Рэймонд Чандлер - Младшая сестра
— Мэглашен тогда нашел на Вайоминг-стрит тот нож для колки льда. Он просто утаил это от тебя.
— Значит, там было что-то серьезное.
— Да, но это мертвое дело. Клаузен и Марстон Хикс оба имели уголовное прошлое. Оррин Куэст убит, а его семья респектабельна. Нет смысла пачкать его семью только ради славы полиции.
— Это благородно с вашей стороны. А как насчет Стилгрейва?
— Теперь это не в моей компетенции. — Френч встал. — Сколько длится расследование, когда гангстер получает по заслугам?
— До тех пор, пока эту тему печатают на первых страницах газет, — ответил я. — Но это дело связано с опознанием личности.
— Нет.
Я посмотрел на него.
— Мы всегда знали…
Френч пригладил волосы, поправил шляпу и галстук, затем продолжал, понизив голос:
— Строго между нами, мы всегда знали, что Стилгрейв — это Уиппи Мойер. У нас просто не было доказательств.
— Спасибо, я сохраню это в тайне. А как насчет оружия?
Он пристально посмотрел на стол, потом медленно поднял голову и поглядел мне в глаза.
— Оба пистолета принадлежали Стилгрейву. Больше того, у него было разрешение на ношение оружия из конторы шерифа другого округа. Не спрашивайте меня, как он его получил. Из одного пистолета убили Куэста…
Френч смотрел куда-то в сторону.
— …Из него же застрелили Стейна.
— Из какого именно?
Он слегка улыбнулся.
— Вот получилась бы история, если бы эксперты по баллистике перепутали их и мы бы не знали, из какого именно.
Он ждал, когда я что-нибудь скажу, но я не собирался говорить. Он сделал рукой жест.
— Ну что ж, пока. Лично против тебя я ничего не имею, но надеюсь, что прокурор взгреет тебя.
Френч повернулся и вышел.
Я мог тоже уйти, но продолжал сидеть, уставившись на стену. Через некоторое время открылась дверь: появилась машинистка с апельсиновыми волосами. Сняв шляпку со своих немыслимых волос и повесив жакет на крючок на стене, она распахнула окно рядом с собой и вставила в машинку лист бумаги. Затем посмотрела на меня.
— Ждете кого-нибудь?
— Я здесь квартирую, — сострил я. — Провел всю ночь в этой комнате.
Она пристально вгляделась в меня.
— Вы были здесь вчера днем. Я помню.
Она повернулась к машинке, и ее пальцы залетали над клавиатурой. Из открытого окна доносился шум машин, подъезжавших на стоянку полицейского управления. Солнце сияло, смога почти не было. День обещал быть жарким.
На столе машинистки зазвонил телефон. Выслушав звонившего, она положила трубку и взглянула на меня.
— Мистер Эндикот у себя в кабинете, — сообщила она. — Найдете туда дорогу?
— Я когда-то там работал, хотя и не с ним. Меня уволили.
Она окинула меня типичным сити-холловским взглядом и проговорила:
— Можете ударить его по лицу мокрой перчаткой.
Я подошел к ней и посмотрел на ее оранжевые волосы: у корней они были седые.
— Кто это сказал?
— Стена, — ответила она. — Здесь говорят стены. Говорят голосами людей, прошедших через эту комнату по пути в ад.
Я вышел и постарался как можно тише закрыть дверь.
Глава 29
Войти в прокуратуру нужно было через двойные вращающиеся двери. За ними находился столик для справок, за которым сидела женщина, одна из тех, лишенных возраста, каких можно встретить во всех муниципальных учреждениях. Эти женщины никогда не были молодыми и не будут старыми. Ни красоты, ни привлекательности, ни стиля — им не нужно никому нравиться, они безопасны. Они учтивы, не будучи подлинно вежливыми, и компетентны без всякого интереса к делу. Короче говоря, они служат ярким примером того, во что превращается человек, променявший жизнь на прозябание, а честолюбие на обеспеченность.
Позади стола для справок располагались вдоль стены стеклянные кабинки, с другой стороны находилось помещение для ожидания, с длинным рядом стульев.
Часть их была занята посетителями, на лицах которых можно было прочесть долгое ожидание и готовность ждать еще дольше. Большинство из них имело довольно потрепанный вид. Один был доставлен из тюрьмы в сопровождении охранника. Это был здоровый парень с тупым взглядом.
Позади кабинок виднелась дверь с надписью: «Окружной прокурор Сэвел Эндикот».
Я постучал и вошел в просторный кабинет с черными кожаными креслами и портретами бывших прокуроров и губернаторов на стенах. Ветерок шевелил занавески на окнах, на полке стоял вентилятор.
