Жан-Патрик Маншетт - Сколько костей!
В другой толстой папке находились личные карточки, заполненные принятыми кандидатами. Карточки были очень подробными: в них фигурировали не только фамилии, имена, адреса, даты рождения, но и краткие автобиографии, послужные списки, антропометрические данные, включая рост, вес, цвет волос и глаз – словом, все, кроме отпечатков пальцев. Справа наверху была ячейка с надписью от руки: "Поступившие шестнадцатого или восемнадцатого и так далее". Сегодня было семнадцатое ноября. Значит, речь шла о тех, кого приняли в этом месяце с учетом следующей недели. Я нашел список лиц, принятых с завтрашнего дня, а фактически даже с сегодняшнего, потому что уже был час ночи.
– Любопытно, – заметил Граццеллони, – здесь только пары. Что вы будете делать?
– Я тоже приду с женщиной, и я знаю, с кем.
– Вы очень рискуете, Тарпон, так как можете нарваться на Каспера или на кого-нибудь еще, кто может узнать вас. Вы отдаете себе отчет?
– Оставьте меня в покое, – проворчал я.
Я был зол на весь мир.
Некоторое время спустя мы все убрали на место и вышли из помещения, не оставив следов своего пребывания. Наш выбор пал на чету из Версаля, принятую завтрашним числом. Мы прибыли в Версаль в два часа тридцать минут утра.
Мы долго звонили в дверь, а потом долго вели переговоры через открытую дверь, и Шоффару пришлось предъявить им свое удостоверение, чтобы они нас впустили.
Накануне вечером у них были гости: в гостиной стояли несколько пепельниц с окурками и грязные стаканы. Повсюду были разбросаны пластинки. Скатерть была залита вином, и на ней остались крошки. В крови хозяев было минимум десять граммов алкоголя, поэтому первой проблемой, с которой мы столкнулись, была проблема простого понимания.
Второй проблемой была финансовая сторона дела. Они внесли две тысячи франков в качестве аванса своего пребывания в общине. Сопровождавшие меня полицейские оказались почти без денег. Мне пришлось отдать тысячу пятьсот франков, которые я взял в квартире Альбера Переса, и еще пятьсот франков, конфискованных у типа со спущенными кальсонами.
Но перед этим мы столкнулись с другой, более серьезной проблемой, которая едва не привела к краху весь наш замысел. Супруги наотрез отказались сотрудничать с полицией. В наши дни подобное поведение встречается все чаще и чаще в различных слоях общества. Я никого не осуждаю, это право каждого. Супруги, о которых идет речь, мадам и месье Блондо, к счастью, разделяли крайне правые взгляды, и их сомнение носило реакционный характер, о чем свидетельствовала лежавшая на столике еженедельная газета "Минют". В какой-то момент переговоры между представителями сил порядка и супругами Блондо зашли в тупик, и тогда я просто взял в руку маленький и грязный орган Бриньо (я имею в виду его печатный орган "Минют") и заявил, что счастлив встретить людей, которые получают удовольствие от Бриньо. Я сказал, что испытываю то же самое. Чтобы придать своим словам больше убедительности, я потряс в воздухе грязной, залитой вином газетенкой и таким образом установил климат доверия. Я дал им понять, что секретная миссия, порученная мне и моим коллегам, будет иметь политические последствия, очень приятные для людей, умеющих получать наслаждение от Бриньо. Подключившийся к игре Шоффар стал обращаться ко мне: "Мон Колонель"[10]. В конечном счете, когда мы вышли из квартиры супругов Блондо, у меня в кармане лежали две регистрационные карточки на имя мадам и месье Блондо, а также разные проспекты о Протестантской общине «Скоптсис», переданные мне месье Блондо. Супруги пообещали нам сохранить в тайне наше посещение и его причины.
– Вы уверены в том, что они действительно будут молчать? – спросил меня Шоффар по дороге в Париж.
– Сначала они обсудят это между собой, а потом лягут спать. Даже если она расскажут кому-нибудь, то это случится не раньше, чем завтра днем или вечером. Скорее всего они поделятся со своими друзьями, но вряд ли они обратятся к адвокату или в полицию, и совсем маловероятно, чтобы они сообщили об этом в общину. Пока это раскрутится, мы уже все закончим. Вам нужно быть на месте через двенадцать часов.
– С пятнадцатью полицейскими?
– Лучше с двадцатью.
– Сделаем, что сможем, Тарпон. Для начала нам всем не мешает выспаться.
Я придерживался того же мнения. Примерно час спустя, обговорив с Шоффаром все детали, я вернулся на квартиру Жюля. У меня было желание вытянуться на паласе прямо в передней. В гостиной горел свет. Сидя на канапе, Хейман попивал испанский коньяк. Шарлотт, стоя на четвереньках, ставила пластинку на проигрыватель.
