Сара Парецки - Тупик
Сев на краешек стола, я похлопала Пейдж по плечу.
— Послушайте, копаться во всех этих бумагах — жуткое занудство. Мне все равно придется их просматривать, даже те ящики, которые вы успели изучить. Я обязана посмотреть, нет ли здесь каких-нибудь документов, касающихся имущества. Положитесь на меня. Обещаю вам, что, если найду какие-то личные письма Бум-Буму, читать их не стану. А если это письма от вас, то положу их в конверт и отдам.
Пейдж улыбнулась, но как-то неуверенно.
— Мне немножко обидно. Оказывается, Бум-Бум хранил даже письма от мальчишек-поклонников. Неужели он не сохранил те, что написала ему я? — Она отвернулась в сторону.
Я еще раз положила ей руку на плечо.
— Не беспокойтесь, Пейдж. Думаю, письма найдутся. Балерина мелодично всхлипнула:
— Наверно, я так беспокоюсь из-за писем просто потому, что не хочу задуматься о самом грустном. Ведь Бум-Бума уже нет...
— Вот именно. И будь он проклят за то, что накопил столько бумажек. Теперь я даже не смогу ему отомстить, назначив его своим душеприказчиком.
Пейдж улыбнулась:
— Я принесла с собой чемодан. Хочу забрать свою одежду и косметику.
Она отправилась в спальню, а я обвела взглядом кабинет, пытаясь прикинуть объем предстоящей работы. Пейдж была права: Бум-Бум ничего не выкидывал. Стены были увешаны фотографиями хоккейных команд, в которых мой брат когда-либо играл. Начиная со второго класса начальной школы. Больше всего было снимков, изображавших «Черных ястребов»: вот они пьют шампанское в честь очередной победы на турнире; вот Бум-Бум лупит клюшкой по шайбе; вот фотографии с дарственными надписями Эспозито, Хау и Халла. И одна старая фотография от Бум-Бума Джефриона с надписью: «Маленькому пушкарю».
Посредине всей этой экспозиции красовался мой портрет — я в коричневой мантии получаю диплом адвоката в Чикагском университете. Солнце сияет, я улыбаюсь. Бум-Бум не учился в колледже и относился к моему высшему образованию с большим пиететом. Я с неудовольствием посмотрела на юную, счастливую Ви.Ай. Варшавски, после чего отправилась в спальню узнать, не нужна ли Пейдж моя помощь.
Чемодан стоял на кровати раскрытый. Рядом — стопка аккуратно сложенной одежды. Пейдж как раз рылась в шкафу, вытаскивая оттуда ярко-красный пуловер.
— Вы ведь все равно будете просматривать всю его одежду? — спросила она. — По-моему, я забрала уже все, но на всякий случай учтите: вещи шестого размера — мои.
Она вышла в ванную и захлопала там шкафчиками.
Спальня Бум-Бума выглядела очень по-мужски, но довольно уютно: посредине огромная постель, накрытая черно-белым покрывалом. Длинные шторы на окнах раздвинуты, открывая вид на озеро. Над строгим секретером орехового дерева — любимая клюшка. На стенах висело несколько картин в красных тонах и пара гобеленов. Обычно холостяки любят украшать свои жилища зеркалами, но у Бум-Бума такого пристрастия не было.
На столике у кровати лежало несколько журналов. Я поинтересовалась, что же читал мой двоюродный брат перед сном. «Иллюстрированные спортивные новости», «Мир хоккея» и скучного вида газета с названием «Новости зерноторговли». Я с любопытством принялась листать это издание. Издается в Канзас-Сити. Масса информации про зерно: урожайность, оптовые цены, тарифы на железнодорожные и водные перевозки, информация о заключенных контрактах. Должно быть, очень занимательное чтение, если, конечно, интересуешься зерном.
— Нашли что-нибудь примечательное?
Я так углубилась в изучение газеты, что не услышала, как Пейдж вернулась из ванной в спальню.
Поколебавшись, я сказала:
— Меня беспокоит, как Бум-Бум угодил под корабельный винт. Случайно или нет? В этой вот газетенке, — я указала на «Новости зерноторговли», — пишут исключительно о зерне и его перевозке. Газета выходит дважды в месяц, а во время уборки урожая — раз в неделю. Судя по тому, что Бум-Бум ее выписывал, его дела в компании «Юдора Грэйн» шли не так уж плохо. Это меня немного успокаивает.
Пейдж внимательно посмотрела на меня, взяла газету и пролистала ее.
— Я знаю, что уход из спорта очень расстроил его, — сказала она, разглядывая страницу. — Представляю, как я себя чувствовала бы, если бы пришлось уйти из балета. А ведь я в танце не такая звезда, какой Бум-Бум был в хоккее. Но знаете, мне кажется, что наши отношения излечили Бум-Бума от депрессии. Надеюсь, вас это не обижает.
— Вовсе нет. Рада это слышать. Если это и в самом деле так.
Тоненькие, выщипанные брови балерины поползли вверх.
— Если это действительно так? Что вы хотите этим сказать?
