Эд Макбейн - Три слепых мышонка
Он вспоминал ночь прошлого понедельника.
Тринадцатое августа. Минула целая неделя с того дня, унесшего покой, когда его сын с женою уехали в Орландо в надежде подыскать там жилье и вернуться за ним. От них не было никаких известий, и он уже было решил, что забыли нарочно.
В этот год Тринху исполнилось шестьдесят восемь лет, по традициям его родины подошло то время, когда человек должен жить со своими близкими в мире, прислушиваясь к самому себе, и готовиться к уходу, ему следует встречаться с друзьями, подыскать опытного геоманта, который подскажет, где следует подготовить могилу и какой сделать гроб.
Но он оказался на старости лет далеко в Америке.
До Тринха доходили слухи, что в этой стране со стариками не церемонятся, случается, они умирают в забвении или оказываются в чужом доме, где их нехотя обихаживают посторонние люди. Кто может поручиться, что и его сыну не надоело содержать немощного старика, от которого всего-то толку что легенды и поверия? А что, если их переезд в Орландо был простой уловкой, легким способом избавиться от него? Все эти думы беспокоили старика в ту ночь неделю назад.
Май Чим что-то уточнила у него, он кивнул в знак согласия:
— Да, именно, восемь дней назад. Я был встревожен…
…Столько времени уже прошло с тех пор, как его сын уехал в Орландо. Кое у кого из его соседей по «Малой Азии» был телефон, они бы тут же сообщили ему, что звонил сын, но он затаился, возможно, не смог подыскать нужного помещения, возникли непредвиденные проблемы, но почему не подать весточку отцу? Зачем заставлять старика гадать и волноваться?
Сквозь дрему он услышал крик.
Ему даже показалось, что именно крик его и разбудил. Впрочем, нет, он прилег около десяти часов, но маялся без сна. Он пребывал в тревоге, оттого и прислушивался к ночным звукам. Вдали загудел паровоз. Лаяли собаки. Кто-то вскрикнул.
Он попытался в темноте разглядеть цифры на светящемся диске своих часов, купленных им в Гонолулу в самом начале долгого путешествия в Америку. Он вспомнил долгую дорогу по четырем штатам и семи городам, дорогу, которая еще может закончиться благополучно в Орландо.
Часы показывали десять минут первого.
Его убогое ложе пропиталось влагой этой жаркой ночи и тоской ожидания. Он откинул верхнюю простыню, свесил тощие ноги через край узкой кровати, побрел к двери и выглянул на улицу сквозь решетчатую дверь.
По дороге бежал человек.
— Он наблюдал за ним через решетку? — спросил Мэтью.
Май Чим перевела вопрос. Тринх ответил:
— Да. Через решетку.
«Значит, он мог и ошибиться», — подумал Мэтью.
— Я хорошо разглядел его при лунном свете, — словами старика говорила Май Чим. — На нем была… желтая куртка и желтая кепка.
Крупный высокий человек спешил к обочине дороги, где стояла машина. Человек открыл дверцу машины со стороны водителя…
— Он запомнил лицо этого человека? — спросил Мэтью.
Май Чим перевела вопрос.
— Да, это был белый мужчина.
— Это был Стивен Лидз?
Вопрос был переведен на вьетнамский, и был получен ответ:
— Он узнал Лидза на опознании.
Создавалось впечатление, что переводчица и Мэтью ведут свой диалог, а слова старика являются лишь фоном главной темы разговора, в центре внимания опознание Лидза.
— Сколько человек было на опознании?
— Семь.
— Все белые?
— Трое белых, трое негров, один азиат.
Это нечестно, кроме Лидза было только двое белых.
— Во что он был одет?
— Все были в тюремной одежде.
Значит, очная ставка состоялась где-то сразу после ареста Лидза до отъезда Тринха в Орландо, то есть между вторником четырнадцатого и четвергом шестнадцатого августа. О свидетелях Мэтью узнал из утреннего выпуска «Геральд трибюн» в пятницу.
— Когда проходило опознание? — спросил он.
— Накануне моего отъезда в Орландо.
— В среду, пятнадцатого?
— Да, наверное.
— Вам приходилось раньше видеть в газетах фотографии Лидза? Или по телевизору?
— Нет.
— Вы смотрите телевизор?
— Да. Но я не видел фотографий того белого человека, который убил моих земляков.
— Откуда вам известно, что Лидз их убил?
— Так его в этом обвиняют.
— Кто вам сказал?
— У нас в районе об этом все говорят.
— Говорят, что белый человек по имени Стивен Лидз убил ваших земляков?
— Да.
