Дэшил Хэммет - Детективы Дэшила Хэммета. Т. 3
— Предположим — просто предположим, — что ваша жена приложила руку к смерти Мэйна? Что тогда?
— Тогда, — он пожал плечами и растопырил ручки, — это дело закона.
— Ладно. Я продолжу дело, если вы усвоите, что имеете право располагать только сведениями, относящимися к этому вашему «криминальному аспекту» — и никакими другими.
— Отлично! И если так случится, что вы не сможете отделить мою драгоценную от…
Я кивнул. Он снова сграбастал мою ладонь, нежно ее поглаживая. Я выдернул руку и пошел обратно в агентство.
На столе меня ждала записка с просьбой позвонить сержанту Хэкену. Просьбу я выполнил.
— Шустрик Даль не связан с делом Мэйна, — сказал мне топорообразный полицейский. — Он и его приятель Бен Уил по кличке Чахоточный в тот вечер устроили вечеринку в придорожной забегаловке близ Вальехо. Торчали там с десяти вечера и до двух ночи, когда их вышвырнули за мордобой. Комар носа не подточит. Тот парень, что мне сказал об этом, не врет — я еще у двоих перепроверил.
Поблагодарив Хэкена, я позвонил Ганджену домой, попросил миссис Ганджен и осведомился, не сможет ли она принять меня, если я сейчас приду.
— О да, — сказала она.
Похоже, это было ее любимое выражение, несмотря на то что в ее устах оно абсолютно ничего не выражало.
Я засунул фотографии Даля и Уила в карман, поймал на улице такси и отправился в Вествуд-парк. Накурившись турецких сигар, я по дороге состряпал замечательный компот из лжи, который собирался скормить супруге своего клиента, чтобы добыть от нее нужные сведения.
Ярдов за сто пятьдесят от дома я заметил машину Дика Фоли.
Дверь открыла худая, бледная служанка и проводила меня в гостиную на втором этаже, где миссис Ганджен, отложив в сторону экземпляр «И солнце встает», указала мне сигаретой на ближайшее кресло. Сидя в обтянутом парчой кресле, подобрав ногу под себя, она в своем оранжевом персидском платье еще больше походила на дорогую куклу.
Закуривая, я поглядел на нее, припомнил мою первую встречу с ней и ее мужем (и вторую — с мужем) и решил отбросить сочиненную по дороге скорбную повесть.
— У вас есть горничная, Роз Рабери, — начал я. — Я не хочу, чтобы она подслушала наш разговор.
— Хорошо, — сказала миссис Ганджен без тени удивления. — Извините, я на минутку — После чего встала и вышла.
Вскоре она вернулась и села, подобрав под себя уже обе ноги.
— Ее не будет самое малое полчаса.
— Этого хватит с лихвой. Ваша Роз — подружка бывшего уголовника по фамилии Уил.
Кукольное личико нахмурилось, пухлые накрашенные губки поджались. Я ждал, давая ей время сказать что-нибудь. Она молчала. Я вынул фотографии Уила и Даля и протянул ей.
— Тощий — приятель Роз. Второй — его дружок, тоже бандит.
Она взяла фотографии крохотной ручкой не менее уверенно, чем держал их я, и вгляделась. Губы ее поджались еще больше, глаза потемнели. Затем лицо ее постепенно прояснилось, она пробормотала: «О да» — и вернула мне снимки.
— Когда я сообщил об этом вашему мужу, — со значением произнес я, — он сказал: «Это горничная моей дорогой женушки» — и рассмеялся.
Энид Ганджен промолчала.
— Ну? — осведомился я. — Что он имел в виду?
— Откуда мне знать? — вздохнула она.
— Ну, вы же знаете, что ваш платок был найден вместе с бумажником Мэйна, — небрежно бросил я, делая вид, что поглощен стряхиванием пепла с сигареты в яшмовую пепельницу в форме гробика без крышки.
— О да, — устало произнесла она. — Мне говорили.
— Как это, по-вашему, могло случиться?
— Не могу представить.
— Я могу, — сказал я, — но предпочитаю знать. Миссис Ганджен, мы сберегли бы уйму времени, если бы начали говорить откровенно.
— Почему бы и нет? — апатично произнесла она. — Вы облечены доверием моего мужа и получили разрешение допрашивать меня. Если это меня унизит — что ж, в конце концов, я всего лишь его жена. Едва ли любые недостойные выходки, которые вы только в состоянии измыслить, окажутся хуже тех, которым я уже подверглась.
В ответ на этот театральный монолог я хмыкнул и продолжил:
— Миссис Ганджен, меня интересует лишь, кто убил и ограбил Мэйна. Для меня ценно все, что укажет мне путь, но только до тех пор, пока оно этот путь указывает. Вы понимаете, что я имею в виду?
