Рэймонд Чандлер - Младшая сестра
Малибу. Опять кинозвезды. Опять розовые и голубые ванные комнаты. Опять кровати со стегаными покрывалами, духи «Шанель» № 5, «линкольны» и «кадиллаки». Опять разбросанные в искусном беспорядке волосы, темные очки, псевдоизысканные позы и голоса и мораль портовых кабаков. Впрочем, в кино снимается и множество милых людей. Ты сегодня негуманен, Марлоу.
Я учуял Лос-Анджелес прежде, чем увидел его. В городе был спертый воздух, как в гостиной, которую давно не проветривали. Но неоновые огни вводили в заблуждение. Они были изумительные. Их изобретателю следует поставить высоченный мраморный памятник. Вот парень, который действительно додумался сделать что-то из ничего.
Итак, я отправился в кино посмотреть фильм с участием Мэвис Уэльд. Это была одна из тех картин, где женщины поднимаются по длинной изогнутой лестнице в гостиную, мужчины курят сигареты с монограммами и щелкают золотыми зажигалками, а прислуга таскает тяжеленные подносы с бутылками и бокалами к плавательному бассейну размером с озеро Гурон, только более правильной формы.
Герой фильма — красавец с немного потрепанным обаянием, героиня — вспыльчивая брюнетка. Мэвис Уэльд играла вторую женскую роль. Играла она хорошо, но могла бы сыграть и лучше раз в десять. Но если бы она играла в десять раз лучше, то половина ее сцен попала бы в корзину, чтобы она не затмевала звезду. Поэтому ее исполнение в этом фильме было похоже на хождение по канату. Что ж, сейчас она в жизни ходит уже не по канату, а по тонкой проволоке. А под ней пропасть и нет никакой предохранительной сетки.
Глава 12
У меня была причина возвратиться в свою контору: должны были доставить заказное письмо с оранжевой квитанцией. Большинство окон в здании уже были темные, но некоторые еще светились: кто-то, как и я, работал по вечерам. Лифтер хрипло поздоровался со мной и поднял меня наверх. В коридоре были открыты двери освещенных контор, откуда уборщицы выметали мусор прошедшего рабочего дня. Я зашел в свою контору, открыл окна и, не зажигая света, уселся за стол. У меня не было сил пошевелить рукой, я даже не был способен думать. Никакого заказного письма еще не доставили. Здание постепенно затихало. Где-то в коридоре ночной дежурный, проверявший двери контор, начал умело, даже виртуозно, насвистывать «Лили Марлен». Я включил настольную лампу, и он прошел мимо. Через некоторое время я услышал другие, шаркающие шаги. В дверь приемной позвонили. Решив, что принесли заказное письмо, я подошел к двери. Но это было не заказное письмо.
Толстяк в небесно-голубых брюках, с ленивой грацией, свойственной только толстякам, закрыл за собой дверь приемной. Он был не один, но я прежде всего посмотрел на него. Это был крупный, что называется солидный, человек, в куртке такой расцветки, которая возмутила бы даже зебру. Под курткой виднелась канареечно-желтая рубашка с распахнутым воротом. Он был без шляпы и демонстрировал свои светло-рыжие, даже какие-то розоватые волосы. Нос у него был перебит.
Его сопровождал хлипкий юнец с красными глазами и сопящим носом. Его лицо и руки подергивались, и вообще он имел жалкий вид. Мы все стояли в приемной. Толстяк добродушно улыбнулся:
— Мистер Марлоу, разумеется?
— А кто же еще? — ответил я.
— Надеюсь, вы извините нас за поздний визит, — сказал он. — Вы уже покончили со своими делами?
— Не заговаривайте мне зубы, — проговорил я. — У меня нервы и так истрепаны. Что это за тип с вами?
— Выйди вперед, Альфред, и поздоровайся, — распорядился толстяк. — И перестань жаться, как девчонка.
— Пошел свинье под хвост, — буркнул Альфред.
Толстяк безмятежно повернулся ко мне:
— Не понимаю, почему все молокососы так разговаривают. Это не смешно и не остроумно. Даже бессмысленно. Я поднял его из грязи, во всяком случае временно. Поздоровайся с мистером Марлоу, Альфред.
— Пошел к черту, — огрызнулся тот.
Толстяк вздохнул:
— Моя фамилия Тоуд, — представился он. — Джозеф Тоуд. — Я промолчал.
— Что же вы не смеетесь? — спросил он. — Я привык к этому. Ношу эту фамилию всю жизнь.[1]
Он подошел ко мне и протянул руку. Я пожал ее. Он добродушно смотрел мне прямо в глаза.
— О'кей, Альфред, — сказал он, не оборачиваясь.
Красноглазый юнец тут же сделал какое-то неуловимое движение, и я увидел перед своим носом дуло автоматического пистолета.
— Осторожно, Альфред, — заметил толстяк, стальной хваткой сжав мне руку. — Еще не время.
— К черту! — проронил тот.
Дуло пистолета было направлено мне в грудь. Палец парня стал понемногу нажимать на спуск. Я внимательно следил за ним. Я хорошо знал, в какой момент раздастся выстрел, но мне казалось, что все это происходит не со мной, а с кем-то другим. Словно я смотрел детективный фильм.
Курок сухо щелкнул. Альфред с недовольным ворчанием опустил пистолет, и он исчез так же незаметно, как и появился. Альфред снова начал дергаться. Интересно, что при обращении с оружием он ничуть не дергался.
Толстяк выпустил мою руку, и добродушная улыбка вновь засияла на его широкой физиономии. Он похлопал себя по карману:
— Я вынул обойму. В последнее время Альфред стал ненадежен. Этот маленький негодяй мог застрелить вас.
Альфред плюхнулся в кресло и засопел. Я позволил себе снова встать поудобнее.
— Держу пари, вы испугались, — сказал Джозеф Тоуд.
Я облизал губы.
— А вы не очень-то крепки, — заметил он, ткнув меня в живот толстым пальцем.
Я отодвинулся от него.
— Во что нам обойдется эта шутка? — добродушно спросил он.
— Пройдемте в мой кабинет, — предложил я.
Я повернулся к ним спиной и проследовал в кабинет. Это было нелегко, но я сделал над собой усилие и даже взмок при этом. Я зашел за свой письменный стол и встал там. Мистер Тоуд безмятежно направился следом за мной в кабинет, а за ним двинулся, дергаясь, красноглазый юнец.
— У вас тут нет комикса? — полюбопытствовал Тоуд. — Чтобы занять Альфреда.
— Сядьте, — указал я на кресло, — сейчас посмотрю.
Он начал усаживаться, а я в этот момент рывком открыл ящик и нащупал рукоятку «люгера», потом осторожно вытащил его, глядя на Альфреда. Но тот даже не посмотрел в мою сторону, он изучал потолок и продолжал дергаться.
— Вот комикс, который у меня есть, — показал я свой «люгер».
— Он вам не понадобится, — добродушно обронил толстяк.
— Тем лучше. Но на всякий случай он будет здесь. И учтите, он-то заряжен. Продемонстрировать?
Толстяк встревожился:
— Жаль, что вы восприняли всё близко к сердцу. Я так привык к Альфреду, что почти не замечаю его. Может, вы правы. Возможно, нужно что-то предпринять в отношении него.
— Да, но это следовало бы вам сделать раньше, до прихода сюда, — заявил я. — Теперь уже поздно.
— Подождите, мистер Марлоу.
Он вытянул руку, и я с размаху ударил по ней «люгером». На его пальце остался порез. Он отдернул руку и пососал палец.
— Эй, погодите! Альфред — мой племянник, сын моей сестры. Я приглядываю за ним. По правде говоря, он и мухи не обидит.
— Когда вы в следующий раз придете сюда, я приготовлю для него муху, — сказал я, — тогда и посмотрим.
— Не надо так, мистер. Прошу вас, не надо. У меня есть для вас одно хорошее предложение…
— Заткнитесь, — процедил я сквозь зубы, садясь.
Лицо мое горело, и я чувствовал себя, как пьяный. Мне было трудно говорить, но, взяв себя в руки, я медленно и хрипло произнес:
— Один друг поведал мне о парне, с которым попробовали разыграть шутку вроде вашей. Этот парень сидел за столом, как и я, и также держал в руке оружие. По другую сторону стола сидели двое мужчин, как вы с Альфредом. Парень в какой-то момент потерял самообладание и не говоря ни слова дважды выстрелил вниз, прямо в то место, где находится ваш живот.
Толстяк позеленел и хотел встать, но, раздумав, вынул из кармана грязноватый носовой платок и вытер им лицо.
— Вы это видели в кино, — сказал он.
— Допустим, — согласился я. — Но сценарист фильма говорил мне, что эта история взята из жизни.
Я положил «люгер» перед собой на стол и выдал почти непринужденным голосом:
— Вам следует осторожнее обращаться с огнестрельным оружием, мистер Тоуд. Может, вам неизвестно, но человеку бывает неприятно, когда — ему в физиономию суют пистолет сорок пятого калибра, особенно если он не знает, что тот не заряжен. Это доставило мне пару досадных минут, а я еще с утра не подкреплялся морфием.
Тоуд прищурившись, внимательно разглядывал меня. Альфред встал, подошел к другому креслу, пнул его ногой и уселся, прислонившись грязной головой к стене, но его нос и руки продолжали дергаться.
— Мне говорили, что вы крепкий парень, — вымолвил Тоуд, холодно глядя на меня.
— Вам сказали неправду. Я очень чувствительный человек. Из-за любого пустяка готов лезть на стену.
