Джон Макдональд - Расставание в голубом
Позднее я увидел ее в хьюстонском аэропорту. Она уходила, смеясь и болтая с каким-то цветущим молодцем в шляпе с высокой тульей.
* * *В Харлингтоне я оказался в самом начале шестого. Солнце стояло высоко и палило вовсю, наполняя, воздух плотной сырой духотой, точно так же как во Флориде. Я взял напрокат «гэлэксин» с кондиционером, отыскал многоэтажный мотель со стеклянными стенами, бассейном, фонтаном и зеленой лужайкой поблизости и зарегистрировался, выбрав затемненный номер с видом на сверкающую воду. Принял душ и переоделся в легкие брюки и спортивную майку. После чего отправился в город. На самом деле это была большая деревня, старавшаяся не забывать, что надо называть себя городом. Высокие блеклые здания были понатыканы в самых неожиданных местах с совершенно непонятными целями. С Браунсвиллем городишко связывало сорокакилометровое ответвление 77-го шоссе. Дом Джорджа Брелля под номером восемнадцать стоял на улице Линденвей, в Вентвуде. Обширные участки, широкие плавные асфальтовые кривые. Коттеджи по индивидуальным проектам, навесы, внутренние дворики, фонтанчики поливалок на газонах, выложенные темной галькой подъездные дорожки, декоративные пальмы и прочие растения, садовники-мексиканцы, домохозяйки в шортах, кованые вензеля под старину на воротах. Номер восемнадцатый был выстроен из светлого камня, стекла, красного дерева и увенчан шиферной крышей. Вокруг распланированная зелень. Черный «линкольн» и белый «триумф» при въезде, а также черный пудель в окне дома – все дружно пялились на мир за оградой.
Я спустился с небес на грешную землю и отыскал пивнушку. Разговор начался классическим дебютом: ну и жара. Последовал стандартный ответ: да уж.
Пиво было настолько холодным, что потеряло всякий вкус. Из динамика лились жалобные горские напевы. Я подсел к одному общительному торговцу и получил краткие сведения о местной экономике. Чертов городишко слишком долго был отдан на милость военно-воздушным силам. Открываем базу, закрываем базу, и все такое. Основная специализация – апельсины и грейпфруты. Один холодный год – и все идет прахом. В сезон, который здесь называют зимой, туристский бизнес приносит неплохую прибыль. Имеются кое-какие местные достопримечательности. В городок заскакивали автомобилисты и еще те, кто едет в Мексику, но сейчас мексиканцы всё к черту перекрыли, чинят свой кусок шоссе от Матамороса до Виктории. А так – самый короткий путь из Штатов в столицу Мексики. Речь моего собеседника лилась широким, но прихотливо извивающимся потоком.
Я навел его на истории о местных богачах и, когда он дошел до Джорджа Брелля, слегка попридержал.
– У старины Джорджа много предприятий. Его жена владела шахтами, он теперь их еще прикупил. Это первая его жена, она уже умерла. Еще у него Бог знает сколько этих закусочных вдоль шоссе. Дюжина, а то и больше. А еще сделки с недвижимостью, оптовая торговля и новая затея с грузовыми перевозками в придачу.
– Неглупый, должно быть, человек.
– Ну, скажем так, занятой. Не сидит на месте. Поговаривают, у него вечные неприятности с налогами и что наличными он и тысячи не наскребет, однако живет на широкую ногу. И речи произносит громкие. Любит, чтобы вокруг все время было много людей.
– Вы сказали, что он женился еще раз?
– Уж несколько лет. Девчонка – пальчики оближешь, но, сдается мне, всего года на три старше его дочери от первого брака. Зовут ее Джерри. Отгрохал ей шикарный особняк.
Моему торговцу пора было возвращаться домой. После его ухода я закрылся в кабине и набрал номер Джорджа Брелля. Было десять минут восьмого. Он подошел к телефону, голос его звучал многозначительно. Я сказал, что хочу увидеться с ним по личному делу. Он заосторожничал. Тогда я упомянул, что обратиться к нему мне посоветовал Билл Колловелл.
– Колловелл? Мой старый друг, пилот? Мистер Макги, бросайте все и приезжайте прямо сейчас! Мы тут как раз выпиваем, и ваша рюмка вас ждет не дождется.
