Рэймонд Чандлер - Окно в вышине
Он прошел к столу, сел в кресло, и, взяв в левую руку нож для открывания конвертов, стал дотрагиваться подушечкой большого пальца правой руки до острия ножа. Безразлично посмотрев на меня, он сказал:
— Это вы Марло?
Я кивнул.
— Садитесь.
Я сел. Эдди Пру сел на стул, стоявший у стены, и стал качаться на нем, то и дело отрывая передние ножки от пола.
— Я ненавижу сыщиков, — сказал Морни.
Я пожал плечами.
— Я их ненавижу по многим причинам, — продолжал он, — ненавижу всегда и везде. Но особенно ненавижу их, когда они цепляются к моим друзьям или пристают к моей жене.
Я промолчал.
— Или когда они выспрашивают моего шофера и хамят моим гостям, — продолжал он.
Я промолчал.
— Короче, — сказал он, — я от всей души ненавижу их.
— Наконец-то я стал понимать, что вы имели в виду, — сказал я.
Он покраснел, его глаза сверкнули.
— С другой стороны, как раз в данный момент вы могли бы принести мне некоторую пользу. Есть одна хорошая идея, и вместе с вами можно было бы сыграть в одну игру, которая кой-чего стоит.
— И чего же она стоит?
— В основном, времени и здоровья.
— Я эту фразу слышал в каком-то фильме, забыл только в каком.
Отложив в сторону нож, он открыл дверцу внизу письменного стола, достал стеклянный графинчик, и вынув из него пробку, налил в стаканчик и вылил. Потом, заткнув графинчик пробкой, убрал его.
— В моем бизнесе настырные ребята не редкость, — сказал он, — и ребята, которые разыгрывают из себя хамов, тоже часто встречаются. Но давайте-ка лучше вернемся к делу и попытаемся преодолеть наши трудности.
Чуть дрожащей рукой он зажег сигарету.
Я повернул голову и посмотрел на сидевшего у стены верзилу. Он перестал раскачиваться и теперь сидел неподвижно, опустив длинные руки. У него был скучающий вид, точно у какого-нибудь бездельника, сидящего возле деревенской лавки.
— Кто-то что-то сказал про деньги, — ответил я. — А за что? Вот за что вы меня отчитывали, это я понимаю. Только не старайтесь себя убедить, будто вам удалось напугать меня.
— Не советую вам так со мной разговаривать, — сказал Морни, — а то как бы вам не пришили свинцовые пуговицы к вашей жилетке.
— Потрясающее зрелище, — сказал я, — бедный старый Марло в жилетке со свинцовыми пуговицами.
Эдди Пру подавился сиплым смешком.
— Что же касается дела, — сказал я, — то мой и ваш бизнес пересекаются и притом совсем не по моей вине.
— Это вряд ли, — сказал Морни. — Каким образом?
Быстро взглянув на меня, он отвел взгляд.
— Ну, например, кто-то из ваших мальчиков звонит мне по телефону, пытаясь напугать меня до смерти. А потом совсем уже ночью мне опять звонят, предлагают за работу пять сотенных бумажек и любезно объясняют, как сюда приехать, чтобы поговорить с вами. И все тот же мальчик, а может быть, другой, что маловероятно, следил за одним моим приятелем, который был убит сегодня во второй половине дня на Корт-стрит в Банкер-хилле.
Морни отвел сигарету от губ, и, сощурившись, принялся разглядывать ее кончик. Каждое движение, каждый жест взят напрокат из фильмотеки.
— Кто был убит?
— Один парень по фамилии Филипс, молоденький блондинчик. Он бы вам тоже не понравился, он был сыщик.
Я описал ему Филипса.
— Никогда не слышал о нем, — сказал Морни.
— Ну, и наконец, высокую блондинку видели выходящей из этого дома сразу после того, как он был убит, — сказал я.
— Какая еще блондинка?
Его голос слегка изменился и прозвучал озабоченно.
— Не знаю. Но ее там видели, и человек, который ее видел, мог бы ее опознать. Конечно, совсем не обязательно, чтобы она имела дело с Филипсом.
— Значит, этот Филипс был легавый?
Я кивнул.
— Я уже говорил об этом дважды.
— Как и почему он был убит?
— Его оглушили, а потом застрелили в его собственной квартире. Почему его убили, мы не знаем. Если бы мы это знали, мы бы, вероятно, знали, кто его убил. Вот такая ситуация.
— Кто это «мы»?
— Полиция и я. Я болтался там и обнаружил его труп.
Пру, перестав качаться, медленнее опустил ножки стула на пол. Его здоровый глаз стал сонно закрываться, и мне это не понравилось.
— Что вы сказали копам?
