Наталья Смехачева - Искатель. 2011. Выпуск №11
— Хорошая теория, — сказал Пилипенко, — но неверная.
— Это почему?
— Да потому что именно Рачко убил обеих женщин. Я не успел тебе сказать главного. Тот отпечаток пальца, на первой брошюре, и принадлежит как раз ему.
— Ах, вот как!
— Именно. Кроме того, в его кармане нашли еще две брошюры. Он был разносчиком. За небольшую плату от секты впаривал эти брошюры клиентам. Они используют такого рода людей, тех, кто ходит по домам, в силу своей профессии. Легко и удобно.
Новая теория Жарова была разрушена, не успев даже толком выстроиться.
— А где сейчас Быков? — спросил он.
— Дома, наверное. Его освободили до суда, часа три назад.
— Будут судить?
— Разумеется. Он убил человека.
— Маньяка.
Пилипенко помолчал, вероятно, раздумывая, ввязываться ли в спор, который они вели уже много лет. Дискуссия касалась справедливости правосудия, права на правосудие одних и отсутствия такого права — для других.
— Да оправдают твоего Быкова, — сказал он. — Даже условного срока не дадут, я думаю. Вынесут из зала суда на руках — как героя, который освободил землю от чудовища.
— А ведь ты недоволен, — сказал Жаров. — Вы всегда недовольны, когда кто-то другой вершит правосудие вместо вас.
— Если бы каждый вершил правосудие, как Чарльз Бронсон… На самом деле, таких судей и палачей в одном лице надо примерно наказывать. Для этого и существует кодекс.
Если бы Быков убил при превышении пределов необходимой самообороны, допустим, нам удалось бы доказать, что Каратель первый напал на него…
— Так докажи.
— В том-то и дело, что это было убийство по мотивам мести. За смерть жены. А за месть у нас сажают. В данном случае сработают смягчающие обстоятельства. Быков действовал в состоянии аффекта. Действовал голыми руками и не хотел изначально убивать. До трех лет. Возможно, условно. Но опять же, учитывая все прочее, его просто отпустят из зала суда, и все.
Пилипенко опустил голову, желая показать, что не хочет больше обсуждать этот вопрос. Бутылка опустела, открывать следующую не хотелось. Друзья вышли на улицу.
Во дворе распускался каштан, простирая к небу узкие пирамиды цветов, озаренных светом фонаря.
— Это хорошо, что дело закончилось весной, — заметил Пилипенко, потянув ветку за лист. — Если бы маньяк начал свои набеги с открытием сезона, у всех нас были бы большие проблемы.
— Я не уверен, — вдруг сказал Жаров, — что оно закончилось…1
— Тебе что — подсказывает чутье нереализованного сыщика?
— Нет, скорее литературное чутье. Я всегда исхожу из того, что это не в жизни происходит, а кто-то пишет тут детективный роман. Мог бы роман так закончиться?
Пилипенко покачал головой.
— Это был бы совершенно дурацкий роман.
14
Меж тем по всему городу невозмутимо продолжалось цветение кустов, деревьев и лиан: повсюду полыхала глициния разных сортов и оттенков, оформил свои соцветия тамариск, а у почтамта уже распустились ранние розы… Жаров по инерции вздрагивал, увидев очередной костер соцветий, поскольку зрелище напоминало ему о маньяке, о скором открытии сезона и пережитых волнениях.
Маньяк был мертв, но ощущение неоконченного романа не проходило. Три обстоятельства никак не вписывались в официально принятую версию. Что за странные дела произошли с отпечатками пальцев? Зачем Куравлев промерял время в районе места преступления? И, наконец, что самое непостижимое, — с какой стати обеим жертвам снились одинаковые сны?
Пилипенко вызвал и допросил Куравлева, уже в связи с новым убийством. На прямой вопрос, зачем он шатался вокруг дома, где вскоре было совершено преступление, тот не дал вразумительного ответа, сказал, что просто хотел заглянуть в гости к другу (Быкову), но передумал. Когда речь зашла о замере времени, Куравлев явно пришел в замешательство, но вскоре овладел собой и даже занял агрессивную позицию: дескать, не имеют права судить гражданина за то, что он ходил по улице, поглядывая на свой собственный мобильник.
В конце апреля дело маньяка было закрыто, в производстве осталось лишь параллельное дело Быкова, которое все же удалось квалифицировать как убийство при превышении необходимой самообороны.
Жаров решил заняться сектой. Он и сам не знал, чего конкретно хочет: во всяком случае, материал на фельетон набрать было можно. Кроме того, ему хотелось снова увидеть девушку-клоуна, Анну Квятковскую, а это был вполне приемлемый повод.
