Наследие (СИ) - Моен Джой

Смахнув непрошенную слезу, Элисон огляделась в поисках других ниточек прошлого, но ничего не найдя, направилась к люку на потолке, за которым скрывался вход на чердак. Мало кто знал об этой тайной двери, да и никому до нее не было дела, но если старые вещи и сохранились где-то в доме, то только там.

Не утруждая себя тем, чтобы сделать громкость музыки, за которую в городе соседи уже давно бы вызвали полицию, тише, женщина подтащила стул поближе к люку и, встав на него, дернула за проржавевшее кольцо, аккуратно потянув его на себя. Ее окатила волна пыли, заставив закашляться, но, не прекращая своих попыток, Элисон с трудом расправила лестницу, протестующую против нарушения ее уединения ужасающим скрипом. Тяжело вздохнув и понадеявшись на удачу, женщина начала подниматься наверх, медленно переставляя ноги на ступеньках в надежде, что они выдержат ее вес.

– Как глупо будет сломать себе что-нибудь и отправиться в больницу, оставив Мелоди в одиночестве в этом старом доме.

На чердаке царил полумрак, непривычный после залитого лучами яркого осеннего солнца дома. Чихнув несколько раз из-за накопившейся за долгие годы пыли, Элисон начала проверять коробки, заглядывая в каждую по очереди пока не нашла то, что искала – стопку альбомов с фотографиями разной степени давности. Некоторые из увесистых томов были облачены в растрескавшиеся от старости обложки, другие были ближе к современности, картонные с яркими картинками. Элисон задумчиво провела пальцем по одному из альбомов, казавшихся наиболее старым, оставляя блестящую дорожку на покрытой пылью коже. Что она хотела увидеть? Что надеялась найти? Возможно, здесь и хранилась история Остеллов, но ведь женщина и сама все знала о своей семье и бережно хранила оцифрованные фотографии своего детства и юности на жестком диске дома в Нью-Йорке.

Скорее всего, в ней взыграло любопытство исследователя. Долгое время до того, как прийти к оценке искусства, Элисон занималась генеалогией, распутывая чужие семейные тайны, роясь в архивах, высматривая в хрустящей от старости выцветшей бумаге нужные записи о смерти или рождении. Это помогло ей встать на ноги, позволило обеспечить себе и Мелоди достойную жизнь, и то время Элисон вспоминала с нежностью в сердце. Сейчас она тоже изредка брала заказы, но гораздо реже, отдавая все свое время музеям и галереям. И, конечно же, она узнала о своей семье все, что могла, и теперь, держа альбомы с фотографиями, женщина почувствовала, как задрожали ее руки в предвкушении, – у нее появилась возможность наконец увидеть тех, кто представлялся ей скупым набором цифр и записей.

Дышать становилось все тяжелее – накопившаяся пыль с радостью приняла Элисон в свои объятья, обволакивая и забивая нос и глаза. Чихнув еще несколько раз, женщина тыльной стороной ладони вытерла выступившие слезы и поспешила покинуть чердак. Первым побуждением стало забрать с собой всю коробку, но оценив ее тяжесть, Элисон всерьез испугалась, что не сможет преодолеть хрупкую лестницу с таким грузом, и удовлетворилась выбранным альбомом, пообещав себе вернуться сюда позже. Убрав лестницу и закрыв люк, женщина направилась в гостиную, предвкушая погружение в семейную историю.

- «Да пошли они все!

Занимайтесь любовью,

А мы займёмся войной:

Наша жизнь перевернулась с ног на голову» – разливался на первом этаже голос Милен Фармер, но не успела женщина удивиться тонкому вкусу владельца диска и музыкального аппарата, как из гостиной раздался рингтон телефона, сдавшийся в безуспешных попытках перекричать француженку еще до того, как Элисон вошла в комнату. На экране высветился пропущенный звонок от мистера Блэкмунда, директора Бруклинского музея, и пара смс, в том числе и от суперинтенданта Рогнхелма.

– Вот черт, – не сдержалась Элисон и оставила альбом на журнальном столике, падая на диван с тяжелым вздохом. – Совсем забыла про договор.