— Очень мало. Как я понял из ваших слов, сказанных вначале, вы знаете, что я ищу Линду Конквест, точнее, миссис Лесли Мердок. Теперь я нашел ее здесь, она поет у вас в джазе. Мне только непонятно, зачем надо было из этого делать секрет. Мне кажется, ваша жена и мистер Ваннье могли бы мне сказать об этом. Не понимаю, почему они этого не сделали.
— Моей жене нет дела, — сказал Морни, — до какого-то сыщика.
— По-видимому, у нее были свои причины, — сказал я, — но теперь это совсем не важно. Сейчас уже не так важно, увижусь ли я с Линдой Конквест или нет. Просто я хотел немножко поболтать с ней, конечно, если вы не возражаете.
— Допустим, возражаю, — сказал Морни.
— Все-таки, мне кажется, я должен поговорить с ней, — сказал я.
Я достал сигарету, и пока разминал ее, засмотрелся на его густые, черные, удивительно красивые брови. Пру вдруг кашлянул, и Морни, нахмурившись, посмотрел на него, затем, все так же недовольно, — на меня.
— Я спрашивал вас, что вы сказали копам, — сказал он.
— Да совсем немного. Этот самый Филипс просил меня зайти к нему и поговорить. Он намекал, что увяз в неприятной работе, просил помочь ему. Когда я там оказался, он был уже мертв. Это я и сказал полиции. Но им было этого мало. Вероятно, так оно и есть. Вот я и пытаюсь дополнить недостающее, и мне это надо сделать не позднее завтрашнего полудня.
— Прийдя сюда, вы только зря потратили время, — сказал Морни.
— По-моему, меня сюда пригласили.
— Либо вы катитесь к чертовой матери, — сказал Морни, — либо вы делаете для меня небольшую работенку, примерно на пятьсот долларов. Разумеется, вы избавите Эдди и меня от всяких разговоров с полицией.
— Что за работа?
— Вы были у меня дома сегодня утром, и наверное, догадались.
— Я не занимаюсь делами о разводах, — сказал я.
Его лицо побледнело.
— Я люблю свою жену, — сказал он. — Мы женаты всего восемь месяцев, я не хочу даже слышать о разводе. Она прекрасная девочка и, как правило, знает, как себя вести. Но в данный момент к ней привязался один наглый жулик.
— Жулик? Чем он занимается?
— Я еще не знаю, но хотел бы знать.
— Давайте внесем в это дело ясность, — сказал я, — вы хотите дать мне работу, или вы хотите, чтобы я бросил ту работу, которой занимался раньше.
Пру, сидевший у стены, опять фыркнул.
Морни опять налил стаканчик и одним залпом выпил. Постепенно к нему стал возвращаться естественный цвет лица. Но он мне не ответил.
— И вот еще что. Вы, очевидно, не верите в то, что жена вам изменяет с первым встречным, но уверены, что она изменяет вам с человеком по имени Ваннье, не так ли?
— Ее сердце принадлежит мне, — сказал он медленно, — но она такая ветреная. Имейте это в виду.
— Так вы хотите, чтобы я занялся этим Ваннье?
— Я хочу выяснить, откуда у него берутся деньги.
— Вы считаете, что он мошенничает?
— Да. Но трудно понять, в чем именно.
— Вы в этом уверены, или вам только кажется?
Пристально посмотрев на меня, он открыл средний ящик своего письменного стола и положил передо мной вчетверо сложенную бумажку. Я взял ее в руки и развернул. Это была копия счета, на которой под копирку было написано: Кол-вестерн дентал сеплай компани и адрес. В одной графе значилось: 30 фунтов кристоболита — 15 долл. 75 ц., в другой: 25 фунтов альбастона — 7 долл. 75 ц., еще налоговый сбор. Счет был выписан на Х. Р. Тигера, Вил-Кол, на нем стоял чернильный штамп: Оплачено. В нижнем углу была подпись: Л. Дж. Ваннье.
Я положил бумажку обратно на стол.
— Она выпала у него из кармана, когда он был здесь вечером, дней десять тому назад. Эдди наступил на нее своей большой ногой, и Ваннье ничего не заметил, — сказал Морни.
Я посмотрел на него, потом на Эдди Пру.
— Мне кажется, вы неплохой детектив, и вам удастся что-нибудь разузнать.
Я снова взял бумажку, и сложив, убрал к себе в карман.
— Вполне возможно, что здесь действительно что-то есть, — сказал я.
Морни, подойдя к стоявшему у стены стальному сейфу, открыл его. Потом вернулся к столу, держа в руке веером, точно карты, пять новеньких стодолларовых бумажек. Он провел по краю этого веера рукой, сложил бумажки и бросил их на стол прямо передо мной.
— Вот вам пятьсот долларов, — сказал он, — и если вам удастся избавить мою жену от этого Ваннье, то вы получите еще столько же. Мне безразлично, как вы это сделаете, более того, я не желаю знать, как вы это станете делать. Только сделайте.
Я провел по бумажкам пальцами, потом оттолкнул их.
