Энтони Бруно - Подпорченное яблоко
— Как это ты собираешься отыскать Беллза? — Гиббонс не насмехался над Живчиком, просто хотел заставить его смотреть на вещи трезво и действовать разумно.
Живчик обратился к Будде:
— Я знаю, как это сделать. В самом деле знаю. Если Беллз вместе с Тоцци, я могу его найти.
— Как? — Лицо Будды помрачнело.
— Этот передатчик, который носит "Гоцци. Я найду их с помощью машины наружного наблюдения, выясню, где они находятся, подберусь к Беллзу, и...
— Никто не сможет подобраться к Беллзу. — На этот счет у Стенли не было сомнений.
— О нет-нет-нет, я смогу. Не беспокойся об этом, Стенли. Я подберусь прямо к нему, потихонечку, приставлю пистолет прямо к его затылку и медлить не стану. Ни в коем случае. Я сделаю это быстро. Ба-да-бум.И мозги наружу. Чисто. Одним выстрелом. Точно в голову. Прежде чем он успеет шевельнуть пальцем.
Грудь Гиббонса снова сжало. Внезапно у него возникло ощущение, что в кузов грузовика погрузили корову.
У Лоррейн были дикие глаза. Может, она вдруг заметила, что Гиббонсу плохо? Господи, он надеется, нет. Он не хочет, чтобы она волновалась.
Живчик улыбался, как маньяк, пот катился по его лицу.
— Я хочу заслужить ваше доверие, мистер Станционе. Я хочу когда-нибудь стать членом семьи. Дайте мне доказать это. Я все сделаю для вас, мистер Станционе. Все. Найду для вас Беллза. И наступит время — я хочу сказать, еслинаступит это время, — когда я буду достоин вашего доверия, потому что уже убил для вас.
На лице Будды застыло мрачное выражение. Он поднял взгляд на Стенли:
— Что, черт подери, он несет?
Стенли поднял брови и пожал плечами:
— Чокнутый, мистер Станционе. Что тут еще скажешь?
— Бросайте оружие, — снова сказал Джимми Олсон, но никто не обратил на него внимания. Он сказал это, только чтобы убедить себя, что делает что-то полезное.
— Гиббонс? — Лоррейн видела, что с ним что-то неладно, но Живчик потянул ее назад и заставил замолчать.
— Вы только дайте мне этот шанс, мистер Станционе. Это все, что я хочу. Дайте мне попробовать. Я знаю, что могу найти его со всеми этими штуками в фургоне. Дайте мне попробовать.
Будда снова водрузил пакет со льдом на голову и закрыл глаза:
— У меня от тебя голова болит.
— Пожалуйста, мистер Станционе, пожалуйста. Я могу выбраться отсюда. Если я уведу ее с собой, то смогу это сделать. Эти ребята не станут стрелять, пока миссис Гиббонс у меня в руках. Понимаете, что я хочу сказать? У меня заложница. Я единственный, кто может выбраться отсюда. Дайте мне попробовать.
Будда оглядел комнату, кубики льда тихо побрякивали у него на голове. Живчик прав. Тут явная ничья: на каждого члена одной команды по сопернику из команды противника. И только у Живчика заложница.
Гиббонс сглотнул. В горле у него пересохло.
Будда пожал плечами:
— Давай делай что хочешь. — Казалось, ему все равно. Он посмотрел на Гиббонса и молодых агентов. — Я не могу тебе запретить.
Капо был умен. Он не собирался изобличать себя перед пятью агентами ФБР. Может, Живчику повезет и он выберется отсюда.
Лицо Живчика было неестественно белого цвета.
— Вы серьезно, мистер Станционе? Я могу действовать?
— Я сказал, делай что хочешь, сынок. Я не могу тебе ничего запретить.
Живчик улыбнулся.
— О'кей, о'кей. Правильно. Понимаю. Все понял. — Он попятился к лифту, потянув за собой Лоррейн.
Лоррейн протянула руку:
— Гиббонс?
Внутри у Гиббонса все кипело. Он был готов сорвать ботинок и швырнуть его в маленького ублюдка, сделать что угодно, только не допустить, чтобы тот ушел с его женой. Он хотел уже приказать Джимми Олсону застрелить мерзавца, но тут Живчик внезапно остановился.
— Эй, Гиб, — сказал он.
— Что?
— Вставай, пошли.
— Что?
— Пошли. Ты поведешь.
— Ты что, шутишь?
— Нет. Я сказал, поведешь машину. Вставай. — Чтобы его слова прозвучали убедительнее, он прижал экскалибур к виску Лоррейн.
Смотри, как осмелел, кусок дерьма. Кубики льда бренчали. Будда издал сдавленный смешок.
Гиббонс заскрежетал зубами, задержал дыхание и подавил боль в груди. В кузов грузовика забралась вторая корова.
Глава 22
12.39 ночи
Тоцци и Джина разделились, чтобы обойти контейнер для мусора, оставленный посреди тротуара.
— Бутерброд, — сказал Тоцци.
Они шли не останавливаясь.