— Ничего особенного, Пейдж. Я не видела Бум-Бума с января. Тогда он еще пребывал в миноре. Если знакомство с вами вернуло его к жизни, меня это радует... Но на похоронах говорили о том, что у Бум-Бума в «Юдоре Грэйн» были какие-то неприятности. Ходят сплетни, что он украл какие-то документы. Вам об этом что-нибудь известно?
Медовые глаза удивленно раскрылись.
— Нет, я ничего об этом не слышала. Если и ходили такие сплетни, очевидно, Бум-Бум не придавал им значения. Иначе он непременно рассказал бы мне. Мы ужинали с ним за день до того, как он погиб. Но я ни за что не поверю, что Бум-Бум мог сделать нечто подобное.
— Не знаете, о чем он хотел со мной поговорить?
Пейдж удивилась:
— Он что, пытался с вами связаться?
— Да, он записал на автоответчике, что хочет срочно со мной поговорить, но не объяснил, в чем дело. Возможно, Бум-Бум нуждался в моей профессиональной помощи, чтобы как-то разобраться с этой историей.
Пейдж покачала головой и задумчиво расстегнула и застегнула «молнию» на сумочке.
— Не знаю. В понедельник вечером он выглядел совершенно нормальным. Ой, мне пора идти. Извините, что все так получилось. Мне действительно пора.
Я проводила ее до двери и заперла замок. Когда я возвращалась в прихожую за туфлями, то забыла закрыть дверь. Подумав, задвинула еще и засов. Уж теперь-то швейцар никого сюда не приведет. Во всяком случае, пока я нахожусь в квартире.
Прежде чем приступить к нудной возне с бумажками, я еще раз прошлась по квартире. В отличие от меня Бум-Бум славился феноменальной аккуратностью. Если бы кто-нибудь явился ко мне на квартиру через неделю после моей смерти, то обнаружил бы толстенный слой пыли, крайне несимпатичный пейзаж в раковине, не говоря уж о грудах одежды и бумаг.
Кухня Бум-Бума сияла чистотой. Холодильник был белехонький — и снаружи, и изнутри. Я выгребла из него овощи, начавшие портиться. Вылила в раковину два галлона молока. Бум-Бум так и не отвык от своей хоккейной диеты, хоть давно уже и не тренировался. Ах, чистюля! Я часто дразнила этим Бум-Бума. Воспоминание испортило мне настроение. Заныло в желудке, словно кто-то высасывал из меня воздух. Вот как себя чувствуешь, когда умирает кто-то из близких. Мне уже пришлось пережить подобное, когда умерли родители. Боль — лучшее напоминание о былых утратах.
Я вернулась в кабинет и предприняла организованное наступление на ящики стола. Слева направо, сверху вниз. Золотое правило: если делаешь работу, делай ее хорошо, чтобы потом не пришлось начинать все заново. К счастью, Бум-Бум не только копил бумажки, но и хранил их в идеальном порядке. В каждом из восьми ящиков я обнаружила досье и папки.
В верхнем левом ящике хранилась почта от поклонников. Вспомнив, сколько народу собралось на похороны, я не удивилась такому количеству корреспонденции. Бум-Бум до сих пор получал три-четыре письма в неделю, исписанные старательным мальчишеским почерком.
Например, такое:
"Дорогой Бум-Бум Варшавски!
По-моему, вы самый великий хоккеист во всей вселенной. Пришлите мне, пожалуйста, вашу фотокарточку.
Ваш друг Алан Палмерли.
Вот фотография, где я играю за команду «Алгонкинские кленовые листья».
К каждому письму был аккуратно прикреплен листочек, на котором значилось: «Двадцать шестого марта послал фотографию с автографом» или: «Позвонил Майрону. Попросил договориться о встрече». Множество школ приглашало Бум-Бума выступать на выпускных церемониях и спортивных банкетах.
В следующем ящике хранились документы, связанные с контрактами на рекламу. Придется изучить их с Фэкли и Симондсом. Например, Бум-Бум выступал в телевизионной рекламе по контракту с Ассоциацией молочной торговли. Может быть, этим и объясняется такое количество молока в холодильнике: если рекламируешь продукт, обязан сам его употреблять. Еще я обнаружила контракты на выпуск клюшек с надписью «Варшавски», именных маек и коньяков.
В пять часов я отправилась на кухню, нашла там банку с кофе и кофеварку. Сварив себе кофе, вернулась в кабинет. В полдевятого в столовой я обнаружила резной китайский шкафчик, где хранился запас спиртного. Налила себе щедрую порцию «Чивас Ригал». Мое любимое шотландское виски — «Блэк лейбл», но его у Бум-Бума не оказалось.
К десяти часам я совершенно утонула в бумагах, сложенных стопками вокруг меня: одна для Фэкли, другая для Симондса. Еще одна здоровенная кипа — на выброс. Кое-что я решила взять себе — на память. Пара писем могла заинтересовать Пейдж. Отложила я и сувениры для Хоккейного зала славы в Миннесоте, а также взяла кое-что на память для ребят из «Черных ястребов».
