Джеймс Эллрой - Американский таблоид
Он подошел к двери и постучал.
Ответа не последовало.
Он постучал снова — безрезультатно. Он прислушался: не шепчется ли кто, не слышно ли шагов?
Ни звука. Вскрыв замок перочинным ножиком, он вошел.
Щелкнули затворы автоматов: КЛАЦ-КЛАЦ. Кто-то невидимый дополнительно клацнул выключателем.
Вот и Нестор — он крепко привязан к стулу. Рядом с ним — два жирдяя самого бандитского вида с помповыми ружьями «Итака».
А вот и Санто Траффиканте с шилом для колки льда.
86.
(Новый Орлеан, 15 мая 1963 года)
Литтел открыл портфель. Оттуда выпали пачки купюр.
Марчелло спросил:
— Сколько?
Литтел ответил:
— Четверть миллиона долларов.
— Где ты их взял?
— У клиента.
Карлос разгреб местечко на своем рабочем столе. Его кабинет был захламлен безделушками в псевдоитальянском стиле.
— Хочешь сказать — это все мне?
— Хочу сказать, что с тебя столько же.
— Что еще ты мне хочешь сказать?
Литтел вытряхнул деньги на стол:
— Хочу сказать, что я — юрист и могу сделать только это. Пока у власти Джон Кеннеди, рано или поздно Бобби доберется до всех вас. А еще добавлю, что устранение Бобби ничего не даст, потому что Джек инстинктивно догадается, кто это сделал, и, соответственно, начнет мстить.
Купюры издавали специфический запах. Хьюз пожалел новые банкноты.
— Но Линдону Джонсону Бобби не нравится. Он укажет ему на дверь, как пить дать, — лишь бы проучить пацана.
— Верно. Джонсон ненавидит Бобби так же сильно, как и мистер Гувер. И так же, как он, не желает нашим друзьям зла.
Марчелло рассмеялся:
— Линдон Бейнс Джонсон занимал деньги пенсионного фонда профсоюза водителей грузовиков. И вообще он парень разумный.
— Как и мистер Гувер, но мистер Гувер вдобавок очень расстроен планами Бобби демонстрировать показания Валачи по телевидению. Он страшится, что откровения Валачи серьезно подорвут его престиж и практически сведут на нет все то, чего мы достигли.
Карлос соорудил небольшой небоскребчик из пачек купюр и принялся за строительство настольного банковского сейфа из промокашек.
Литтел смел постройки:
— Полагаю, мистер Гувер хочет, чтобы это случилось. Чувствует, что это должно случиться.
— Мы все об этом думали. Знаешь, наших парней просто так в одной комнате не соберешь — без общей-то идеи.
— Необходимо сделать так, чтобы это случилось. При этом все должны решить, что мы ни при чем.
— То есть ты хочешь сказать…
— Я хочу сказать, что это будет так грандиозно и смело, что нас в жизни не заподозрят. Хочу сказать, что даже если мы и попадем под подозрение, то, кто бы ни пришел к власти, он поймет, что доказать ничего толком не удастся. Мой опыт учит, что отрицание очевидного — лучшая основа для согласия. Я имею в виду, что все захотят запомнить этого человека таким, каким он никогда не был. Хочу сказать, что мы предоставим им объяснение, и тот, кто придет к власти, предпочтет его правде, даже если эта правда будет ему известна.
Марчелло объявил:
— Сделай это. Сделай так, чтобы это случилось.
87.
(Солнечная долина, 18 сентября 1963 года)
Соседями «элитного подразделения киллеров» были одни лишь аллигаторы да песчаные блохи. Кемпер окрестил это место «потерянным раем» Хоффы.
Флэш устанавливал мишени. Лоран занимался тяжелой атлетикой — поднимал от груди шлакоблоки, составлявшие обшивку здешних домишек. Канестель уже час как находился в самовольной отлучке — а ведь скоро должны были начаться восьмичасовые стрельбы.
Никто не видел, как он уезжал. В последнее время Хуан частенько отлучался, не предупредив остальных.
Кемпер понаблюдал, как тренируется Лоран Гери. Этот человек-гора мог запросто поднять три сотни фунтов — и даже не вспотеть.
По главной подъездной дороге клубилась пыль. «Бродвей» псевдосанатория профсоюза стал теперь стрельбищем.
Флэш включил транзистор. Оттуда с треском вырвались плохие новости.
Ни одного подозреваемого по делу о бомбе в церкви в Бирмингеме задержано не было. Маклеллановский комитет возобновляет свою работу — смотрите трансляции по ТВ.
На окраине городка Лейк-Вейр найдено тело женщины, задушенной шнуром электрокабеля. Полиция никаких зацепок не нашла и посему просит граждан помочь им в расследовании.
