Владимир Гурвич - Чужая игра
— Ну, извини. Я не то хотел сказать. Но, если это нужно для дела, то почему бы и нет?
— Для дела говоришь? — Анна обрела способность говорить и медленно стала приближаться к Диме. Выражение ее лица стало каким-то зловещим. Дима попятился к стенке. Но было слишком поздно. Уже в следующую секунду он ощутил на своей щеке короткую, но сильную, как удар хлыста, затрещину. Он инстинктивно прикрылся рукой, ожидая следующего удара. Но его не последовало. Вместо этого он услышал стук входной двери. Дима осмотрелся. Анны в квартире не было.
3Алина Слободина сидела перед зеркалом и возвращала с помощью теней, губной помады и туши привычное выражение лица, утраченное во время бурного занятия любовью. По телу катился приятный теплый поток, и она испытывала удовлетворение. Она любила эти минуты после секса почти также как и минуты самого секса, когда напряжение спадало и становилось удивительно легко и покойно.
Она нанесла на лицо последний штрих кисточкой и посмотрела через зеркало на любовника. Тот продолжал лежать на кровати, даже не позаботившись прикрыться одеялом, и с любопытством наблюдал за ее действом. Ее привлекало его бесстыдство, его удивительная способность доводить все до крайних пределов. Это ужасно возбуждало ее, заставляло закипать кровь даже при одних воспоминаниях об их ласках, причем, иногда в самый неподходящий момент. Но это ей скорее нравилось, чем причиняло неудобство. Может быть, еще несколько лет назад ей было бы трудно справляться с наплывом горячих, как пар, эмоций. Но за последнее время она заматерела, гораздо лучше научилась управлять своими чувствами и желаниями. А потому не слишком боялась, что окажется застигнутой врасплох.
— Как я тебе? — спросила она, не поворачиваясь к нему, а продолжая наблюдать за ним через зеркало.
— Даже не думал, что косметика так сильно способна менять женщин. Ты стала совсем другой.
— Лучше или хуже? — засмеялась Слободина.
— Ни лучше и ни хуже. А другой. Почему обязательно должно быть то или другое.
— Ты, как всегда прав. И вообще, ты самый мудрый мужчина, которого я когда-либо встречала в жизни. — Слободина вдруг резко повернулась на табурете и посмотрела на любовника. — Знаешь, мне всю жизнь жутко не достает по-настоящему мудрых мужчин.
— А твой первый муж, я знал его, правда, не так близко. Дураком мне он не казался, — проговорил Викдорович.
Слободина горько рассмеялась.
— Вот именно, ты знал его не так близко. А мне, к несчастью, пришлось узнать его ближе некуда. Ты прав в том, что он был хорошим бизнесменом, но как человек… Это было настоящее мучение, у него был ужасно вздорный характер. Он устраивал ссору по любому поводу. А уж ревностью он меня просто изводил. Ты и не представляешь, каких усилий мне стоило себя сдерживать. Ну, а про Эдуарда тебе все известно не хуже, чем мне. Ничтожество и есть ничтожество, что об этом говорить.
— Как раз об этом я и хотел с тобой поговорить. Слободина удивленно взглянула на любовника.
— Ты хотел поговорить об Эдуарде?
— Не совсем. Я хочу поговорить о тебе, обо мне и о нас с тобой.
— Это интересно. — Слободина встала и пересела на кровать рядом с любовником. — Только не целуй меня, — предупредила она, я уже накрасилась. И прикройся, это меня отвлекает.
Викдорович усмехнулся и набросил на себя одеяло.
— Так лучше? — усмехнулся он.
— Намного лучше, — тоже усмехнулась она. — Я тебя слушаю.
— Бросай-ка ты своего олуха.
— Бросить не проблема. А что взамен?
— А взамен? — Викдорович посмотрел на женщину. — Твоим мужем стану я.
Теперь уже Слободина одарила его долгим взглядом.
— Ты с ума сошел, зачем тебе это. Тебе разве в твоем положении плохо?
— Послушай, что я скажу. Я много размышлял над этим. И пришел к выводу, что мы могли бы объединить наши бизнесы. И создать крупный холдинг. Понимаешь, это совсем другие объемы. Мы могли бы выйти даже на зарубежные рынки.
Какое-то время Слободина молчала.
— Честно говоря, никогда не думала об этом. Мне нравится чувствовать себя полноценной хозяйкой своего бизнеса.
— Я знаю. И это замечательно. Но надо смотреть вперед. Какие у тебя перспективы, если ты останешься сама по себе?
— Ты прав. Я давно ощущаю, что развивать мне свой бизнес некуда.
