Эд Макбейн - Королевский флеш
— А теперь послушаем эту запись, — сказал Алекс. — Это квартет Чарли Паркера, который был у него осенью 1948 года. Называется «Птичка». Это было прозвище Паркера.
— Ах-ха, — вздохнула она. — В детстве у меня не было проигрывателя. И я много слушала радио. Вестерн кантри, вот и все, что у нас передавали. Я жила на молочной ферме в Висконсине, там до сих пор живет мой отец. Когда я была маленькой, у меня была корова. Моя собственная корова. Могу поспорить, что у тебя в детстве своей коровы не было.
— Нет, — согласился он.
— Дейзи. Я называла ее Дейзи.
Он чуть было не сказал, что знает одноногую проститутку, которую зовут точно так же, но вовремя остановился.
— Я кормила ее, доила. Я очень хорошо заботилась о ней. Когда я пошла в школу, отец стал просто выгонять ее на пастбище. Она была уже слишком стара, чтобы давать молоко, но он не хотел отсылать ее на бойню, потому что знал, как я люблю эту старую корову.
Алекс понял, что нет смысла пытаться заставить ее слушать музыку. Если хочет поговорить — пусть. Поговорим. Медленно и непринужденно, пусть погуляет на длинном поводке.
— Где ты училась? — спросил он.
— В УКЛА — колледже при Лос-Аджелесском университете. Я специализировалась по английскому языку. Мой муж там тоже учился тогда, мой будущий муж. Там мы и познакомились. Он собирался получить степень магистра по психологии образования. Мы несколько раз встречались, но из этого ничего не получилось — мы шли каждый своим путем. Я снова встретила его уже в Нью-Йорке. Я работала для «Рэндом Хаус». Они устроили большой вечер с коктейлем для писателей, чьи рукописи я редактировала, и там я увидела Майкла. Моего мужа. Он написал книгу, которую «Рэндом Хаус» собирался издать. Потом они стали требовать от него слишком многое переделать, и он послал их к черту, но в то время думал, что они вот-вот его издадут, и потому был там, и я тоже. Так мы снова встретились. Мы начали часто встречаться. Мы уже не были детьми. Это было семь лет назад. Мне было двадцать два, ему двадцать шесть, так что мы решили, что можем жить в одной квартире.
Рассказывая, она играла с подолом своей юбки. Бокал она держала в правой руке, а левой теребила подол почти ритмично, но не в такт с музыкой, которая все еще лилась из динамиков.
— Мы прожили вместе год, — продолжала она, — и затем решили пожениться. Поначалу мы были, наверное, счастливы. Мне так кажется. На самом деле, наверное, мы были счастливы до того, как родился наш сын. А потом Майкл начал заигрывать с другими женщинами. Про одну я точно знала, а другая была постарше. Она была преподавательницей психологии в округе Колумбия, где он по ночам работал над докторской. Днем он преподавал в колледже при Колумбийском университете, а между занятиями посещал там уроки по психологии, да к тому же еще сам был обязан преподавать в Колумбийском университете, а кроме того, флиртовал с той психологичкой и Бог знает еще со сколькими бабами, так что я едва видела его. Даже еще до развода. — Она осушила бокал и сказала: — Мне нравится. Я всю ночь могла бы его пить.
— Тут его полно. Пей на здоровье.
— В Майкле только одно было хорошо, — она говорила, как показалось Алексу, слегка задумчиво, — в постели он был на высоте. — Она рассмеялась. — Конечно, сравнивать мне не с чем.
— Ты грустишь о нем? — спросил Алекс.
— О нем? Да чтобы этот ублюдок под автобус попал, — снова рассмеялась она.
— Послушай, — сказал Алекс, — если ты хочешь потанцевать, я могу поставить…
— Нет, и этого достаточно, — перебила она, — мне нравится то, что ты поставил.
— Ну, я видел, как ты кружилась по комнате…
— А, это так… А ты хочешь танцевать?
— Да я не слишком хороший танцор, — ответил он. — Но если ты хочешь, я могу перевернуть пластинку. Там много пьес, которые он делал со струнными. Если ты хочешь потанцевать.
— Наверное, я очень неуклюжа.
— Перевернуть пластинку?
— Да, я хотела бы послушать, что на другой стороне, но если ты не хочешь танцевать, то не надо. Ничего, если я еще раз позвоню домой? Я просто хочу проверить, все ли в порядке и спит ли он.
— Давай, — сказал он. — Налить тебе еще, Джесс?
Она остановилась на полпути в спальню и посмотрела на него.
— Почему ты назвал меня так? — очень тихо спросила она.
— А что? — он не понял, как он ее назвал.
— Джесс, — повторила она. — Меня так называл отец.