Секта арендовала просторную четырехкомнатную квартиру в старом доме на улице Дражинского. Жаров отправился туда пешком, мимо цветущих финиковых пальм у здания морпорта…
В штаб-квартире секты было какое-то собрание, хлопали двери, по коридору сновали люди. В прихожей за столиком под лампой сидела молодая женщина, по виду дежурная, Жаров обратился к ней. Она сообщила, что Анна не появлялась уже несколько дней — наверное, заболела.
— Пойду спрошу у кого-нибудь…
Дежурная вышла в другую комнату, в проеме высокой двери мелькнули внимательные лица людей, близко сидящих друг возле друга на полу. Среди них покачивалась знакомая шевелюра рыжего клоуна, который несколько недель назад, у дома с глицинией, показался Жарову пьянее остальных.
Под лампой лежал журнал, очевидно, для записи посещаемости, как в школе. Жаров перевернул страницу, другую… Внезапно у него замерло в груди, как всегда — от близости неожиданного открытия.
Вот страница за 18 апреля, день, когда произошло второе убийство. Запись: Ан. Квятковская. Пришла — 21.15. Ушла — 21.25.
Но этого не могло быть! Вернее, это так было, судя по записи, но не соответствовало прежней информации. В тот вечер, когда они с Пилипенко встретили клоунов, Анна сама сказала, что сразу после работы отправилась сюда, в штаб-квартиру секты. Получается, что она солгала. Зачем?
Жаров вышел по-английски, не дожидаясь, когда дежурная вернется. Ему повезло: сразу у подъезда он поймал такси.
15
Первое, что услышал Жаров, когда машина скрылась за поворотом улицы, было жалобное, монотонное мяуканье кошки. Быков курил, облокотившись на перила своей веранды. Жаров не собирался с ним встречаться, но лестница, ведущая к дому Анны, начиналась от его порога.
— Боишься суда? — спросил Жаров.
— Не очень.
— Наверное, героем себя считаешь?
— Нет. — Быков бросил окурок на землю. — Осточертело все. Еще и кошка эта…
— Что за кошка? — Жаров посмотрел вверх, откуда доносилось мяуканье.
— Это кошка Аньки, соседки. Уже вторую ночь спать не дает. В смысле, кошка, а не Анька. Мяукает. А у меня сейчас в жизни самое главное — покрепче уснуть.
— Кошка закрыта в доме, — задумчиво проговорил Жаров. — Наверное, она голодная, а хозяйки нет…
— Молодая девушка, одинокая, — сказал Быков, посмотрев на часы. — Может, ночует у кого. И ей не до любимой питомицы.
Жаров поднялся по узкой бетонной лестнице с черными трубчатыми перилами. Маленький дворик Анны выглядел весьма неряшливо: опавшие с персикового дерева лепестки давно не сметали, посреди двора, поблескивая обручем, валялась цветочная кадка. Видимо, девушка так много времени отдавала своей общественной деятельности, что его не оставалось на собственный дом.
Жаров поднялся на маленькую веранду. Снизу, со стороны дома Быкова, донеслись голоса, хлопнула дверь машины. Наверное, кто-то приехал к Быкову — недаром он поглядывал на часы…
Кошка мяукала за обшарпанной дерматиновой дверью. Почуяв Жарова, она форсировала истерику. Жаров нажал кнопку звонка, хотя и так было ясно, что ему не откроют. Услышав звонок, кошка принялась царапать дверь с той стороны. Жаров дернул ручку, дверь почему-то оказалась незапертой, распахнулась, и животное, сверкнув в полете глазами, прыгнуло ему на грудь, свалилось, вскочило на ноги и с высоким воем исчезло в кустах.
Воздух в прихожей был затхлый, но кроме запаха непроветренного жилья в ноздри сразу бросился другой, происхождение которого не вызывало сомнений. Жаров прошел в гостиную. В комнате стоял шум, мягкий и ровный, исходивший от компьютера в дальнем углу. Того, что Жаров рассчитывал увидеть, здесь не было. Через коридор располагалась спальня. Жаров открыл дверь, зажимая нос. Это было здесь. На кровати, выпучив глаза, полусидела Анна. Правая рука сжимала рукоятку ножа. В левой торчала знакомая книжица — "Сердце грешницы".
16
Следственная бригада приехала быстро. Убийство произошло порядка тридцати пяти часов назад. Более точное заключение можно было сделать только после лабораторного исследования тела. Косвенным свидетелем времени убийства был компьютер, который исправно работал в экономном режиме, с погашенным монитором.
