Наталья Смехачева - Искатель. 2011. Выпуск №11
Они остановились напротив дома Быкова. Один из клоунов указал ладонью на дом. Все обступили его.
— Каким образом они узнали, что произошло здесь несколько часов назад? — пробормотал Пилипенко.
Клоун, с неугасимой улыбкой на лице, стал что-то рассказывать, делая ладонями жесты, будто изображая движения самолетов. Другие клоуны слушали, кивая. Их красно-белые улыбки покачивались вверх-вниз.
Пилипенко открыл дверь машины, Жаров открыл свою. Клоуны, оглянувшись, замерли. Казалось, они приветливо улыбаются людям, которые быстро шли к ним, огибая группу с обеих сторон.
— Милиция, капитан Пилипенко, — сообщил следователь. — Всем оставаться на местах.
Ряженые заговорили все сразу, из-под масок доносились их глухие голоса.
— Мы частная зарегистрированная организация! — объявил один.
— Мы не нарушаем общественный порядок, и все совершенно законно, — уточнил другой.
— Мы абсолютно не пьяны, — зачем-то добавил третий.
— Нас привел сюда наш коллега! — сказал четвертый, указывая на пятого клоуна, того, кто рассказывал, показывал и был центром компании.
— Откуда у коллеги информация о месте преступления? — строго спросил следователь.
На несколько секунд все замолчали, переглянувшись. Жарову почудились под красными пластиковыми улыбками рты, искривленные недоумением, будто это был глупый, ужасно неуместный вопрос.
— Да я просто живу в этом доме! — сказал пятый клоун глухим голосом, который все больше проявлялся и звенел по мере того, как клоун стягивал маску, разваливая по плечам светлые кудрявые волосы.
Четверо других клоунов тоже сняли маски — они оказались довольно молодыми мужчинами и женщинами.
— Это вы? — удивился Пилипенко. — Квятковская Анна! Конечно, я вас помню: вы тоже принадлежите к секте?
— Мы не секта! — подал голос белобрысый парень.
— А массовая, борющаяся за реставрацию нравственности организация, — добавил лохматый рыжий клоун, немного заикаясь, будто перебрал лишнего.
— Молчать! — взвизгнул Пилипенко, вскинув палец к небу.
Гвалт, готовый опять начаться, мгновенно оборвался.
— Сейчас заберем вас всех в вытрезвитель, — низким страшным голосом сказал Жаров.
Пилипенко обернулся к нему:
— Это и есть соседка Быкова. Третье железное алиби.
— Я и привела своих друзей, посмотреть на дом, где произошло убийство грешницы. Что тут такого?
Следователь игнорировал вопрос, посмотрев куда-то вверх. Склон в этом месте был нарезан на террасы: сразу над двором Быкова возвышался другой частный дом старинной постройки, с большим балконом, огороженным точеными перилами.
— Это ведь ваш балкон? — спросил Пилипенко.
— Ну да! — ответила Анна.
Он осторожно взял ее за рукав, чтобы отвести в сторону от прочих клоунов. Жаров успокоил заволновавшихся клоунов ладонью и присоединился к следователю.
— Превосходный наблюдательный пункт, — сказал Пилипенко. — Во время убийства вы были дома?
— А в какое время произошло убийство? — спросила Анна хитрым голосом.
Пилипенко усмехнулся.
— Весь вечер я провела на собрании, — продолжала девушка, — пошла туда сразу после работы. Только забежала домой поужинать. Вот и узнала все. Вернулась в наш клуб и привела сюда друзей.
— Очень хорошо, — сказал Пилипенко. — Между прочим, один вопрос. Ведь это вы бросили брошюру в почтовый ящик Куравлева Евгения?
— Конечно, это мой участок, на Рабочей. И ваш сотрудник уже снял мои отпечатки пальцев.
Анна была в легких белых перчатках, она держала свою маску в обеих руках, словно водолаз шлем. Все остальные тоже были похожи на бригаду водолазов, только что поднявшихся из акватории порта.
— Поэтому и вопрос, — сказал Пилипенко. — В начале месяца было тепло, насколько я помню. Но вы, наверное, все равно были в перчатках, так же как сейчас?
— Вовсе нет, почему? Разносить корреспонденцию — одно, а участвовать в акциях — другое. Перчатки — это часть костюма, вы ж видите!
Разговор был исчерпан. Анна присоединилась к остальной группе, и все они молча двинулись по улице вниз, отбрасывая в желтом свете фонаря на асфальт длинные тени.