– Почему вы не спите? – поинтересовался я. – Нам предстоит очень трудный день.
– Разумеется, – согласилась Шарлотт, вставая. – Мы должны ворочаться в кровати и думать, что с вами случилось.
– Женщина влюблена, – пробормотал Хейман, и Шарлотт назвала его старым дураком.
– И этот тоже хорош, – добавила она, указывая на Хеймана широким жестом. – Он исчезает из дома и два часа спустя возвращается, нализавшись до скотского состояния.
– В доме не было ни капли, алкоголя, – вздохнул Хейман. – Мы использовали все запасы Жюля. Магазины уже были закрыты, и мне пришлось обратиться к приятелю. Это бретонец. Вам говорит о чем-нибудь имя профессора Бахауффера?
Я покачал головой, бросил в угол куртку-дубленку и снял ботинки, не развязывая шнурков, за что меня всегда ругала мать. Я начал расстегивать рубашку.
– Вы собираетесь раздеться догола? – спросила Шарлотт.
– Мелис Санс позвонил в Тулузу? – спросил я у Хеймана.
– Вы прекрасно владеете дедуктивным методом, – заметил Хейман.
– Я полагаю, что профессор Бахауффер – это тот тип, который находился в машине с Фанчем Танги и которого маки взяли в плен, но он от них удрал. Итак, что вам известно о профессоре Бахауффере?
– Ничего. – Хейман пожал плечами.
– Освободите мою кровать, – приказал я Хейману, и он освободил канапе, унося с собой рюмку. Я снял брюки, завернулся в покрывало и вытянулся на канапе. – Найдите будильник и поставьте его, – сказал я, – мы должны встать через четыре часа.
Я тут же заснул, а проснувшись, не почувствовал себя отдохнувшим. На улице было светло. Было десять часов утра, восемнадцатое ноября, четверг. Я присоединился к Хейману и Шарлотт, которые уже пили кофе на кухне. И я сказал, как бы продолжая начатый разговор, что не может быть и речи о том, чтобы Шарлотт поехала с нами, так как это на самом деле очень опасно, а Шарлотт отправила меня к чертовой бабушке. В этот момент появился небритый Коччиоли с запасными обоймами, а потом было уже слишком поздно, чтобы спорить, так как мы ехали в машине в направлении Дутремара и Протестантской общины "Скоптсис", то есть навстречу кровавой бойне, мясорубке, дерьму.
XVI
А затем произошло то, что должно было произойти: взятие штурмом лаборатории в ночь с четверга на пятницу, пролитие крови, уничтожение преступной сети с вытекающими последствиями. Именно после этого Жорж Роз запятнал репутацию депутата Мошана, пытавшегося прикрыться парламентской неприкосновенностью. Однако это его не спасло, и теперь он сидит за решеткой, пользуясь все же привилегированным положением по причине состояния здоровья. Но лучше я расскажу обо всем по порядку.
В четверг в пятнадцать часов мы с Шарлотт прибыли в Протестантскую общину "Скоптсис".
– Ты выглядишь, как легавый, – сказала мне Шарлотт, – в то время как должен смотреться преуспевающим чиновником.
Мне пришлось одолжить у Жюля вельветовый костюм сливового цвета, рубашку в цветочек и полусапоги на каблуках высотой четыре сантиметра, в которых я чувствовал себя, как на ходулях. Шарлотт придала моей прическе художественный беспорядок, зачесав волосы на лоб.
– У меня смешной вид, – заметил я.
– Это то, что нужно, – заверила она и добавила: – Теперь, если ты наткнешься на Каспера, он сможет узнать тебя только с близкого расстояния, метров с трех. Сунь руки в карманы.
– Они отвиснут.
– Если мы увидим перед входом машину Каспера, – предупредил Коччиоли, – то даже не думайте соваться туда. Мы придумаем что-нибудь другое.
– Сунь руки в карманы, а живот выпяти вперед. И улыбайся! Нет, не так, глупее. Вот так. И постоянно держи улыбку.
– У меня будут болеть мышцы лица.
– Потому, что они нетренированные. Руки держи в карманах.
– Вы действительно считаете...
– Говори мне "ты". Да, я действительно считаю. Каждый человек имеет индивидуальность, и ты должен воплощать его индивидуальность.
– Не стоит преувеличивать.
– Вот увидишь.
И я увидел. Когда мы наткнулись на Каспера, он узнал нас с тридцати метров!
Но сначала было посещение общины и очищение.
Подъехав к зданию, мы осмотрели его в бинокль, но не заметили ничего подозрительного. На стоянке стояло несколько автомобилей, но "пежо" среди них не было. Мы вернулись в центр деревни и оставили там Хеймана и Коччиоли с биноклем. Я сел за руль "альфы" и направился к воротам общины.
