Джон Макдональд - Расставание в голубом
Перед тем как лечь, я проведал свою команду. В слабом свете ей нельзя было дать больше девятнадцати. Лежала спокойная, кроткая, без единой морщинки на прекрасном лице.
Глава 7
С утра я решил копнуть Уильяма Колловелла из Трои, штат Нью-Йорк.
Шансов на успех не переоценивал. Если даже он пережил войну, не попал в поле зрения полиции и избежал гражданских неурядиц, он вполне мог оказаться непоседой и сменить в нашем быстро меняющемся мире уже десятка два адресов.
Однако в Трое жили даже двое – Уильям Б. и Уильям М. Предупредительный оператор узнал для меня номера телефонов обоих, и я попробовал набрать их в алфавитном порядке. По телефону Уильяма Б. нам дали другой телефон. Девушка проворковала, что это «Эй-Ай-Пластик», и через три минуты я услышал настороженный голос Уильяма Б. Летчик второй мировой? Да что вы, ему двадцать шесть, он инженер-химик, живет в Трое меньше года. Обнаружил Уильяма в телефонной книге, но ничего о нем не знает. Большое спасибо. Всегда пожалуйста.
Оператор не отключил меня, и я услышал, как по номеру Уильяма М. ответила женщина. Голос тихий, неуверенный. Но говорила очень официально.
– Сожалею, но вынуждена вас огорчить. Мистер Колловелл преставился еще в марте.
– Миссис Колловелл, примите мои соболезнования.
– Бог смилостивился над ним, я молила избавить его от земных страданий.
– Я только хотел уточнить, тот ли это мистер Колловелл, которого разыскиваю. Он ведь служил летчиком во время второй мировой?
– О Боже, разумеется нет! Вы, должно быть, имеете в виду моего сына. Мужу восемьдесят три.
– Могу я поговорить с вашим сыном, миссис Колловелл?
– Конечно, позвони вы вчера, вы могли бы с ним поговорить. Мы прекрасно провели время.
– А как мне с ним связаться?
– Телефонист сказал, что вы звоните из Флориды. Это очень срочно?
– Я бы хотел встретиться с ним.
– Подождите минутку. Тут где-то у меня записано. Живет-то он в Ричмонде, штат Вирджиния. Дайте-ка сообразить. Сегодня... сегодня у нас третье, да? До вторника, до девятого, он будет на конференции в Нью-Йорке. Собирался остановиться в отеле «Американка». Попробуйте поймать его там. Он, правда, говорил, что у него масса дел, и он будет очень занят.
– Огромное вам спасибо, миссис Колловелл. Кстати, а где служил ваш сын?
– В Индии. Он всегда мечтал вернуться туда и взглянуть на эту страну еще раз. Он присылал оттуда такие замечательные письма, я их все храню. Может, когда-нибудь сумеет выбраться.
Я повесил трубку и допил остатки крепкого кофе. Позвонил в аэропорт. Один из рейсов, вылет в 14.50, меня устраивал. Лоис, казалось, очень расстроила перспектива снова остаться в одиночестве. Она сжимала челюсти так, словно боялась, что у нее от страха застучат зубы, и глядела на меня умоляюще. Собираясь, я дал ей массу разных указаний и заставил их записать. Почта, стирка, телефонные звонки, продукты, где включать кондиционер, если он вырубится, куда выбрасывать мусор, где найти врача, как запираться перед сном и еще – никакого телевизора по ночам. Если что – вот огнетушитель, и далее несколько специфических мелочей корабельной жизни. Закусив губу, она все старательно записала. Ни машина, ни велосипед не нужны, до любого места в городке, в том числе и до пляжа, можно дойти пешком. Принимать белую таблетку каждые четыре часа. Если начнет трясти, проглотить одну розовую.
У трапа я поцеловал ее, словно муж перед каждодневным отъездом на службу, велел беречься и заспешил к «Мисс Агнесс», проверяя на ходу деньги, ключи и кредитные карточки. Безработному кредитки недоступны, но у меня был поручитель, человек, для которою я сделал достаточно грязное и опасное дело и чье имя заставляло банкиров вытягиваться по стойке смирно и дышать через раз. Эти карточки удобны, но я терпеть не могу ими пользоваться. С ними я чувствую себя, как Торо[1]с фотоаппаратом и «Жизнью животных» под мышкой. Маленькие пальчики действительности, тянущиеся к вашему горлу. Человек с кредитной карточкой – заложник собственных представлений о себе.
Но время, когда имеешь право хоть на какой-нибудь выбор, уже кончилось. В нержавеющих роддомах будущего полисмены вытатуируют на запястье каждого визжащего розовощекого младенца совмещенный налоговый и кредитный номер, пока на другом запястье связисты станут изображать уникальный пожизненный номер телефона (наверняка уже видеотелефона). Умираешь – и твой номер освобождается. Уж он-то неподвластен даже смерти.