Наспех ответив на беспокойства Густава об их безопасности, женщина устало потерла лицо рукой и ткнула в экран, с тяжелым сердцем перезванивая человеку, которому было не суждено стать ее работодателем. Никогда раньше Элисон не позволяла себе так поступать, и ее устоявшаяся репутация, как профессионала, не нарушающего сроки и доводящего дело до конца, сейчас была под угрозой. Но что она могла изменить? Ведь даже вырвавшись из Уотертона, Элисон собиралась продать дом и переехать.

– Мисс Гамильтон, я уже начал волноваться, – раздался в телефоне мужской голос. – Ваше бегство, оставленный договор, ваше молчание... Я не знаю, что и думать.

– Мистер Блэкмунд... – начала Элисон, с трудом сдержав очередной тяжелый вздох, но взяла себя в руки и продолжила обычным твердым тоном: – Мне жаль, что пришлось причинить вам столько беспокойств. И я могла бы сказать, что так сложились обстоятельства, что я с нетерпением жду нашей встрече и прочие любезности, но... Могу я быть честна с вами?

– Именно за это я и ценю вас, – усмехнулся мужчина. – Хоть и чувствую, что ваш ответ придется мне не по душе.

– И все же правда такова, что я просто забыла про договор. Первый раз в жизни повела себя как женщина и мать, а не как профессионал, – не теряя твердости в голосе, призналась Элисон, чувствуя, как начинает дрожать рука от разочарования в самой себе. – Мне следовало позвонить вам сразу же, но события и правда, закрутились. Я покинула Нью-Йорк и не знаю, когда смогу вернуться.

«И вернусь ли вообще», – мысленно добавила женщина.

– Что-то случилось? Я могу помочь? – в голосе мистера Блэкмунда появились настороженные, заботливые нотки.

– Да... То, есть нет... – промямлила Элисон, но взяла себя в руки. – У меня умерла родственница при весьма загадочных обстоятельствах. И пришлось срочно уехать в Канаду. Но мне совсем не хочется погружать вас в свои проблемы.

Поговорив с директором музея еще несколько минут и убедив его, что у них с дочкой все в порядке, Элисон наконец почувствовала, как уходит тяжесть с души. Кто знает, может судьба еще сведет их вместе, в любом случае, мистер Блэкмунд заверил женщину, что с радостью поработает с ней в будущем.

– Могу ли я попросить вас об одолжении? – нерешительно протянула Элисон, нахмурившись.

– Все, что угодно, если это в моих силах.

– Моя дочь нашла в доме шкатулку, на вид очень старую, возможно семейную ценность. Я знаю, что оценка таких вещей не делается по фото, и это совсем не ваш профиль, но может вы ее изображение наведет вас на мысль о происхождении – фирме-изготовителе, примерном времени, когда похожие шкатулки выпускались. На ней изображены бабочки, и, если мне не изменяет память, надпись на греческом, о чем-то да это говорит. Хотелось бы узнать хоть что-то.

В трубке воцарилась тишина, и Элисон вздохнула, коря себя за навязчивость.

– Не знаю, смогу ли я помочь, но буду ждать от вас фото. Но только при одном условии – зовите меня Эдмунд.

– С радостью, – рассмеялась женщина. – Но тогда и для вас я просто Элисон.

За время разговора пришло еще одно сообщение от суперинтенданта: «Рад, что у вас все хорошо. Напоминаю, что вы можете звонить мне в любое время, что бы ни случилось».

– И почему все так стремятся обо мне позаботиться? – усмехнулась Элисон.

Но как бы она не храбрилась, делая вид, что разговор никак на нее не повлиял, легкое, веселое настроение ушло, и женщина, быстро преодолев комнату, выключила музыкальный центр, оборвав певца на полуслове. Прикрыв на мгновение глаза, и сделав глубокий вдох, Элисон выкинула из головы все мрачные мысли и, хлопнув в ладоши, улыбнулась и направилась на кухню – готовить ужин для них с Мелоди. На журнальном столике так и остался лежать нетронутый альбом с фотографиями.

Элисон успела приготовить почти все, что хотела, и вытащила из духовки блюдо с лазаньей, меняя его на другое – с вишневым пирогом, который должен был как раз запечься к десерту, в это время наверху хлопнула дверь.

– М-м, какой запах! – крикнула Мелоди, спускаясь по ступеням.