Сэвел Эндикот сидел за большим темным письменным столом. Он указал мне на кресло возле стола, и я сел. Прокурор, высокий и худой, с прямыми черными волосами и тонкими длинными пальцами, спросил меня с легким южным акцентом:
— Вы Марлоу?
Я промолчал, считая вопрос чисто риторическим.
— Вы в весьма затруднительном положении, Марлоу, потому что скрывали улику, которая могла помочь расследованию убийства. Вы мешали правосудию, и вам придется отвечать за это.
— Какую улику? — поинтересовался я.
Эндикот показал мне снимок Мэвис Уэльд и Стилгрейва. И тут я впервые взглянул на двух других людей, сидевших в кабинете. Одной из них была Мэвис Уэльд, в темных очках с широкой белой оправой. Я не видел ее глаз, но чувствовал, что она смотрит на меня.
Рядом с ней расположился мужчина в сером фланелевом костюме с красной гвоздикой в петлице. Он курил сигарету с монограммой и стряхивал пепел на ковер, игнорируя стоявшую рядом пепельницу. Я узнал его по фотографиям в газетах: это был Ли Фаррел — один из лучших адвокатов в стране, специализировавшийся на помощи клиентам, попавшим в трудное положение. У него были седые волосы, но живые молодые глаза и вообще такой вид, будто одно пожатие его руки стоит тысячу долларов.
Эндикот постучал длинными пальцами по ручке кресла и с подчеркнутой вежливостью обратился к Мэвис Уэльд:
— Как близко вы были знакомы со Стилгрейвом, мисс Уэльд?
— Очень близко. В некоторых отношениях он был весьма милым человеком. Я с трудом могу поверить…
Она замолчала и пожала плечами.
— Вы согласны на свидетельском месте в зале суда дать показания в отношении времени и места, где был сделан этот снимок?
Он продемонстрировал ей фотографию. Фаррел спокойно спросил:
— Предполагается, что именно эту улику и скрывал мистер Марлоу?
— Вопросы задаю я, — резко ответил Эндикот.
Фаррел улыбнулся.
— Если бы вы ответили утвердительно, я должен был бы заявить, что этот снимок не может служить никаким доказательством.
Эндикот вежливо продолжал:
— Вы ответите на мой вопрос, мисс Уэльд?
— Мистер Эндикот, я не могу с уверенностью сказать, где и когда был сделан этот снимок. Я не помню, — непринужденно произнесла она.
— Вам нужно только взглянуть на него, — предложил прокурор.
— Об этом снимке мне известно лишь то, что я вижу на нем, — сказала Мэвис.
Я усмехнулся. Фаррел, уловив мою ухмылку, слегка подмигнул мне. Эндикот краем глаза заметил наше поведение и набросился на меня:
— Что вы нашли в этом забавного?!
— Я всю ночь не спал. Мое лицо просто дергается от бессонницы.
Он строго взглянул на меня и опять обратился к Мэвис Уэльд:
— Может, вы поподробнее ответите на мой вопрос, мисс Уэльд?
— Видите ли, мистер Эндикот, меня очень часто фотографировали. В самых разных местах и с самыми разными людьми. Я не раз завтракала и обедала в «Танцорах» с мистером Стилгрейвом и другими знакомыми. Не знаю, что вы от меня хотите.
Фаррел ловко ввернул:
— Насколько я понимаю, вы хотите, чтобы мисс Уэльд была вашей свидетельницей в связи с этим снимком, но в каком судебном процессе?
— Это мое дело, — отрезал Эндикот. — Вчера вечером кто-то убил Стилгрейва выстрелом из пистолета. Возможно, женщина. Это могла быть и мисс Уэльд. Мне неприятно говорить об этом, но так складываются обстоятельства.
Мэвис Уэльд, опустив глаза, вертела в руках белую перчатку.
— Что ж, предположим, вы устроите процесс, — сказал Фаррел. — Но для него вам нужно, чтобы какой-нибудь свидетель дал показания, когда, где и как был выполнен этот снимок. Мисс Уэльд ничем помочь вам не может, ибо ей известно об этом снимке только то, что она видит на нем. Если вы не найдете такого свидетеля, то я буду возражать… если стану защитником обвиняемой. Я даже смогу представить экспертов, которые будут утверждать, что фотография подделана.
— Не сомневаюсь, — сухо заметил Эндикот.
— Единственным надежным свидетелем в этом процессе может быть только человек, сделавший этот снимок, — спокойно продолжал Фаррел. — Но, насколько мне известно, он умер. Подозреваю, что именно поэтому его и убили.
Эндикот сказал:
— Этот снимок и сам по себе является убедительным доказательством того, что в определенное время Стилгрейв не был в тюрьме, а следовательно, не имеет алиби в связи с убийством Стейна.
