Хью Пентикост - Детектив США. Книга 8
Его женитьба на дочери босса не осталась незамеченной. Но, как правильно заметил кто-то из моих собеседников: не оставаться же ей старой девой. А послушав Берта Эберхарта, Кэрридайна, Кармичела и самого Джона Коллинза, я пришел к выводу, что «Коллинз Эвиэйшн» повезло с таким руководителем. Так что в плюсе остался не только Стэнвик.
Он не просто паразитирует на богатой жене, как предположил Джим Свартаут из Невады.
А теперь о некоторых противоречиях, выявленных по ходу расследования.
Алан Стэнвик говорит, что умирает от неизлечимого рака. Этого никто не подтверждает. Если Стэнвик и болен, то никому, кроме него самого, об этом не известно.
Жена и тесть Стэнвика утверждают, что он в ссоре с родителями. При этом каждые шесть недель он летает через всю страну, чтобы повидаться с ними.
По словам Джоан, отец заставлял Стэнвика заниматься боксом, что и послужило причиной разрыва. Марвин Стэнвик начисто это отрицает.
Несмотря на регулярные, раз в шесть недель, визиты к родителям, подтвержденные звонком в «Нонхиген Инн», Алан не сказал им, что у него есть дочь, а у них — внучка.
Все полагают, что Алан Стэнвик покупает ранчо в Неваде: его жена, тесть, биржевой маклер, страховой агент. Все, за исключением человека, который, по заверению жены Стэнвика и его страхового агента, помог найти ему это ранчо: Джима Свартаута. Тот безапелляционно заявил, что понятия не имеет, кто такой Алан Стэнвик, и никогда не вел с ним никаких дел.
С некоторой натяжкой можно найти объяснение и этим противоречиям, так как теперь мы располагаем некоторой информацией об Алане Стэнвике.
Разгадка видится мне в словах Берта Эберхарта: «Алан так скрытен, что никому ничего не скажет, даже если заболеет раком».
И, хотя об этом никто не знает, Алан Стэнвик, возможно, неизлечимо болен.
Есть своя логика и в его довольно странных отношениях с родителями. Вероятно, он их очень любит. Единственный сын, он обладает глубокой привязанностью к ним. Судя по всему, те же чувства питает он и к своему давнему другу, Берту Эберхарту. Как говорит Марвин Стэнвик, он может приезжать в родной город, чтобы отвлечься от повседневной суеты.
При этом он понимает, что в мире Джоан и Джона Коллинзов нет места для Марвина и мамы Стэнвик. Ему ясно, что они будут нервничать, чувствуя себя не в своей тарелке. Поэтому он мог сдвинуть дату свадьбы, не сообщить о рождении дочери и говорить всем и вся, что с родителями он в ссоре — только для того, чтобы не доставлять им излишних волнений.
Теперь о загадочном ранчо в Неваде. Изначально он хотел купить ранчо по самой прозаической причине: такая покупка — выгодное вложение капитала. Ни он, ни Джоан не собирались там жить. Поэтому никто не помнит, кто первым заговорил о ранчо, Алан или Джоан. Никому из них оно не нужно. Для них покупка ранчо — чисто деловая операция.
Возможно, Алан приступил к ее практическому осуществлению: посоветовался с биржевым маклером, страховым агентом, тестем, женой. После этого он узнал, что у него рак. И решил отдать все время и силы для подготовки «Коллинз Эвиэйшн» к своему уходу. Причем так, чтобы никто об этом не узнал. А это не так-то просто. Он понимал, что может не успеть оформить покупку ранчо, но не мог сказать об этом своим близким, не указав причины, то есть своей болезни. Поэтому он создавал впечатление, что все идет своим чередом. Вполне возможно, что на вопросы Джона Коллинза о ранчо и Свартауте Стэнвик всегда отвечал: «Да, да, все нормально». Он мог согласиться отвезти жену на ранчо в следующий уик-энд, хотя никакого ранчо не существовало, потому что знал, что для него следующего уик-энда уже не будет.
Выходит, что в выявленных противоречиях нет ничего необъяснимого.
И все же один вопрос остается без ответа.
Если Алан Стэнвик хочет покончить жизнь самоубийством, почему он не выберет самый естественный для себя путь?
Почему он не хочет разбиться в авиакатастрофе?
Флетч выкинул в мусоропровод обертки сандвичей и бутылку из-под молока. В спальне собрал большой чемодан. Теннисные шорты. Три пары джинсов. Шорты из джинсовой ткани. Футболки. Рубашки, галстуки, нижнее белье. Бритвенные принадлежности. Два костюма. Два пиджака спортивного покроя. Две пары брюк. Записную книжку. Черные туфли. Три пары черных носков, три пары коричневых. Паспорт.
