Лоренс Блок - Грехи отцов наших
Вас попросят показать, какой бритвой вы пользуетесь в быту. Если вы сейчас же кинетесь покупать новую, их заинтересует — почему. Потом они перевернут весь ваш гардероб и обязательно обнаружат пятна крови, даже если вы и пытались их застирать.
Постепенно мои друзья раскопают, каким образом произошло преступление. Да им даже стараться особенно не придется — вы сами расколетесь на первых же допросах.
— Почему вы так решили, мистер Скаддер? Я намного крепче, чем могу показаться с виду.
— Несгибаемый, жесткий — да, но отнюдь не крепкий. Вы не представляете, скольких преступников мне пришлось допрашивать на своем веку! Пары минут бывает достаточно, чтобы понять, сколько надо будет возиться с каждым. Со всей ответственностью говорю: вы расколетесь, как орех, и очень быстро.
Снова распрямившись, Вэндерпол вскинул на меня глаза, но тут же отвел их в сторону.
— В вашем случае, — продолжил я, — даже не важно, как скоро вы начнете давать показания. Поскольку с вами все будет кончено, стоит только полицейским заинтересоваться вашей персоной. Подумайте сами, преподобный отец, что за этим последует. Вы сразу же впадете в немилость у ваших прихожан. Священник, попавший под подозрение, не имеет права читать с кафедры Святое Писание и наставлять паству.
Он молча смотрел на играющее в камине пламя, а я снова приложился к фляге. В его доме не принято пить спиртное. Ах-ах! Он не одобряет пьянство! А я не одобряю убийство.
— Что вы от меня хотите, мистер Скаддер? — наконец прервал молчание Вэндерпол. — Должен сразу предупредить, что я не располагаю большими средствами.
— Это вы о чем?
— Ну, я не очень богат, но мог бы платить частями. Не слишком большие суммы, конечно, но…
— Мне ваши деньги не нужны.
— Так, значит, вы не собираетесь меня шантажировать?
— Нет.
Он недоуменно уставился на меня.
— Тогда я не понимаю…
Я промолчал.
— Вы еще не ходили в полицейский участок?
— Нет.
— Но собираетесь пойти?
— Если придется, пойду.
— Как это — если придется? Объясните.
Сделав еще один глоток виски, я завинтил крышку и убрал флягу в карман куртки. Взамен из другого кармана достал маленький флакончик с пилюлями.
— Вот это я нашел в шкафчике для лекарств на Бетьюн-стрит. Секонал, снотворное. Полтора года назад было прописано Ричарду.
Не знаю, мучился ли Ричи бессонницей, но из этого пузырька он не принял ни одной таблетки. Итого здесь тридцать штук. Может быть, он держал их на всякий случай, как это делают многие неуверенные в себе люди. Если все улаживается, снотворное выбрасывают вон, но чаще всего его оставляют, то есть держат под рукой, если все-таки решат кончить жизнь самоубийством. Просто так спокойнее.
Я подошел к его креслу и поставил флакон на столик, стоящий рядом. Он зачарованно следил за моими движениями.
— Здесь вполне достаточно для того, чтобы свести счеты с жизнью, — сообщил я оцепеневшему священнику. — Если человек примет все сразу, то просто заснет и не проснется.
Он оторвался от созерцания склянки и медленно проговорил:
— Вы обо всем подумали…
— Да. Это единственный выход из положения, который пришел мне на ум.
— Стало быть, вы хотите, чтобы я лишил себя жизни?
— Ваша жизнь кончена. Вопрос лишь в том, какой принять конец. Выбор за вами.
— А если я соглашусь принять снотворное, что тогда?
— Вы напишете записку о том, что безмерно скорбите о безвременно ушедшем сыне и не видите для себя возможности продолжать жить дальше, как будто ничего не случилось. В конце концов это недалеко от истины, не так ли?
— А в случае моего отказа…
— …во вторник утром я отправлюсь в полицию.
Несколько раз подряд он глубоко втянул воздух, потом потер ладонью лоб и сказал:
— Неужели вы считаете, что я недостоин жить дальше, мистер Скаддер? Ведь я исполняю высокую духовную миссию и, смею надеяться, я хороший священник.
— Не спорю.
— Я не рисуюсь и не выгораживаю себя, но я искренне думаю, что несу в мир идею добра. Неужели с моей стороны дурно продолжать проповедовать эту идею?
— Нет.
— К тому же я вовсе не преступник. Согласен, я убил… эту девушку…
— Венди Хэннифорд.
— Да, я ее зарезал, однако не надо делать поспешные выводы. Вы все разузнали и с легкостью обрекли меня на смерть. Но известно ли вам, каким мучениям я подвергался, сколько бессонных ночей провел, преследуемый бесом-искусителем? Тысячу раз я давал себе слово перестать ходить к ней, но шел снова и снова — с бритвой в кармане, раздираемый страстным желанием перерезать ей глотку и искренним ужасом перед возможностью совершить это страшное преступление! Что вы можете знать о том кошмаре, в котором я жил последнее время?