* * *Манхэттен в августе – повторение лондонской Великой Чумы. Страждущие влачатся в поредевшей толпе, ловя ртом воздух и норовя откинуть копыта. Те, кто еще здоров, перебегают от одного кондиционера к другому, проводя минимум времени под смертоносными лучами взбесившегося солнца.
Меня мигом зарегистрировали в отеле. У них была уйма свободных мест. Хотя три конференции работали вовсю, оставалась еще масса незанятых комнат. Войдя в отель, я вновь очутился в Майами.
Тот же запашок в воздухе, то же недоверчивое подобострастие, тот же помпезный декор, словно какой-то бразильский архитектор скрестил терминал аэропорта с макаронной фабрикой. Светло и волнующе. Вот-вот из одного из восьми баров всплывет звезда вечера и разразится песней, а за ней прогалопирует кордебалет. Коленки выше, девочки, не забывайте улыбаться.
У. М. Колловелл значился в списке постояльцев как «Хопкин – Колловелл, инкорпорейтед» и занимал номера с 1012 по 1018. Я поинтересовался у служащего, что это за конференция.
– Строительство, – ответил он. – Вроде дороги прокладывают.
В соответствующем номере к телефону подошел вежливый человек. Приглушенным голосом обещал сейчас же справиться у мистера Колловелла о его дальнейших планах. Через секунду человек вернулся и еще более приглушенно проговорил:
– Сэр, он только что пришел с заседания. Они тут пропускают по рюмочке, сэр.
– Он еще долго здесь пробудет?
– Думаю, никак не меньше получаса.
Зеркало во весь рост продемонстрировало все мои достоинства. Я улыбнулся мистеру Тревису Макги. Цвет сильного загара – штука непростая. Если костюм хоть чуть-чуть ярковат, ты выглядишь несолидно. Если слишком строг – похож на отставного лыжного инструктора. Мой летний городской костюм был немного консервативен, в стиле слуги народа: темный, из легкого орлона, напоминавшего, но не слишком, японский шелк. Строгий воротничок белой рубашки. Солидный галстук. Блеск ботинок. Поезжай и продай. Сверкай зубами. Смотри им прямо в глаза. Что посеешь, то и пожнешь. Улыбка делает чудеса. Пожимай руку так словно давно мечтал о встрече с ее обладателем. И не забывай имен.
* * *В большой комнате я увидел человек десять. У них были громкие голоса, громкий хохот, большие сигары и большие бокалы, полные виски. Сошки помельче работали за барменов, готовые не слишком громко рассмеяться в нужный момент при каждом проблеске остроумия. Ни у кого в этой компании не было на лацканах карточек с именами. Примета небольших, но важных конференций: никаких табличек, бумажных шляп или воздушных шаров. Каждый выступающий известен по всей стране. И никаких комплексных обедов.
Один из помощников сказал, что мистер Колловелл – это вот тот, у большого окна, при очках и при усах. На вид ему было лет сорок пять. Среднего роста, довольно солидный. Трудно было понять, как он выглядит на самом деле. Густые, черные, стоящие торчком волосы, большие очки в черной оправе, черные усы и большая черная трубка в зубах. Кожи мистера Колловелла практически не было видно. Единственной характерной деталью облика был крупный мясистый нос с хорошо заметным узором багровых прожилок. Мистер Колловелл беседовал с двумя другими мужчинами. Как только я подошел поближе, разговор прервался, все трое тут же повернулись и уставились на меня.
– Простите, – сказал я. – Мистер Колловелл, когда вам будет удобно, я хотел бы с вами кое-что обсудить.
– Вы недавно вступили в бюро? – спросил один из его собеседников.
– Нет. Моя фамилия Макги. Я по личному вопросу.
– Если насчет предстоящего пуска, то вы выбрали неподходящее время и место для консультации, Макги, – заявил Колловелл мягко, но весьма недружелюбно.
– Предстоящего пуска? Я бросил работать на чужого дядю, когда мне исполнилось двадцать. Я буду ждать вас в холле, мистер Колловелл.
Я знал, что эти слова мгновенно заставят его выйти. Таким людям нужно сразу показывать, кто ты есть. Своим пронзительным директорским глазом они с первого взгляда способны определить твой годовой доход, ошибаясь максимум на десять процентов. Элементарный инстинкт самосохранения! Укрепившись на вершине горы, они хотят точно знать, кто там карабкается к ним снизу. И с какой скоростью.
Он подошел ко мне вразвалочку, на ходу уминая пальцем свежую порцию табака в трубке.
– Что за личный вопрос?
