Владимир Безымянный - Смерть отбрасывает тень
. – Объясните тогда толком, что я должен делать? А то ходим вокруг да около, – слегка повысил голос Чижмин, хотя смутные догадки уже не раз мелькали в его голове.
– Не строй из себя казанскую сироту! Ты умный парень и давно все понял, – Конюшенко не был психологом, но глаза Левы, увеличенные стеклами очков, ясно говорили, что попал он в самую точку. – Тебя, кстати, это тоже касается! – в словах подполковника прозвучала откровенная угроза, что окончательно вывело Чижмина из себя:
– Товарищ подполковник, как прикажете вас понимать? – сухо спросил он.
– А это уж как сочтете нужным, товарищ старший лейтенант. Не забудьте про цыплят, которых по осени считают! – натянутая, какая-то мертвая улыбка появилась на его круглом, пышущем здоровьем лице.
«Как быстро меняются люди, – огорченно подумал Чижмин. – Кто мог предвидеть, что Антон Петрович, которого Голиков ставил в пример молодежи как образец честности и трудолюбия, через каких-нибудь несколько лет превратится в обычного корыстолюбца и карьериста. Правда, у него уже четверо детей, которые тоже есть просят. И живет семья, насколько мне известно, в двухкомнатной. Зависимость… власть… деньги… Как все это взаимосвязано и переплетено! А майора все нет и нет, – Чижмин взглянул на часы и недовольно поморщился. – Любопытно, откуда Конюшенко знает, что по вызову никто не придет?… Да-а-а… время перемалывает людей. Раньше сотрудники как огня боялись не то что пойти на контакт с проходящими по делу, а даже сам факт, предположим, случайного знакомства с подследственными тщательно скрывался… Странные метаморфозы…»
– Молчишь? – Конюшенко поднялся. – Это хорошо!.. Лучший признак работы мысли. – Он направился к выходу.
Даже его солидная походка вразвалочку как бы подчеркивала превосходство. У самой двери он остановился и небрежно, не поворачивая головы, проговорил:
– Передашь Голикову, что я заходил… Хотя это уже не обязательно. Он все равно не послушается моего совета и сделает так, как сочтет нужным, – Конюшенко вышел, оставив Чижмина один на один с мыслями.
* * *– Ты что, Лева, никак заснул! – тормошил Голиков Чижмина. Тот долго не мог понять, где находится и чего от него хочет майор. Вчера до часу ночи он не мог уснуть – казнил себя за промах, допущенный во время допроса Борисова, а встал в пять тридцать. Да и предыдущие дни не очень-то баловали свободным временем. И как-то получилось так, что после ухода Конюшенко Чижмин позволил себе немного расслабиться, а вскоре и уснул, облокотившись на стол и положив голову на руки.
– Извините, товарищ майор, задумался, – протирая ладонями глаза, виновато улыбнулся он.
– Иди, приведи себя в порядок, умойся. Потом поговорим. А пока дай-ка мне протоколы допросов. Что-то уж больно быстро ты с ними управился.
Сон как рукой сняло. Близоруко щурясь, Чижмин неотрывно смотрел на майора и шарил рукой справа, нащупывая очки. Только сейчас до него дошло, в какую ситуацию попал Голиков, да и он сам. «Так вот зачем шефа вызывал Струков!.. Решили подсластить пилюлю, смягчить неявку этих… А мне что делать?… Выложить весь разговор с Конюшенко – значит, еще больше подстегнуть майора, а характер у него известный… Не отступится… Промолчать – тоже нечестно… Как же поступить? Чертова путаница!..»
– Ты что, язык проглотил? Не оформил явки протоколами?… Ты можешь, наконец, толком объяснить, что произошло? – раздраженно спросил майор.
Чижмин все-таки наткнулся на очки, поспешно водрузил их на переносицу и тотчас, стараясь не смотреть на майора, досадуя на свою минутную растерянность, выпалил:
– Вас просил зайти Конюшенко… Он, представьте себе, соизволил явиться вместо тех, которых вы повестками вызвали, – Чижмин встал, освобождая майору место.
– Понятно, – Голиков, язвительно усмехнувшись, бросил папку с документами на стол, – можешь не продолжать… Все всё знают!.. Но кому это нужно?… Чушь какая-то. Ну да ладно, послушаем, что скажет Антон Петрович, – он решительно направился к двери.
Чижмину мало что разъяснили отрывистые фразы майора, между которыми, казалось, не было логической связи, но легкое замешательство на лице начальника говорило о многом.
«Он так же немного не в себе, как и во время прихода Борисова, – невольно отметил старший лейтенант. – А раз так, то, видимо, кто-то действительно крутит… А чего, собственно, от нас хотят?… Не поднимать шума вокруг этой фабрики?… Или наоборот?… Но стружку-то в любом случае с нас снимать будут».