Я опять промолчал.
— Да, я ее убил, но что бы ни случилось, никогда не совершу подобное вновь. Так неужели же вы серьезно считаете, что я представляю угрозу для общества?
— Конечно.
— Но почему?
— Для общества разгуливающий на свободе преступник всегда представляет угрозу.
— Но в чем же смысл? Ведь если я сделаю то, чего вы от меня ждете, никто даже не узнает, что я убийца и понес наказание за совершенное убийство.
— Об этом буду знать я.
— Значит, берете на себя роль судьи и присяжных? Так я понимаю?
— Нет, не так. Эту роль возьмете на себя вы.
Смежив веки, Вэндерпол тяжело откинулся на спинку кресла. А мне смертельно захотелось допить виски, но фляга уже покоилась в кармане куртки. В голове что-то ухало, ломило затылок, словно я и не принимал аспирин.
— Мистер Скаддер, поверьте, я не хватаюсь за соломинку, но, как человек глубоко верующий, осуждаю самоубийство.
— Я тоже.
— Вот как! Это любопытно.
— Я говорю правду. Если бы относился к этому иначе, давным-давно лишил бы себя жизни — на это были свои причины… Но, с моей точки зрения, существуют и бо́льшие грехи.
— Например, убийство?
— Вот именно.
Священник открыл глаза и в упор посмотрел на меня.
— Скажите, мистер Скаддер, вы считаете, что я несу в себе злое начало?
— В этих нюансах я не большой специалист, хотя и частенько размышляю, что есть добро, а что — зло.
— Пожалуйста, ответьте на мой вопрос.
— Ну, если на то пошло, мне кажется, что вы руководствовались — в какой-то мере, конечно, — добрыми намерениями. Вы сами посвятили этому свою проповедь.
— И я вымостил ими дорогу в ад?
— Не мне судить, какая дорога куда ведет. Скажу лишь одно: на своем пути вы оставили немало жертв. Ваша супруга покончила с собой. Любовница зарезана. Сын сошел с ума и повесился в порыве раскаяния в том, чего никогда не совершал. И теперь вы сами должны решить, сеете ли вы добро вокруг себя или зло.
— Итак, — устало проговорил Вэндерпол, — вы намерены отправиться в полицию во вторник утром?
— Да, если буду вынужден это сделать.
— И будете вечно хранить молчание, если я соглашусь добровольно уйти из жизни?
— Да.
— Понятно. А как же насчет вас, мистер Скаддер? Чей вы, так сказать, представитель — добра или зла? Вы ведь наверняка не раз задавали себе этот вопрос.
— Случалось.
— И каков же ответ?
— Ответ достаточно противоречив. Когда как.
— Я имею в виду — сейчас, в случае со мной. Как вы чувствуете себя, заставляя меня совершить самоубийство?
— Я вас не заставляю.
— Разве?
— Конечно. Я разрешаю вам совершить самоубийство, то есть даю вам право выбора. А это, согласитесь, разные вещи. С моей точки зрения, вы будете последним идиотом, если не сделаете этого, но заставить вас я не вправе.
Глава семнадцатая
В понедельник я проснулся очень рано. В вестибюле купил свежий номер «Таймс» и прочел его в кафетерии, поглощая яичницу с беконом. В колонке происшествий подробно рассказывалось о том, что в Восточном Гарлеме обнаружили тело таксиста. Бедолагу убили ломом сзади, в одно из отверстий перегородки, отделяющей его от пассажиров. Я мрачно потряс головой: теперь огромная аудитория читателей будет знать о новом способе убийства таксистов с целью кражи небогатой выручки…
Позавтракав, я отправился в банк и положил на свой текущий счет половину «премии», полученной от Хэннифорда. Оставшиеся пятьсот долларов взял наличными и в ближайшем почтовом отделении захватил бланк-извещение на денежный перевод. Потом вернулся к себе, пододвинул телефон и набрал номер Аниты.
— Привет! Я тут решил послать тебе кое-что из моего гонорара.
— Зачем? Я же ничего не прошу.
— Ничего, это ерунда. Купи что-нибудь мальчикам. Как они?
— Спасибо, Мэт, они в полном порядке. Жаль, что сейчас оба ушли в школу. Они расстроятся, что не смогли поговорить с тобой.
— Не люблю я эти телефонные разговоры. Многого не скажешь. У меня появилась другая идея. Я могу достать билеты на замечательный матч в пятницу вечером. До «Колизея» ты подвезла бы их сама, а после игры я посажу их в такси. Спроси, когда вернутся из школы, согласны ли они, ладно?