— Конечно, — ответила она. — Я понимаю, что вы наняты моим мужем.
Это никуда не вело. Я попробовал еще раз:
— Как вы думаете, какое я вынес впечатление от нашей первой встречи тем вечером?
— Представить не могу.
— А вы попытайтесь.
— Несомненно, — она чуть улыбнулась, — у вас возникло впечатление, что муж считает меня любовницей Джеффри.
— И…
— Вы спрашиваете, — на щеках ее показались ямочки; похоже, ее это забавляло, — была ли я любовницей Джеффри?
— Не спрашиваю, но знать хотел бы.
— Конечно, хотели бы, — мило согласилась она.
— А какое впечатление произвела наша встреча на вас? — спросил я.
— На меня? — Она наморщила лобик. — Мой муж нанял вас, чтобы вы доказали, что я была любовницей Джеффри. — Слово «любовница» она повторяла так, точно ей нравился его вкус.
— Вы ошиблись.
— Зная моего мужа, в это трудно поверить.
— Зная себя, я в этом убежден, — настаивал я. — По данному вопросу между вашим мужем и мной нет никаких разногласий. Я дал ему понять, что моя работа — найти грабителей и убийц — и ничего больше.
— В самом деле? — Это было вежливым завершением спора, от которого она начала уставать.
— Вы связываете мне руки, — пожаловался я, вставая и делая вид, что не гляжу на нее. — Теперь мне не остается ничего другого, как схватить Роз Рабери и тех двоих и посмотреть, что можно, из них выжать. Вы сказали, что девушка вернется через полчаса?
Ее круглые карие глазки пристально посмотрели на меня.
— Она вернется через несколько минут. Вы хотите ее допросить?
— Да, но не здесь. Я ее отвезу во Дворец правосудия, вместе с теми двоими. Можно от вас позвонить?
— Конечно. Телефон в соседней комнате. — Она встала, чтобы открыть мне дверь.
Я вызвал Дэйвенпорт-20 и попросил соединить меня со следственным отделом.
— Подождите, — сказала миссис Ганджен из гостиной так тихо, что я едва расслышал.
Не опуская трубки, я обернулся и посмотрел на нее через дверной проем. Хмурясь, она теребила пальчиками алые губки. Я держал трубку, пока она не отняла руки ото рта и не поманила меня, после чего вернулся в гостиную.
Я взял верх. Я держал рот на замке. Теперь настала ее очередь делать первый шаг. Она с минуту, а то и больше, изучала мое лицо и наконец начала:
— Я не буду притворяться, что доверяю вам. — Она говорила нерешительно, едва ли не сама с собой. — Вы работаете на моего мужа, а его даже деньги не так интересуют, как то, что сделала я. Выбор из двух зол — одно верное, второе более чем вероятное.
Она замолчала и потерла руки. Круглые глазки приобрели нерешительное выражение. Если ее не подтолкнуть, она замкнется в себе.
— Нас только двое, — подбодрил ее я. — Потом вы можете все отрицать. Мое слово против вашего. Если вы ничего не скажете — я смогу получить те же сведения от других. Я это понял, когда вы не дали мне позвонить. Думаете, что я все расскажу вашему мужу? Если мне придется пропустить через мясорубку других, он обо всем узнает из газет. Ваш единственный шанс — довериться мне. И он не такой слабый, как вам кажется. Решайте сами.
Полминуты молчания.
— Предположим, — прошептала она, — я заплачу вам за…
— За что? Если бы я собирался рассказать вашему мужу, то мог бы взять деньги и все же предать, не так ли?
Ее алые губки изогнулись, на щеках появились ямочки, глаза заблестели.
— Это обнадеживает, — произнесла она. — Я расскажу. Джеффри вернулся из Лос-Анджелеса пораньше, чтобы мы смогли провести день в квартирке, которую снимали. После полудня пришли двое. У них были ключи и револьверы. И они отобрали у Джеффри деньги. Они за этим и приходили. Казалось, они о нас все знают. Они называли нас по именам и грозились, что расскажут все, если их поймают.
Когда они ушли, мы ничего не могли поделать. Мы были беспомощны до смешного. Мы совершенно ничего не могли поделать — нам же не под силу возместить деньги. Джеффри не мог даже заявить, что потерял их или что его ограбили, пока он был один, — его раннее возвращение в Сан-Франциско обязательно возбудило бы подозрения. И Джеффри потерял голову. Сначала он хотел, чтобы я бежала с ним. Потом он вознамерился пойти к моему мужу и во всем признаться. Я не позволила ему ни того ни другого — это одинаково глупо.
Мы ушли из квартирки после семи, порознь. Честно говоря, к этому моменту наши отношения были уже испорчены. Он был не… теперь, когда мы попали в беду, он не. Хотя нет, этого говорить не стоит.