* * *К Конюшенко Голиков не пошел, отлично понимая, что к тому, что сказал Струков, Антон Петрович ничего не добавит, а раз так, то не стоит терять время, которого и без того не хватает.
«Если гора не идет к Магомету, то Магомет пойдет к горе», – рассудил майор и решил, не откладывая, направиться на пищевкусовую фабрику. Через полчаса он уже был в приемной директора.
– На месте? – осведомился он у молодой симпатичной секретарши.
– Он занят! Вам лучше всего подойти после обеда, – небрежно бросила она, проявляя полнейшее равнодушие. – А если вы по личному вопросу, то директор примет вас завтра с пятнадцати до восемнадцати.
– Спасибо за информацию. Я подожду.
Настойчивость посетителя, вероятно, заинтересовала секретаршу, которая вопросительно подняла на Голикова кофейные глаза.
– Доложите Дмитрию Степановичу, что пришел работник уголовного розыска, – и, увидев в глазах девушки ироническое недоверие, показал удостоверение.
– Это меняет дело… Подождите немного, – и, мягко улыбнувшись, она исчезла в дверях кабинета и тут же вернулась.
– Он сейчас освободится, – пообещала она и, посчитав, что сделала все от нее зависящее, начала пилочкой обрабатывать перламутровые ноготки, изредка с любопытством посматривая на майора.
Прошло десять, пятнадцать, потом еще пятнадцать минут, прежде – чем дверь кабинета директора приоткрылась ровно настолько, чтобы выпустить мужчину лет сорока пяти в джинсах и броской куртке.
– Значит, жду завтра утром. Не забудь снасти и прочее, – проговорил он в щель двери. Следом появился и сам Леонов. Его сытое крупное лицо как бы одеревенело.
– Разрешите взглянуть на ваше удостоверение?… Знаете ли, у меня времени в обрез. В обком нужно по делу съездить, – бормотал он, внимательно изучая удостоверение, и даже, видимо, не пытаясь придумать более оригинальную причину занятости. – Вы уж извините меня, Александр Яковлевич, не смог вас об этом предупредить заранее. Работа проклятая заела!.. Ну, да что мы стоим?… Проходите, прошу… Любочка, организуй кофейку.
Голиков первым проник через массивные сдвоенные двери в кабинет, уселся в предложенное Леоновым кресло и начал осматривать директорские апартаменты. Обстановка была явно рассчитана на то, чтобы подавить и поразить случайного посетителя. Добротный полированный стол хозяина с двумя глубокими кожаными креслами для собеседников. Вдоль одной из стен стоял еще один, такой же шикарный, но раза в три длиннее, стол с рядами дорогих стульев, вероятно, предназначенный для проведения заседаний. Вдоль другой стены тянулся высокий и широкий шкаф с множеством дверец, ящичков, ключей и ключиков, назначение которых было трудно угадать. В одном из углов матово поблескивал экран цветного телевизора. На столе директора высилась массивная пепельница, изображающая охотников на привале.
Леонов, в свою очередь, поджав толстые губы, сосредоточенно рассматривал майора, стараясь определить степень его опасности. И, судя по скептической улыбке и полному безразличию, которое устойчиво держалось на лице Дмитрия Степановича, Голиков явно не добирал баллов.
– Я вас внимательно слушаю, – лениво растягивая слова, сказал Леонов. – Хотя одну секундочку, – он встал, враскачку пересек кабинет, открыл дверь и что-то буркнул секретарше.
– «Ей-богу, решил кофе отменить!» – желчно усмехнулся Голиков. И действительно – до конца беседы кофе так и не появился.
– Так с чего начнем? – спросил Леонов, бегло взглянув на часы.
– Я вас не задержу, – успокоил его майор. – Всего несколько вопросов… Что вы можете сообщить о вашем технологе Петровой Ольге Степановне? – и, заметив недоумевающий взгляд директора, уточнил: – Меня интересует ваше мнение о ней, как о специалисте.
– Если я не ошибаюсь, то речь идет о той девушке, которая погибла?
– Вот именно, – подтвердил Голиков.
– Я понимаю – вы удивлены, что я так спокойно говорю, зная о ее трагической судьбе. Но придерживаться условностей не в моих правилах, да и шила в мешке не утаишь. К тому же, если я вас правильно понял, разговор пойдет о ее поведении на работе. Знаю, что о покойниках плохо не говорят, тем не менее я вынужден дать ей правдивую характеристику… Петрова, хоть я и не психиатр, наверняка страдала психическим расстройством или чем-то в этом роде.
Да, недооценил Голиков сидящего перед ним человека, даже не ожидал такого оборота дела. В душе начало закипать глухое раздражение: «Круто задумано, ничего не скажешь!» – подумал он и решил идти напролом:
