Черное Сердце (ЛП) - Уэзерли Анна-Лу
Она официально кивает нам». Я, конечно, могу попытаться, детектив Райли. Пожалуйста, присаживайтесь, вы оба.
Я вежливо отказываюсь. Я обеспокоен тем, что, если я сяду, я могу никогда больше не встать.
«Я так понимаю, Бекка, у нее какие-то неприятности?»
Я слишком громко прочищаю горло. Меня подташнивает, я думаю, все еще не оправившись от шока. Флоренс — это Данни-Джо, а Данни-Джо — Ребекка, а Ребекка — Златовласка. И Златовласка жестоко убила двух человек. И я был с ней в постели. Я была близка с хладнокровным убийцей, и реальность этого только сейчас начала просачиваться через брандмауэр, который я пыталась воздвигнуть в своей голове в попытке не принимать правду. Я напоминаю себе, что я здесь, чтобы выполнять работу, мою работу, и что сейчас мне нужно держать себя в руках больше, чем когда-либо.
«Немного воды, детектив?» Спрашивает она, возможно, почувствовав мое смятение. Она наливает немного в бумажный стаканчик из кувшина на своем столе, и я с благодарностью принимаю его.
«Нам нужно поговорить с Ребеккой Харпер в связи с убийством двух человек. Убийства, которые оба были инсценированы как самоубийство. Мы думаем, что она может быть ответственна за эти убийства, доктор Мэгнессон, и что она, возможно, разыгрывает какую-то сказочную фантазию, а именно историю о трех медведях… вы знакомы с ней?».
«Да, да, конечно, я такая». Она выглядит слегка оскорбленной, но если она и удивлена или шокирована этим предложением, то никак этого не показывает.
«Мы надеялись, что вы могли бы дать нам некоторую информацию о мисс Харпер. Мы полагаем, что в детстве она провела некоторое время здесь, в Грин Паркс, и что вы были ее терапевтом, это верно?»
«Нет. Я был ее врачом. Официально остаюсь им до сих пор. И как таковой, вы должны понимать, что у меня есть обязательства по отношению к моему клиенту, конфиденциальность между детективом и клиентом. Но я также осознаю, что закон требует от меня делиться информацией в случае возникновения подобной ситуации.»
Я рад это слышать». На карту поставлены жизни, доктор Мэгнессон. Мы считаем, что Ребекка Харпер очень опасна и что она, возможно, ищет или, возможно, уже выбрала свою третью жертву; жертвой, по нашему глубокому убеждению, может быть ребенок, несовершеннолетний».
«Ты имеешь в виду медвежонка?
«Да. Вы, кажется, не удивлены, доктор. Это была фантазия, которую она обсуждала с вами, история о трех медведях?
Мэгнессон выдыхает, снимая очки и кладя их на стол. «Мы обсудили многое, очень многое за то время, что она провела здесь во время наших сеансов, вы понимаете. В конце концов, я довольно хорошо узнал Бекку, или, возможно, совсем ее не знал. Я никогда не знал наверняка. Я опечален, услышав об этой ситуации, но удивлен?» Она качает головой, кудри развеваются.
«И почему это?» Я чувствую, как желчь снова поднимается по моему желудку ко рту и собирается ли она обратно?
«Пожалуйста, — говорит она, — я действительно думаю, что будет лучше, если ты присядешь».
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ
«Ребекка Харпер впервые приехала в Грин Паркс более двух десятилетий назад, если быть точным, двадцать четыре года назад. Ей было девять или, может быть, десять лет, когда она прибыла сюда, я забыл, когда именно, ее перевели из института для малолетних правонарушителей, поскольку было ясно, что она страдает проблемами с психическим здоровьем и нуждается в особом уходе. По моему мнению, ее с самого начала не следовало отдавать в обычную клинику; она прибыла в ужасном состоянии. Ее назначили ко мне, это мое первое дело после получения квалификации психиатра, на самом деле, возможно, именно поэтому у меня такая… «доктор Мэгнессон подыскивает нужные слова. Я подозреваю, что она собирается сказать «нежность», хотя благоразумно воздерживается от этого.
Но я понимаю ее чувства лучше, чем она думает.
«По сей день, детектив, после двадцати четырех лет работы в этой больнице, из всех пациентов, которых я видел и которые находились под моим наблюдением, Бекка остается одним из самых сложных и, откровенно говоря, увлекательных случаев, с которыми я когда-либо работал».
«Ты говоришь это так, словно это какой-то заслуженный Врач».
Она задумчиво улыбается. «Ну, с профессиональной точки зрения, Бекка была редкостью».