Положил пачку бумаги и копирку на пишущую машинку и закрыл ее крышкой.
Надел коричневые туфли, носки того же цвета, рубашку, брюки, завязал галстук, надел пиджак. Не забыл и солнцезащитные очки.
С диктофоном, чемоданом и пишущей машинкой спустился в гараж. Поставил диктофон на переднее сиденье, пишущую машинку — на пол, чемодан положил в багажник.
Затем поехал к административному корпусу «Коллинз Эвиэйшн».
Глава 19
К главным воротам «Коллинз Эвиэйшн» Флетч подъехал в четыре часа дня. Без пятнадцати пять сквозь солнцезащитные очки он увидел, как одетый в серую форму охранник вышел из будки, засвистел и замахал руками, освобождая дорогу, и отдал честь выезжающей машине. То был серый «ягуар ХКЕ» с номерным знаком 440–001. Автомобиль свернул налево.
За рулем сидел Стэнвик.
Флетч поехал следом.
Джоан Стэнвик говорила, что по понедельникам и средам Алан задерживается допоздна. По этим дням недели он редко приходил домой раньше полуночи. Он работал.
Был понедельник. Стэнвик уехал с работы без четверти пять.
На перекрестке улицы Стивенсона с Главной он свернул направо. Следуя за ним, Флетч решил, что Стэнвик направляется к автостраде, но тот, проехав двенадцать кварталов, повернул налево, на улицу Сибюри, и въехал на стоянку у винного магазина. Флетч остановился на другой стороне улицы.
Стэнвик вошел в магазин, затем вновь появился на автостоянке. Наблюдая за ним, Флетч мог лишь отметить, что видит довольного жизнью, не обремененного заботами человека. Он входил в магазин, засунув руки в карманы. Уверенной, неторопливой походкой. С бесстрастным лицом. Когда он вышел, на его губах еще играла улыбка. Вероятно, высказанный им комплимент пришелся продавщице по душе. В бумажном пакете он нес по меньшей мере три бутылки. Ему потребовалась лишь секунда, чтобы найти ключ зажигания в связке ключей.
Еще через три квартала Стэнвик повернул налево на улицу Патнэм и, проехав с полмили, свернул на тенистую стоянку рядом с кварталом одноэтажных коттеджей. Он поставил «ягуар» в дальний ряд, у самых деревьев. Флетч предпочел средний ряд, на ярком солнце. Стэнвик запер машину, с пакетом бутылок в руках пересек стоянку, по усыпанной гравием дорожке подошел к одному из коттеджей и скрылся в подъезде.
Флетч подождал десять минут.
Затем сам вошел в подъезд.
В коттедже было две квартиры. Левая, судя по надписи на забитом корреспонденцией почтовом ящике, принадлежала Чарльзу Райсу.
Правая, с пустым ящиком, — Сандре Фолкнер.
Табличка на стенке указывала, что по всем вопросам следует обращаться в компанию «Братья Грин. Управление».
— Где Гамми?
Кому-то хватило сил разжечь на пляже костер. Ночь была довольно прохладной. Вдоль берега виднелось еще несколько огоньков.
— Флетч, — позвал Вэтсьяайна.
В углу гаража Флетч переоделся в джинсы. Теперь, он жалел, что не надел футболку.
— Где Гамми? — повторил он.
— Я видела его раньше, — ответила Джули.
— Куда он пошел? Что сказал?
— Не знаю, — пожала плечами Джули.
— Кто-нибудь видел Гамми?
Ответа не последовало.
— Где Бобби? — спросил Вэтсьяайна.
— Ушла, — ответил Флетч.
— Куда? — во взгляде Вэтсьяайны сквозила озабоченность.
— В шоколадный замок на небесах.
Вэтсьяайна промолчал.
Завернувшись в одеяло, у стены набережной лежал Кризи. Флетч постоял над ним в темноте, гадая, спит тот или погрузился в мир наркотических грез.
— Что случилось, парень? — спросил Кризи.
— Я ищу Гамми.
— О, парень, он смылся.
— Что значит, смылся?
— Фараоны допекли его. Сколько можно служить мальчиком для битья?
— Ты не знаешь, куда он пошел?
— Он не мог не смыться. Всему приходит конец. Его бьют и бьют. А стоит ему появиться дома, как за него принимается папаша. Его бьют всегда и везде.
— Я ищу Гамми, — настаивал Флетч.
— Как мои старые барабаны. Я жалею о том, что бил по ним. Палками. Каждый вечер. Барабанными палочками. Я бил по моим барабанам. Откуда мы знаем, что натянутые на них шкуры ничего не чувствуют? Что, если им было больно, когда я бил по ним? По-настоящему больно?
— Я об этом ничего не знаю, Кризи.
