потом скользнул взглядом по стенам, задерживаясь на тех местах, где обои были порваны и виднелась штукатурка.
– Сколько ты платишь за эту конуру? – поинтересовался он.
– Четыре пятьдесят.
– Она стоит на доллар дешевле.
– Меня это не волнует, – сказал Кори. – Я мот.
Макдермотт тихонько рассмеялся, потом резко умолк и заключил:
– Ну, я не знаю. Может, так и есть.
«О чем это он, черт бы его подрал! – удивился Кори. – Что это значит? Может, он перебрал? У него такой туманный взгляд, словно он под кайфом. Но не пьян. Должно быть, травка или колеса или что–нибудь в таком духе. Вполне возможно, он под кайфом просто от кислорода. Есть и такие мастера, знаешь ли. Они настраивают себя так, что им только остается вдохнуть воздуха – и готово. Могу поспорить, с ним сейчас что–то подобное. В этом вся беда. Он приперся сюда, парит тут на небесах, но может свалиться тебе на голову в любой момент».
– Ты уверен, что тебе нечего мне сказать? – снова спросил сержант.
– Сказать нечего, а вот полюбопытствовать есть о чем.
– Давай.
– Не хотите ли вы пойти к черту?
Макдермотт снова хихикнул:
– Теперь ты правда разозлился.
– Да, я очень разозлился, – сказал Кори, делая вид, что обижен, и наигранно хмурясь. – Вы сами взяли меня на службу, дали значок, а на следующий день приходите и проверяете.
– Вовсе нет.
– Тогда что?
– Просто ты в «Ночном патруле» новенький, и мне хотелось познакомиться с тобой получше.
Кори взвесил его слова и про себя рассмеялся.
– Вторая попытка, – объявил он.
– Я хотел с тобой познакомиться. Считай это визитом вежливости.
– Тогда к чему меня подзуживать?
– Не обращай внимания. – Макдермотт ласково улыбнулся: – Просто у меня такая привычка. Как у некоторых дантистов, которые даже в гостях ждут, когда ты откроешь рот, чтобы заглянуть туда и осмотреть зубы.
Опять повисла тишина.
Потом сержант спросил:
– У тебя есть подружка?
– Нет.
– Как это?
– Не нашлось никого подходящего.
– Может, ты просто не замечаешь?
Кори опять нахмурился. На этот раз он не притворялся.
– А у вас, сержант? Что вы предпринимаете для отдохновения?
– Покупаю себе девушку, – ответил Макдермотт.
– Вы что, холостяк?
– Нет, я женат, – сказал Макдермотт. – Вот уже двадцать семь лет.
– И?
– Она не может. Она не позволяет мне даже прикоснуться к ней.
Кори недоуменно посмотрел на сержанта и быстро отвел глаза.
– Дело не в том, что мы не ладим, – пояснил Макдермотт. – Мы очень привязаны друг к другу. Просто так получилось, и мы приспосабливаемся как можем. Сначала было трудно, она хотела уйти от меня, даже пыталась покончить с собой. Потом постепенно я убедил ее, что мы сумеем с этим жить.
– Жить с чем?
– С ее состоянием.
– Она что, чокнутая?
– У нее есть только один пунктик, – сказал сержант. – Просто некий ступор в голове.
«Почему он мне это рассказывает?» – удивлялся Кори и услышал свой вопрос:
– А что с ней произошло?
– На нее напали. Несколько бандитов схватили ее и затащили в заброшенный дом. Их было девять. Они насиловали ее почти двое суток. Потом ее нашли в каком–то проулке, совершенно голую. Кровь текла у нее по ногам. В больнице сказали, что ее шансы пятьдесят на пятьдесят, поскольку она потеряла слишком много крови.
– Она рассказала, что с ней случилось?
– Она не могла говорить. Вообще почти за целый год она не произнесла ни одного слова. И есть тоже не могла. Ее приходилось кормить через трубку. А потом, когда она уже заговорила, она все равно ничего не рассказала, а доктора не велели мне ее расспрашивать. Они сказали, чтобы я оставил все как есть, поскольку она на грани и остается полагаться лишь на время, и что мне нужно быть очень осторожным, чтобы все не началось снова. И еще, они усадили меня и принялись утешать. Говорили, что лучше будет, если я возьму назад свои слова…
– Какие слова?
– Мы были помолвлены.
Кори несколько раз моргнул.
– А ты думал, все это произошло недавно? – спросил Макдермотт.
– Ну, я думал…
– Это было за шесть лет до того, как мы поженились, – сказал Макдермотт. – Тридцать три года назад.
Кори снова заморгал. Он слегка поморщился, потом почувствовал, что дальше будет еще хуже, и взял себя в руки. Он почему–то не мог смотреть на сержанта: стоял, отвернувшись, и ждал.
Он услышал, как Макдермотт спросил:
– Хочешь знать, где это произошло?
Кори, сам не зная почему, медленно кивнул.
– Это случилось здесь, на «Болоте», – пояснил Макдермотт.
Кори медленно повернул голову, и взгляды их встретились.
– И вот что я тебе скажу, – продолжал сержант.
Он все так же валялся на кровати, упираясь локтями. Говорил он тихо:
– Я скажу, почему они сделали это с ней. Не потому, что они были под кайфом или пьяные. Ничего подобного. Это был тщательно продуманный план. Они хотели отомстить мне.
Перед мысленным взором Кори, как на киноэкране, возник Генри Макдермотт в возрасте двадцати двух лет. Макдермотт тогда носил полицейскую форму. Никакого действия не происходило, только изображение юного Макдермотта, новичка–полицейского.
– Все было так, – начал Макдермотт, – я был прикреплен к девятнадцатому участку. Город тогда еще не так разросся. Теперь это тридцать седьмой участок. Значит, меня поставили в ночную смену. Мой участок простирался от Эддисон до Монрос и от Второй улицы до Седьмой. Каждый раз, обходя его, я проходил мимо дома, в котором жил. Я родился и вырос в этом доме, поэтому можешь не говорить мне, что я не знаю здешних мест. Я знаю «Болото», как собственное отражение в зеркале.