И я отправился к нему. Перед домом стояло с полдюжины машин. Слуга распахнул передо мной дверь. Брелль поспешил мне навстречу и сжал мою руку. Он оказался стройным мужчиной лет под пятьдесят с красивой темной, чуть легкомысленной копной волос. Когда я пригляделся, показалось, что на нем очень дорогой и умело сработанный парик. Мужчина из тех, что рано лысеют, со звучным голосом и несколько театральными манерами. Был одет в деревенского покроя штаны из саржи и до хруста накрахмаленную сорочку с голубыми полосками. Через десять секунд мы были на «ты» и он провел меня через холл на застекленную террасу, где собралось все общество – двенадцать человек, семеро мужчин и пять женщин, изысканно одетых, дружелюбно настроенных, уже слегка под градусом. Джордж представил мне гостей, и у меня создалось впечатление, что все мужчины работают на него и исключительно ему обязаны своим достатком, а все женщины в него влюблены. В свою очередь он дал им понять, что я – близкий друг одного из наиболее влиятельных людей в сфере дорожного строительства, того парня, который летал с ним, Джорджем Бреллем, на самые опасные задания и возвращался только потому, что Джордж был рядом. Его жена Джерри оказалась впрямь сногсшибательной блондинкой, высокой и грациозной. Вот только холодный взгляд странно контрастировал с чарующей улыбкой.
Мы расселись по плетеным креслам и кожаным стульям и повели легкую беседу. Сумерки сгустились и превратились в ночную тьму. Две группы гостей отбыли, и мы остались впятером. Брелли, молодая пара по фамилии Хингдон и я. Чтобы уехать не отужинав, нечего было и думать. Незадолго до того, как сесть за стол, Брелль увел Хингдона, чтобы обсудить с ним какие-то деловые вопросы. Миссис Хингдон отправилась в ванную, а Джерри Брелль, извинившись, пошла на кухню проследить за приготовлением к ужину.
Надеясь скоротать время, я решил побродить по дому. Он был большим, поражал нетрадиционной планировкой и являл собой шедевр совместного творчества архитектора и декоратора. Въехали сюда недавно и еще не успели добавить ничего такого, что испортило бы общее впечатление. По соседству с гостиной я обнаружил небольшую комнату, залитую мягким светом. На дальней стене висела картина, сразу заинтересовавшая меня. Стоя у приоткрытой двери, я прислушался. Из комнатки не доносилось ни звука. Наверное, сюда недавно заходили Хингдон и Брелль. Я решил рассмотреть картину поближе. Но, дойдя до середины комнаты, расслышал возню и чье-то тяжелое дыхание. Я обернулся и на низком диване справа от двери увидел двоих.
У этого дивана высокие подлокотники, так что раньше я не мог заметить парочку.
Светловолосая девушка лет семнадцати лежала, откинувшись, среди подушек. Весь ее костюм состоял из коротких шорт защитного цвета и расстегнутой до пояса светло-серой блузки.
Ее роскошное тело так и притягивало взгляд. Она тяжело дышала, погружаясь в состояние той откровенной расслабленности и опустошенности, которое приходит на смену долгому сексуальному возбуждению. Рот и глаза ребенка на лице женщины, влажные и блестящие губы. Она не спешила возвращаться из волшебной страны эроса. Парень выглядел старше, ему можно было дать лет двадцать. Крупный, массивный корпус, сплошные мускулы под волосатой кожей и квадратная челюсть да взбешенные сузившиеся глазки.
Предоставленный самому себе, я удалился бы оттуда на цыпочках. Но этот сопливый рыцарь не дал мне такой возможности.
– Почему ты не постучался, паршивый ублюдок? – проговорил он замогильным голосом.
– Не думал, что это спальня, приятель.
Он вскочил на ноги. Габариты его фигуры впечатляли.
– Вы оскорбили даму!
Дама сидела теперь прямо, застегивая блузку.
– А ну вмажь ему, Лью! – распорядилась она. Взять его, Пират? И он кинулся на меня, послушный, как любая собака. Я тоже высок. Это только кажется, что во мне восемьдесят неуклюжих разболтанных килограммов, костей и мяса. Тот, кто повнимательней присмотрится к запястьям, может получить более точное представление о моей физической форме.
В действительности, когда мой вес достигает девяноста шести, я начинаю волноваться и сбавляю его до девяноста двух. Что до неловкости и внешней замедленности моих реакций, то мне ни разу в жизни не пришлось прибегнуть к помощи мухобойки. Мою боевую стойку легко спутать с позой слегка напуганного человека, готового немедленно извиниться. Предпочитаю самонадеянных противников.
Лью, верный пес, хотел покончить со мной разом. Он работал обеими руками, пыхтя и набычившись, с хорошим замахом: левой – правой, левой – правой. Кулаки у него были каменные и вполне могли причинить боль. Они были способны травмировать мои плечи, предплечья, локти, а один раз, отскочив от плеча, даже верхнюю часть головы. Уловив ритм, я контратаковал и прямым справа раскрыл ему рот. Его руки перестали взбивать пену и легли в дрейф. Коротким крюком слева я захлопнул его пасть. Руки он уже опустил. Тогда я послал свою правую руку в прежнее место, так что он рухнул все-таки с открытым ртом. Глаза его закатились.