Джина пристально посмотрела на него поверх поднятого воротника вывернутого наизнанку пальто, который она сжимала под очками, прикрывая им лицо.
Тоцци тотчас же почувствовал, как глупо прозвучали его слова — он просто пытался разговорить ее.
— Так где же он? — спросила Джина. — Мне показалось, ты сказал, это где-то здесь.
Тоцци сжал губы и замедлил шаг. Они с Джиной шли пешком по Семьдесят восьмой улице в Верхнем Вест-Сайде, где-то посередине между Амстердам— и Колумбус-авеню. Когда их платформа остановилась на Одиннадцатой авеню возле реки, они поймали такси, и Тоцци велел водителю отвезти их сюда, так как он был уверен, что здесь находится двадцатый полицейский участок. Но таксист не повез их через этот квартал, потому что, как он объяснил, Колумбус-авеню на другом конце запружена людьми, пришедшими посмотреть, как будут накачивать надувные фигуры для парада, и он не хотел там застрять. Джина начала с ним спорить, попробовала убедить его, что, после того как он их высадит, может отъехать задним ходом по этой же улице с односторонним движением, но таксист не стал ее слушать. Тоцци не хотел терять времени на споры, поэтому они просто вышли из машины и пошли пешком. Но теперь он не мог понять, что произошло. Он был почти уверен, что двадцатый участок где-то здесь. Неужели его перевели в другое место?
Он нахмурился, рассматривая аристократические особняки по обеим сторонам улицы.
— Могу поклясться, что участок был здесь. Черт! Пошли, поищем патрульную машину.
Он направился к Колумбус-авеню, и Джина без звука последовала за ним, хотя он все время украдкой бросал на нее взгляды, удивляясь, почему она не выговаривает ему из-за его ошибки. Ее не понять. Что бы он ни сделал сегодня, все вызывало ее раздражение. А теперь молчит. Что это она, устала?
Впереди, в конце квартала, Тоцци видел скопление полуночников, толкущихся возле Музея естественной истории, — родители с детьми, разодетые парочки, группки подростков. Они пришли посмотреть, как будут надувать огромные фигуры. Ему было видно, что Лесной Дятел и Пес-Неудачник уже начинают принимать определенную форму. Наполовину заполненные воздухом фигуры были похожи на чудищ из ночных кошмаров, приподнимающихся с земли. Вся сцена напоминала празднование страстного вторника, но в нью-йоркском стиле.
Они ускорили шаг, пытаясь поскорее отыскать полицейских. Хотя они почти не разговаривали с тех пор, как выехали на своей платформе из туннеля, оба думали о Беллзе, опасаясь, что копам в Хобокене не удалось схватить его и он может возникнуть снова, как чертик из табакерки. Тоцци всматривался в неясные фигуры людей, снующих по другой стороне улицы. Среди них мог оказаться Беллз. Он старался подойти к этой проблеме рационально, повторяя себе, что вероятность того, что Беллз разыщет их здесь, посредине Манхэттена, чрезвычайно мала. Но ведь и Беллз не просто один из многих нехороших парней. Он — более чем странный тип.
Тоцци искоса взглянул на Джину. С лицом, спрятанным в воротник пальто, она была похожа на арабскую женщину. Он просто не понимает ее. Было бы естественно, если бы близость сделала ее более дружелюбной по отношению к нему, но вместо этого она ушла в себя, стала молчаливой и отстраненной, погрузилась в собственные мысли. Как это теперь называется? Эмоционально недоступная? Интересно, что она сама об этом думает? И что это за «сицилийка»? А может. Джина действительно беременна? Но кому придет в голову произвести на свет ребенка Беллза? Если только она сама не хочет ребенка. Может быть, хочет ребенка от Беллза. «Джина, это я. Позвони мне».Тоцци попытался выбросить эти мысли из головы. Сейчас надо все силы направить на то, чтобы добраться до полицейского участка и избавиться от наручников.
Но ему было трудно сконцентрироваться на чем-либо, единственное, о чем он мог думать, — это послание на ее автоответчике, и что случилось бы, если бы они не сбежали с Колокольни, и то, что он жутко замерз. Кожа на его закованной в наручник руке покраснела и потрескалась. Джина спрятала свою руку в длинный рукав пальто, но его кисть свисала, как замороженная корнуоллская курица. Могла бы, по крайней мере, взять его за руку, хотя бы для того, чтобы немного согреть ее. Но даже на такого рода близость он не может рассчитывать.
Темные фасады особняков по обе стороны Семьдесят восьмой нервировали Тоцци; раздражало и то, что его сердце бьется в такт шагам. Теперь уже глупо беспокоиться о Беллзе. Вероятно, он уже давно смылся, уходит в горы от облавы. Но тем не менее Тоцци был неспокоен. Не помогли даже принципы айкидо. Может, хорошо, что он не смог сегодня участвовать в экзамене на черный пояс. Он не готов. Предполагается, что претендент на черный пояс должен уметь сохранять спокойствие и сосредотачиваться, по крайней мере хоть в какой-то степени. Но в настоящий момент Тоцци, совершенно определенно, не в состоянии сосредоточиться.