«О, и почему это?» Я делаю глоток воды и быстро ставлю стакан на стол. У меня дрожат руки.
«Она была детской психопаткой, хотя многие мои современники предпочитают называть это состояние другими, более приятными ярлыками, особенно когда речь заходит о несовершеннолетних, но это не мешает ей оставаться такой, какая она есть. Кто она — по моему профессиональному мнению, конечно. Но она получила чрезвычайно высокий балл по шкале Левенсона, которая была относительно новой в то время.
«Шкала Левенсона»?
«Да, тест на психопатию, изобретенный Мишелем Левенсоном. Это серия вопросов «да» или «нет». Это, конечно, не следует путать с расследованием Левесона, что совсем другое дело. Она улыбается, по-видимому, довольная такой злободневной политической шуткой.
«Ребекку Дэвис посадили сюда, потому что она убила свою мать, это верно?» Дэвис спрашивает.
«Да. Предположительно. Хотя следствие зарегистрировало смерть как несчастный случай. Не было никаких доказательств, только признание Бекки».
«Ты веришь, что она была ответственна?»
«Не имеет значения, во что я верю на самом деле, детектив Райли. Важно, что она верила, что несет ответственность за это, хотя столь же вероятно, что ее мать покончила с собой».
«Если это было так, то с какой стати Ребекке заявлять, что она убила свою собственную мать? В результате она оказалась в тюрьме?»
Доктор Мэгнессон делает паузу и прямо смотрит мне в глаза». Я должен немного подробнее рассказать об этом случае. Это сложный случай, на самом деле не такой простой, как вы, возможно, думаете, и не очень приятный.
«Я ничего не думаю, доктор Мэгнессон, поэтому я здесь, чтобы вы могли сказать мне. Зачем ребенку признаваться в убийстве собственной матери, если это неправда?»
Она снова выдыхает. «Все мы обладаем психопатическими чертами характера, детектив Райли, в правильной мере они могут быть очень полезны для продвижения по жизни и достижения успеха, без сомнения, и в вашей работе тоже». Она мягко приподнимает бровь. «Бекка действительно была хрестоматийной, полностью лишенной эмпатии, очаровательной и убедительной, на самом деле чрезвычайно симпатичной. Однако она была в высшей степени манипулятивной фантазеркой, грандиозной, бесстрашной, совершенно равнодушной к своему собственному деструктивному поведению и тому эффекту, который оно оказывало на других. Вполне вероятно, что она убила свою мать, но столь же вероятно, что ей понравилось внимание, которое она получила за то, что сказала, что убила. Ее история изменится в соответствии с ее потребностями; в одной версии она будет изображать себя жертвой, в другой — нераскаявшейся преступницей.»
«Ты сказал, Ребекке было всего девять лет, когда она приехала сюда. Это так молодо, «говорит Дэвис, не в силах скрыть грусть в голосе. — Ты думаешь, она родилась психопаткой?»
Доктор Мэгнессон разводит руками. «Ах, великие дебаты. Некоторые эксперты считают, что это возможно, да, другие — нет, и многие другие не определились. Это не точная наука».
«Итак, какое место ты занимаешь, доктор?»
Мэгнессон тщательно обдумывает этот вопрос. «Каждый случай индивидуален, но в случае с Беккой паттерны ее мозга были другими, структуры ее префронтальной коры, «она указывает выше своих глаз, проводя пальцем горизонтально над ними, — вот эта часть отвечает за ваши эмоции, ярость, гневливость, счастье, радость, боль, способность испытывать сочувствие, любовь, сексуальное удовольствие, страх; она регулирует их все, выделяет химические вещества в ответ.… Эта часть мозга Бекки после тестов показала нарушение реакций и необычные паттерны. Я помню, как однажды она приняла участие в эксперименте, где мы показывали ей различные изображения, наблюдая за ее реакциями и рефлексами моргания. Изображения варьировались от очень милых и располагающих к себе котят и младенцев, полей, полных цветов, красивых пейзажей и тому подобного, до расчлененных тел, обугленных останков детей, погибших в пожарах, сцен убийства гризли, довольно отвратительных вещей, не в последнюю очередь для ребенка. Результаты были поразительными. Рефлексы и реакции Бекки были почти идентичны всем изображениям, которые ей показывали, а это означает, что она не могла различить эмоциональной разницы между обезглавленным трупом и милым щенком; она не была ни тронута, ни оттолкнута, ее не беспокоило и то, и другое. Было необычно видеть это в ком-то столь молодом.»