Хуан уже час как находился в самовольной отлучке. Пит не появлялся уже дня три.
Четыре дня назад Кемперу позвонили по телефону и сообщили о местонахождении Нестора. Наводчиком был бывший участник кубинских вооруженных формирований. Он написал Питу записку и поручил Гаю Бэнистеру ее передать.
Гай позвонил и сказал, что записка доставлена. Он добавил, что нашел Пита в федеральной тюрьме. Он сообщил, что ожидаются новые рейды ФБР.
Два дня назад гроза повредила телефонный кабель. Позвонить в Солнечную долину Пит не мог.
Прошлым вечером Кемпер ездил к границе штатов — там была телефонная будка. Шесть раз он набирал номер Питовой квартиры — и все шесть раз не получал ответа.
О смерти Нестора Часко в новостях не сообщалось. Пит же бросил бы тело там, где его непременно нашли бы.
Пит бы очернил покойного, выставив его сторонником Кастро. Пит бы непременно сделал так, чтобы Траффиканте обо всем узнал.
Тем временем подействовала утренняя доза декседрина. Чтобы раскачаться, ему уже требовалось десять таблеток — у него развилась изрядная толерантность.
Хуан и Пит пропали. В последнее время Хуан часто общался с Гаем Бэнистером: они то и дело совершали совместные вылазки в Лейк-Вейр — пошляться по барам.
Исчезновение Пита настораживало. Исчезновение Хуана слегка беспокоило.
Амфетаминовый «приход» сказал ему: пора действовать.
Хуан ездил на блестящей красной «ти-бёрд» цвета засахаренного яблока. Флэш называл ее «сексмобилем».
Кемпер кружил по Лейк-Вейр. Городок был маленьким, с четкой решетчатой структурой улиц. Заметить «сексмобиль» будет проще простого.
Он ездил по боковым улочкам и заглядывал в бары вдоль шоссе. Он проверил «Автомастерскую Карла» и все парковки на главной улице.
Хуана нигде не было. Как и его навороченной «ти-бёрд».
Хуан мог и подождать. Важнее было найти Пита.
Кемпер поехал в Майами. «Колеса» тем временем возымели обратный эффект — он начал позевывать и пару раз едва не заснул, уронив голову на руль.
Он остановился возле дома на углу 46-й и Коллинз. Дом с розовой штукатуркой стоял на том самом месте, о котором говорил информатор.
К нему подошел дорожный полицейский. На углу Кемпер заметил знак «Парковка запрещена».
Он опустил оконное стекло. Коп сунул ему в лицо тряпку, издававшую резкий запах.
Внутри него точно разыгралась химическая война.
Запах боролся с принятыми с утра таблетками. Это был запах то ли хлороформа, то ли жидкости для бальзамирования. Запах означал, что он, может быть, уже умер.
Пульс же возражал: НЕТ, он еще жив.
Горели губы. Саднило в носу. Он почувствовал вкус пропитанной хлороформом крови.
Он попытался сплюнуть. Губы не желали разлипаться. Тогда он исторг сгусток крови через нос.
Он пошевелил губами. Что-то липкое стягивало щеки. Скорее всего, расслабившаяся изолента.
Он жадно втянул воздух. Он попытался пошевелить руками и ногами.
Он попытался приподняться. Однако нечто тяжелое потянуло его вниз.
Он стал ерзать. Ножки стула заскребли по деревянным доскам пола. Он рванул руки — и только ободрал веревкой кожу. Кемпер открыл глаза.
Кто-то засмеялся. Кто-то сунул ему под нос моментальные полароидные снимки, наклеенные на картон.
Он увидел Тео Паэса, выпотрошенного и четвертованного. Увидел Фуло Мачадо с пробитыми ножом глазами. И Рамона Гутьереса — кожа на лице его была спалена частичками пороха — этот легкий косметический дефект появился из-за разрывных пуль, попавших ему в голову.
Фотографии исчезли. Рука развернула его голову. Кемпер медленно обозрел панораму.
И увидел невзрачную комнатенку и двух толстых бандюков в дверях. Не преминул заметить и Нестора Часко — приколотого к стене за ладони и лодыжки при помощи шил для колки льда.
Кемпер закрыл глаза. Рука ударила его. Большое тяжелое кольцо рассекло ему губу.
Кемпер открыл глаза. Руки развернули стул на сто восемьдесят градусов.
И он увидел скованного по рукам и ногам Пита. Он был закован в две пары наручников и прикован к стулу ножными кандалами. А стул в свою очередь был привинчен к полу.
Снова в лицо ему сунули тряпку. На сей раз Кемпер вдохнул пары добровольно.
Точно сквозь плотный туман просачивались в его мозг обрывки разговора. Он различил три голоса.