— То-то и оно. А вместе мы сила. — Викдорович сжал перед ее носом кулак. — И на каких началах возможно наше объединение?
— На паритетных. У каждого ровно по половинке.
Слободина в очередной раз задумалась.
— Не могу сказать, что ты меня убедил, но обещаю, тщательно все взвесить. По крайней мере, это самое интересное предложение, которое я получала за последнее время.
— А я других не предлагаю. Скажи, только честно, когда ты предложил мне стать твоей любовницей, ты держал в голове этот вариант?
— Я обдумывал его. Чтобы в наше время выжить, надо объединяться. И очень важно, не прогадать, с кем именно. А мы все же узнали друг друга.
— Я бы не преувеличивала этот фактор. — Я знаю, что ты циник. И это нравится мне в тебе. Я сама циник. Не была бы циником, давно бы все профукала.
Слободина встала и направилась к выходу, по ходу взяв со стола свою сумочку. Викдорович внимательно наблюдал за ней. Около двери Слободина остановилась.
— Я не обещаю, что приму твое предложение, но обещаю, что буду думать о нем. А там как знать. До встречи.
Слободина помахала рукой и вышла из комнаты.
4Эдуард Страстин собирался этот вечер провести, как обычно — в одном из клубов, куда он в последнее время наведывался почти каждый день. Нельзя сказать, что ему там очень нравилось, но надо же было куда-то деваться, чтобы убить время, которое имело противное свойство тянуться бесконечно медленно. Эдуард догадывался, что где-то существуют такие счастливчики, которые часов не наблюдают, но он не имел к этой публике никакого отношения. Как же иногда Эдуард им завидовал. Особенно сейчас, когда жизнь его переменилась таким образом, что он мог себе позволить целыми днями не то, что не выходить из дома, но даже не вставать с кровати. И это все благодаря его браку с известной светской львицей, владелицей сети брендовых магазинов нижнего дамского белья и просто красивой женщиной Алиной Слободиной. Этот брак Эдуард считал самой большой удачей своей жизни. Еще бы! Не каждый в одно мгновение сумеет превратиться из обычного менеджера ресторана в супруга одной из самых известных женщин города. И пусть его недоброжелатели шипят в спину, что это мезальянс, ему от их ядовитых реплик ни холодно ни жарко. Пусть хоть захлебнутся своим ядом. Он, Эдуард теперь неуязвим для них.
Так уж и неуязвим? ухнуло у него где-то глубоко внутри. Это гадкий червячок сомнения проснулся после долгой спячки и принялся за свою мерзкую работенку. Эдуарду сразу стало не по себе. Захотелось тут же удавить это противное членистоногое за то, что оно осмелилось грубо нарушить его безмятежное существование. Ведь жить с дискомфортом внутри себя Эдуард не любил. Надо было срочно что-то предпринять. Сработал привычный рефлекс — рука потянулась к бару. Там у него имелось верное средство от любой напасти.
Через пол часа ему уже было хорошо. Настолько хорошо, что уже не хотелось никакого клуба и никаких развлечений. Зачем? Когда так уютно в мягком кресле и в пределах протянутой руки его любимый коньяк. Эдуард плеснул очередную порцию коричневато-золотистой жидкости в свой бокал и тут же залпом опрокинул его.
— Эдуард Борисович, машина уже готова. Можно ехать в любой момент, — услышал он за своей спиной голос шофера.
Эдуард недовольно поморщился, но ничего не сказал ему. Вместо ответа еще удобней устроился в кресле, снова наполнил бокал и вновь опрокинул его содержимое внутрь себя. В голове зашумело. Эдуард прикрыл глаза и прислушался, пытаясь понять, насколько близок он к поставленной цели. Через секунду с удовлетворением констатировал тот факт, что она достигнута. Мерзкая тварь исчезла из его поля зрения и больше не напоминала о себе. Жизнь снова показалась ему удивительно приятной. Эдуард открыл глаза. Шофер продолжал стоять на том же самом месте.
— Чего тебе, Серега?
— Так я говорил уже, машина готова, — проговорил Сергей.
— Я понял, иди, — вяло махнул рукой Эдуард, желая поскорее отделаться от назойливого шофера.
— А вы, когда выйдете? — продолжал допытываться Сергей.
— А зачем мне куда-то идти. Мне и тут не плохо.
— Так вы сами говорили, к шести часам подавать машину, — Сергей вопросительно уставился на хозяина.
— Выезд отменяется, все. Финита ля комедиа, — Эдуард для пущей убедительности сделал отрицательный знак рукой.
— Зря вы так, — покачал головой Сергей.
— А это уже не твое, браток, дело. Подать машину, убрать машину, делай, что тебе говорят, и не рассуждай много.
