Владимир Безымянный - Смерть отбрасывает тень
– Позволю маленькое дополнение, – прервал его Голиков. – Это она могла сделать и в ванной, в комнату же она пошла, лишь для того, чтобы сделать надпись на фотографии. Не знаю, стремилась ли она этим оградить Борисова от неприятностей, но нам эта фотография ответила бы на все вопросы, – майор положил перед Чижминым фотографию, принесенную накануне женой Борисова. Надпись на обороте гласила: «Я не виню тебя ни в чем. Об одном лишь прошу – стань таким, каким я тебя считала. И не дай тебе Бог оказаться в моем положении. Тяжко быть без вины виноватым! Прощай!.. 8 сентября 1974 года».
– Да, Березин удружил и нам, и Борисову. Продолжай.
– Действительно. Я как-то не догадался, зачем она все же пошла в комнату. Решил, что всему виной шоковое состояние. Теперь все сходится. Идем дальше. Дома я еще несколько раз проверял – даже если кран открыт не полностью, то брызги летят во все стороны, а лежащее на краю полотенце быстро намокает и под тяжестью намокшего края сползает в раковину. Результаты мы видели… Не исключено, что кран был открыт полностью, и вода не успевала уйти, остальное по той же схеме. Многое сейчас кажется простым… если бы не Березин…
– Ладно, Лева. У Березина свой счет, а вот мы сплоховали, – решительно оборвал его майор. – Петрова, Никулин идут на крайнюю меру – жертвуют самым ценным, что дано человеку, – жизнью. И не верю я врачам, которые утверждают, что на это способны только люди с расстроенной психикой, при особых условиях. Вранье – мы, люди, создаем такие условия. Возьми эти два случая, похожих, по сути, как близнецы. Но корни разные, и в обоих случаях глубокие. И поразительная получается вещь… Мы, общество, поставившее принципы свободы и справедливости выше всего на земле, вынуждены пробиваться к ним наощупь, словно в густом тумане… – Голиков махнул рукой и замолчал, потянувшись за очередной папиросой. Сделав несколько затяжек, он со злостью потушил ее и, поднявшись с кресла, тихо сказал:
– Ничего, Левушка, прорвемся! Мы же с тобою есть…
