Рэймонд Чандлер - Младшая сестра
— Простите, но я должен передать лично мисс Уэльд.
— Я же сказала вам, что она принимает ванну.
— Я подожду.
— А вы уверены, что не забыли захватить с собой снимки, амиго?
— Уверен.
— А как вас зовут?
В конце этой короткой фразы ее голос смягчился и стал похож на ласкающее прикосновение. Улыбка слегка приподняла уголки ее губ.
— Ваш последний фильм был потрясающий, мисс Гонзалес.
Улыбка блеснула как молния и преобразила ее лицо, тело ее затрепетало от удовольствия.
— Он ужасен, — вымолвила она. — Вы сами прекрасно знаете, что он ужасен.
— Никакой фильм с вашим участием не может быть ужасным, мисс Гонзалес.
Она посторонилась, пригласив меня войти.
— Мы должны выпить, — заявила она. — Я обожаю лесть, какой бы грубой она ни была.
Я вошел. Я бы ничуть не удивился, увидев револьвер в заднем кармане ее бриджей. Она встала так, что, входя в квартиру, мне пришлось коснуться ее груди. Брюнетка была похожа на Тадж-Махал при лунном свете. Закрыв за мной дверь, она протанцевала к портативному бару.
— Выпьете шотландского? Или, может быть, лучше коктейль?
— Благодарю. Шотландского.
Она приготовила два «хайбола» в огромных бокалах. Я опустился в кресло, обитое ситцем, и осмотрелся по сторонам. Гостиная выглядела довольно старомодно. В ней был ложный камин с мраморной облицовкой и газовой топкой. Штукатурка потрескалась, на стенах висели какие-то картины диких расцветок. В комнате стоял черный облупленный «Стейнвей». В углу висело двуствольное ружье с красивым резным прикладом, на его дуле был завязан белый атласный бантик. Голливудское остроумие.
Смуглая леди в бриджах подала мне бокал и присела на ручку моего кресла.
— Если хотите, можете называть меня Долорес, — проворковала она и сделала хороший глоток из своего бокала.
— Благодарю.
— А как мне вас звать?
Я усмехнулся.
— Я прекрасно знаю, что вы лжете, — сказала она, — и у вас в карманах нет никаких снимков. Не считайте только, что я сую нос в ваши личные дела.
— Правда?
Я отпил пару глотков.
— А какую ванну принимает мисс Уэльд? С обычным мылом или с аравийскими благовониями?
Брюнетка взмахнула коричневой сигаретой в золотых щипчиках.
— Может быть, вы хотите помочь ей? Ванная там — под арку и направо. Дверь, наверное, не заперта.
— Нет, если это так просто, меня не тянет.
— О, так вам нравится преодолевать трудности? — Долорес одарила меня сверкающей улыбкой. — Надо будет учесть.
Она грациозно привстала с ручки моего кресла и бросила сигарету в пепельницу, наклонившись так, чтобы мне была видна линия ее бедер.
— Не беспокойтесь, мисс Гонзалес. Я пришел по делу и не собираюсь никого насиловать.
— Нет?
Ее улыбка стала нежной, ленивой, а точнее, зовущей, влекущей.
— Вы занятный сукин сын.
Пожав плечами, она вошла под арку со своим бокалом. До меня донесся негромкий стук в дверь и ее голос:
— Дорогая, пришел мужчина, который утверждает, будто принес тебе рекламные снимки со студии. Он очень симпатичный, даже красивый, — добавила она по-испански.
Другой голос, который я уже слышал сегодня, резко ответил:
— Помолчи, потерпи немного. Я сейчас выйду.
Мисс Гонзалес вернулась в гостиную, мурлыча под нос какую-то мелодию. Ее бокал был пуст. Она направилась к бару.
— Вы совсем не пьете! — воскликнула она, взглянув на мой бокал.
— Я пообедал, а мой желудок при всем желании вмещает только две кварты, — ответил я. — Кстати, я понимаю по-испански.
— Вы шокированы? — Ее глаза округлились.
— Меня не так-то легко шокировать.
— Но вы поняли, что я сказала. Мадре де диос! Мне так жаль.
— Представляю себе, — сказал я.
— Нет, правда, жаль, — вздохнула она. — Но с этим ничего не поделаешь, приходится принимать меня такой, какая я есть. Все мои друзья говорят мне, что я слишком откровенна. Я шокировала вас?
Она снова присела на ручку моего кресла.
— Нет. Но если мне захочется быть шокированным, я буду знать, куда надо отправиться.
Она поставила бокал и наклонилась ко мне.
— Но я живу не здесь, а в Шато Берси.
— Одна?
Она слегка хлопнула меня по кончику носа, а в следующий момент я обнаружил, что она уже сидит у меня на коленях и пытается укусить кончик моего языка.
— Вы страшно милый сукин сын, — промолвила она.
Ее губы были горячие, они обжигали, как сухой лед. Она пыталась языком раздвинуть мои зубы. Черные глаза ее были бездонны.
— Я так устала, — прошептала она, — так устала, так ужасно измучена.
Я почувствовал, что рука ее залезла во внутренний карман моего пиджака. Я оттолкнул ее, но она успела вытащить мой бумажник и с торжествующим смехом отскочила в сторону. Открыв его, она пробежала по отделениям быстрыми, как змейки, пальцами.
— Я очень рада, что вы нашли общий язык, — раздался холодный голос из-под арки.
В проходе стояла Мэвис Уэльд.
Ее волосы небрежно рассыпались по плечам, и она не сочла нужным наложить на лицо косметику. Она была в домашнем халатике, на ногах зеленые с серебром туфли. Глаза ничего не выражали, губы презрительно сжаты. Передо мной стояла та самая женщина, которую я видел в отеле «Ван-Найз», только тогда она была в темных очках.
Мисс Гонзалес метнула на нее взгляд, закрыла бумажник и перебросила его мне. Я поймал его и спрятал в карман. Долорес подошла к столу, взяла черную сумочку на длинном ремешке, перекинула ее через плечо и направилась к двери.
Мэвис Уэльд не шевельнулась и даже не взглянула на нее. Она уставилась на меня, но лицо ее было бесстрастно. Долорес Гонзалес открыла дверь, выглянула в коридор, потом закрыла ее и повернулась к нам:
— Его зовут Филип Марлоу. Славный, не так ли?
— Не знала, что ты интересуешься фамилиями знакомых мужчин, — проговорила Мэвис Уэльд. — По-моему, у тебя на это не хватает времени.
Долорес с улыбкой обратилась ко мне:
— Не правда ли, удобный способ назвать женщину шлюхой?
Мэвис Уэльд промолчала.
— Во всяком случае, — добавила Долорес, снова открывая дверь, — я за последнее время не спала ни с одним гангстером.
— Ты уверена, что помнишь это? — спокойно спросила Мэвис Уэльд. — Открой дверь пошире, милочка. Сегодня у нас выбрасывают мусор.
Долорес молча посмотрела на нее, в глазах ее пылала ярость. Затем она, презрительно фыркнув, рывком распахнула дверь и с грохотом захлопнула ее за собой. Мэвис Уэльд никак не отреагировала на этот стук, продолжая упорно смотреть на меня.
— Теперь проделайте то же самое, но только потише, — указала она мне.
Я вынул носовой платок и стер с лица губную помаду, которая была цвета крови, свежей крови.
— Такое может случиться с каждым, — сказал я. — Не я целовал ее, а она меня.
Мэвис Уэльд подошла к двери и открыла ее:
— Убирайтесь, да поживее!
— Я пришел к вам по делу, мисс Уэльд.
— Могу себе представить ваше дело. Вон! Я вас не знаю и знать не хочу. А если бы и захотела, то не в этот день и час.
— «Влюбленным безразлично, когда и где встречаться», — процитировал я.
— Что это такое? — спросила она, угрожающе выставив вперед подбородок. Но даже это не выглядело устрашающе.
— Броунинг, — ответил я. — Поэт, а не пистолет. Хотя вы, наверное, предпочитаете пистолет.
— Послушайте, мне что, вызвать управляющего, чтобы он спустил вас с лестницы?
Я подошел к двери и закрыл ее. Мэвис Уэльд в последний момент придержала ее приоткрытой. Чувствовалось, что ей очень хотелось пнуть меня ногой, однако она удержалась. Я нажал на дверь, но она не отпускала ручку. Глаза ее продолжали метать синие молнии.
— Если вы собираетесь долго стоять так близко от меня, то лучше бы вам одеться, — посоветовал я ей.
Она размахнулась и сильно ударила меня по щеке. Хлопок был столь же оглушительный, как стук двери, захлопнутой Долорес.
— Больно? — спросила Мэвис Уэльд.
Я кивнул.
— Прекрасно.
Она снова размахнулась и ударила меня еще сильней. Я стоял не двигаясь.
— Поцелуйте меня, — выдохнула она.
Глаза ее были ясные, прозрачные, взгляд смягчился. Я посмотрел вниз. Ее правая рука была сжата в кулак, и он не казался слишком маленьким.
— Поверьте мне, есть только одна причина, по которой я не могу этого сделать, — сказал я. — А иначе ничто мне не помешало бы, ни кастет, ни пистолет, который вы наверняка держите в ночном столике.
Она улыбнулась.
— Может случиться, что мне придется работать на вас, — продолжал я. — А увлекаться стройными ножками клиенток не в моих правилах.
Я обратил взгляд на ее ноги. Она запахнула халатик и направилась к бару.
— Я не замужем, белая и совершеннолетняя, — проговорила она. — Я вижу все ваши уловки. Если я не в силах напугать, уговорить или соблазнить вас, то чем же мне ублажить?