12
— Квятковская Анна проходила как свидетель алиби, — задумчиво проговорил Пилипенко. — Без нее алиби Куравлева не было бы таким железным, поскольку двое свидетелей все-таки были пьяны.
— Так она с ними не пила?
— В том-то и дело, что нет. Она была дома, смотрела из окна, заходила к соседям, слышала звуки и так далее. Конкретно во время убийства она возилась с перепившим Куравлевым. Там постоянно работал телевизор, как всегда в наших жилищах. По телепередачам мы точно установили время. Куравлев не убивал свою жену. Но Квятковская член секты. А брошюра секты фигурирует в обоих делах.
— Может быть, ее роль только в том и заключается, что она пыталась вовлечь своих соседей в секту? Да и самого Куравлева, который к ним ходил. Только и всего, что подсунула им брошюру, косвенное орудие убийства…
— Может быть — да, — сказал Пилипенко. — А может быть, тут что-то совсем другое… Она была без перчаток. По идее, на свежей краске брошюры должны были остаться ее отпечатки. Но их нет. Есть только чьи-то неизвестные.
Жаров немного подумал. Все эти детали как-то не вязались одна с другой.
— А отпечатки Куравлева на брошюре есть?
— Нет, — сказал Пилипенко.
— Но этого не может быть! — воскликнул Жаров. — Ведь Куравлев вчера сам сказал мне, что брошюру бросили ему в ящик. А отпечатки жертвы, жены Куравлева?
— Нет, тоже нет. Только пальцы работников типографии и какого-то неизвестного.
— Что это значит?
— Не знаю.
13
Установить личность человека, убитого в доме Быкова, не составило труда. Чем больше изучалась эта личность, тем большее омерзение она вызывала у тех, кто был непосредственно связан с процессом.
Аркадий Рачко был маниакальным бабником. Все свои силы он тратил на охоту за женщинами. Уроженец небольшого сухопутного городка, он специально переселился на курорт, в зону, где водилось наибольшее количество дичи. Соответственно своей цели он выбрал и профессию — газовщик, что позволяло ему весь день общаться с домохозяйками.
Квартира, которую он снимал, напоминала подсобное помещение магазина "интим". Кроме бумажной порнографии, компьютера, забитого одной и той же темой, да еще эротической перепиской с русскоязычными жительницами всей планеты, от Забайкалья до Австралии, при обыске были найдены и некие эксклюзивные материалы.
На хард-диске компьютера обнаружились сделанные плохонькой цифровой камерой видеоролики, где легко узнавался сам Рачко, занимающийся сексом с разными женщинами, в различных интерьерах. На одном из роликов были и спальня Быкова, и его жена…
Все это выяснилось на другой же день после убийства. Пилипенко рассказал об этом Жарову с кислым лицом. Жаров понял, что его друг переживает сейчас один из периодов сомнений, которые все чаще случаются с ним последнее время: он снова подумывает бросить службу и заняться чем-то таким, чтобы видеть с утра до вечера только хороших людей…
Ночью они сидели в офисе редакции, Жаров откупорил бутылку виски из своего представительского фонда, что уже через полчаса погасило лихорадочный огонь в глазах следователя. Он положил ноги на каминный экран, и его лицо приобрело сонное выражение.
— Впрочем, останусь, хотя бы еще на год, — произнес он. — В конце концов, моя служба и заключается в отлове всякого рода подонков. Поднимаю этот бокал за их упокой.
Жарову вдруг пришла в голову дикая мысль.
— А ведь то, что этот сантехник…
— Газовщик, — поправил Пилипенко.
— Ну, газовщик… То, что он был любовником жены Быкова, в корне меняет дело.
— Какая разница? — лениво спросил Пилипенко. — Он был любовником многих женщин в этом районе.
— Но не жены Куравлева.
— Это неизвестно. У нее тоже в квартире газ.
— Я вот что подумал, — сказал Жаров. — Каким бы плохим ни был донжуан, но это не значит, что он убил обеих женщин.
— Значит, — устало сказал Пилипенко.
— Но история может быть совсем другой. Быков пришел домой и застал жену с любовником. Он ударил любовника, не рассчитал силу и убил его. Затем убил свою жену. Вложил ей в руку брошюру, имитировал действия маньяка. Ведь он знал от своего друга Куравлева, каким именно образом была убита его жена…
— Хорошая теория, — сказал Пилипенко, — но неверная.
— Это почему?
— Да потому что именно Рачко убил обеих женщин. Я не успел тебе сказать главного. Тот отпечаток пальца, на первой брошюре, и принадлежит как раз ему.
— Ах, вот как!