— А нет ли таких предположений, что человек, которого вы опознали, и убийца — одно и то же лицо?
— Да, говорят и такое.
— Разговоры велись до опознания?
— Я не понял вашего вопроса.
— Я спрашиваю: не случалось ли вам сразу после убийства перемолвиться об этом с кем-нибудь, кто мог видеть его фотографии?
— Я со многими разговаривал.
— Среди них были те, кто мог видеть его фотографии?
— Конечно.
— Вам могли описать его внешность?
— Как будто нет.
— Вы знакомы с человеком по имени Тран Сум Линх?
— Знаком.
— До опознания вы встречались с Тран Сум Линхом?
— Думаю, да.
— Он говорил вам, что видел человека в желтой кепке и куртке, который входил в дом, где потом нашли трупы?
— Нет, не говорил.
— Значит, до опознания вам никто не описывал внешность Стивена Лидза?
— Никто.
— А Тран Сум Линх не упоминал в разговоре, что в ту ночь он видел человека в желтой кепке и желтой куртке?
— Нет, не упоминал.
— Следовательно, вы впервые увидели этого человека в десять минут первого…
— Да.
— Ночью тринад… вернее, в ночь с тринадцатого на четырнадцатое августа, правильно?
— Да.
— Вы видели, как он бежал к своей машине на обочину?
— Да.
— С какой стороны он бежал?
— От дома, где жили мои земляки. Те самые, которых убили.
— Вы видели, как он выходил из дома?
— Нет. Но он бежал по направлению оттуда.
— Понятно. Он бежал к машине?
— Да.
— Какой марки была машина?
— Я не разбираюсь в американских машинах.
— А в итальянских машинах вы разбираетесь?
— Нет, тоже не разбираюсь.
— Какого она была цвета?
— Темно-синяя. Или зеленая. В темноте было не разглядеть.
— Но ведь была ясная лунная ночь.
— Да, только машина стояла под деревом.
— Значит, это была темно-синяя или темно-зеленая машина?
— Да.
— Но не красная.
— Нет, не красная машина.
— Это была спортивная машина?
— Я не знаю, что такое спортивная машина.
Май Чим перевела ответ старика Мэтью и принялась что-то обстоятельно объяснять тому по-вьетнамски, скорее всего, что такое спортивная машина. Тринх внимательно ее слушал, согласно кивнул и наконец произнес:
— Нет, это была не спортивная машина. Это была обыкновенная машина.
— С двумя дверцами или четырьмя?
— Я не заметил.
— Но лицо подозреваемого вы разглядели?
— Да. Я лучше разбираюсь в лицах, чем в машинах.
— Что-нибудь еще вы заметили? — устало спросил Мэтью.
Тринх кратко ответил по-вьетнамски. Май Чим кивнула. Она была бесстрастным переводчиком.
— Что? — нетерпеливо спросил Мэтью.
— Он запомнил номер машины, — сказала она.
Патрисия Демминг и детектив Фрэнк Баннион обедали на открытой веранде ресторана «Скандалисты» под одним из зеленых зонтиков. Баннион с удовлетворением подметил, что они неплохо смотрятся вдвоем. Интересно, есть ли у нее кто-нибудь? Сам он вчерашнюю ночь провел с Шерри Рейндольс и поэтому ощущал себя чертовски привлекательным. После восхитительной ночи с молоденькой женщиной он всегда находил подтверждение своих потрясающих мужских достоинств.
Шерри под большим секретом шепнула ему вчера, что две недели назад ей исполнилось тридцать. Это она сказала, когда делала минет. Она пыталась доказать, что зрелые женщины смыслят в сексе побольше, чем сопливые девчонки. Баннион ее успокоил, для него тридцатилетняя женщина была молодой. Еще он похвастался, что в свои сорок два года умудрился сохранить волосы и зубы. Ему показалось, что это произвело на нее впечатление.
Сегодня у Шерри был выходной.
Вчера ночью она сказала про выходной, добавив, что весь следующий день и ночь они смогут предаваться любви, ей надо быть на работе в среду утром в половине одиннадцатого. Баннион посетовал, что ему самому надо быть на службе в девять утра. И вот напротив него за столиком любуется заливом очаровательная блондинка с одним существенным недостатком — она его босс, что не мешает ему чувствовать к ней дикое влечение. Липкая жара способствует возникновению желания и легкому его удовлетворению.
— Лодка причалила вот здесь, — показал он.
— В котором часу? — уточнила она.
— Без четверти одиннадцать, — ответил Баннион.
— Вроде совпадает? — с удовлетворением отметила Патрисия.