— Я не знал. Просто вырвалось, — пожал он плечами.
Она улыбнулась, кивнула и пошла в спальню. Он услышал, как она набирает номер, и перевернул пластинку. Перевел иглу на вторую дорожку, поскольку на первой был «Паспорт № 2», а он понимал, что она не врубится ни в одну вещь какой-нибудь маленькой группы и, наверное, даже не узнает аккордов песни «Я попал в такт». Он пошел к бару наполнить ее бокал, когда она снова вышла из комнаты.
— Ну, все в порядке?
— Да, — ответила она. — Она сменила ему пеленку и укрыла одеялом. На западном фронте все спокойно.
— Хорошо, — сказал он. — А теперь Чарли со струнными. Тут на гобое играет Митч Миллер. Его-то ты знаешь?
— О, конечно. Я видела по телевизору.
— А на ударных Бадди Рич.
— Не уверена, что узнаю песню, которую они играют.
— Это «Просто друзья», уже почти кончается. Следующую ты узнаешь, это «Со мной всякое случается», очень популярная песенка.
— О, со струнными просто здорово, — сказала она и стала раскачиваться в такт и тихо покачивать головой. — М-м, мне нравится.
— Хочешь, попробуем под нее потанцевать? — спросил Алекс.
— Давай сначала немного послушаем, ладно?
— Конечно, — согласился он. — Вот твой бокал, если хочешь.
— Спасибо, — она взяла бокал и закинула ногу на ногу. Юбка снова задралась, но на сей раз она не стала ее одергивать. — Струнные мне нравятся куда больше.
— Ну, джазовые специалисты не особо ценят его струнную группу. Но под нее, наверное, легче танцевать.
— М-м, — протянула она. — Роскошно. Такая чувственная мелодия.
— Да, — ответил он.
Они молча прослушали еще две мелодии, а когда началась «Летняя ночь», она сказала:
— Ах, «Летняя ночь», я так люблю эту вещь. Вот под эту я буду танцевать. Попробуем, Алекс?
— Конечно, — и он поднялся с дивана, чтобы встретиться с ней посреди комнаты.
— Наверное, я очень неуклюжа, — повторила она.
— Я все равно не замечу. Я и вправду паршивый танцор.
Он обнял ее, но не стал прижимать к себе. Ее платье было из нейлонового джерси и слегка искрило под пальцами его руки, лежавшей у нее на талии. Он осторожно держал между ними дистанцию, пока они кружили по комнате, повторяя себе, что с ней можно только медленно и непринужденно. Он чувствовал, что все идет как надо, но не хотел, чтобы она испугалась. Он держал дистанцию, и соприкасались только их руки, да другая его рука лежача у нее на талии.
— Ты отличный танцор, — похвалила она.
— Ну да! — удивился он.
— Честно.
— Ну спасибо, хотя я и знаю, что нет.
— М-м-м, — протянула она, — прекрасная песня, я ее так люблю.
Внезапно она приблизилась к нему. Только торсом. Просто прижалась грудью, обнаженной под обтягивающей тканью, к его груди, прислонилась к нему — но не бедрами. В паху тут же непроизвольно отдалось тянущим жжением. Но он не стал прижимать ее к себе, не сдвинул руки, ничем не выдавал ей того, что понимает ее и уже загорелся.
— М-м-м, — протянула она.
— Ты вовсе не неуклюжа, — повторил он.
— Я так давно не танцевала, — ответила она, нежно прижавшись к нему бедрами и припав к его щеке своей. Но он все равно не стиснул ее, ожидая следующего шага, чтобы она потерлась о него бедром и передком, поскольку остальным она и так уже ритмично прижималась к нему.
Мелодия кончилась, и она резко высвободилась из его объятий.
— Это было великолепно, — сказала она и сразу же пошла туда, где на кофейном столике стоял ее бокал. Он тут же отвернулся, не желая показывать ей своего возбуждения, и тоже пошел отпить из своего бокала. Он на миг забыл, где его оставил, нашел и чуть сдвинул свой пиджак, чтобы прикрыться. Когда он повернулся к ней, она сидела на диване, поджав под себя ноги и натянув зеленое платье на колени. Туфли она сбросила. У нее были гладкие блестящие коленки, и ему захотелось потрогать их, запустить ей руки под юбку, но он вместо этого сел на противоположный краешек дивана. Она слегка повернулась к нему, нацелившись на него коленками.
— Где ты научился танцевать? — спросила она. Голос ее слегка дрожал, щеки пылали. Он заметил также, что она не может сидеть спокойно и все время трет бедрами друг о друга, чтобы утихомириться.
— На церковных вечеринках, — сказал он. — Я жил в Бронксе.
— Где у тебя ванная? — вдруг спросила она и улыбнулась.
