Леонид Словин - Цапля ловит рыбу
«Жанзакова за это время могла получить известие от мужа. Прошло больше двух суток. Тогда все, о чем я узнал в эти дни, — тайны чужой семьи, боль покинутой жены, неверное счастье избранницы, раздвоенность Жанзакова, характеристики, воспоминания — суть лишь ненужные отходы процесса розыска…»
Через несколько минут все должно было выясниться.
Проходя зал, Денисов увидел внизу Сухарева; режиссер был не один, в стоявших вместе с ним женщине и мужчине угадывались люди, причастные к искусству, по крайней мере, внешне.
Провожали они кого-то или встречали — было трудно сказать.
Коренастый лысый мужчина был в широких, в крупную клетку брюках, темных очках, в спускавшейся с плеч яркой куртке; мощная комплекция, плоский живот заставляли проходивших мимо держать дистанцию. Женщина в горжетке рядом с ним издалека выглядела много моложе спутников, вблизи — много старше.
Сухарев, как и на съемках, был в дубленке, в белых туфлях; жокейская шапочка с козырьком, казалось, стала еще меньше, держалась на самой макушке.
Узнав Денисова, Сухарев послал ему ничего не значащую улыбку. Денисов кивнул в ответ; он заметил, что режиссер и его спутники приехали без цветов.
«И все-таки они встречают! И именно жену Жанзакова».
Он уже не сомневался, хотя не смог бы привести ни одного убедительного довода — они оставались в подсознании.
«Тайное всегда становилось явным». Для Денисова загадочное действие этого закона проявлялось чаще всего в удивительных внезапных озарениях сыщика. «Сухареву известно о чем-то очень серьезном. Поэтому и его незамедлительное — уже через несколько часов после исчезновения актера — обращение в милицию, этот ночной приезд в аэропорт…»
Сквозь стеклянную перегородку Денисов увидел вспышки сигнальных огней, машина с колпаком на крыше двинулась невидимыми сверху, но, вероятно, точно обозначенными полосами навстречу приземлившемуся лайнеру, и в ту же минуту голос дикторши объявил:
— Произвел посадку самолет… рейс… совершивший полет по маршруту Мурманск — Москва…
Денисов, узнал актрису прежде, чем Сухарев и те двое, что приехали вместе с ним, подошли: на Жанзаковой был меховой жакет, шляпа, длинная, почти до земли, юбка, сумка через плечо. Войдя в зал, где были встречающие, она помахала им рукой.
Тереза выглядела моложе, чем Денисов представлял, и уж, конечно, моложе Овчинниковой.
Денисов остановился чуть в стороне от актрисы, ему было хорошо слышно, как она спросила у Сухарева:
— Не появился? — Голос ее дрогнул, выражение лица стало на мгновение похожим на растерянную гримасу ребенка.
Денисов понял: до последней минуты она верила в возможность простого благополучного исхода, в который он, Денисов, больше не верил.
— Я так надеялась…
— Не надо отчаиваться, Тереза!
— Отчаиваться? Ты меня плохо знаешь… Придется искать самой, поставить все на ноги… — у нее было чуточку злое лицо, удлиненные, в красивых, с тонкой металлической оправой, очках глаза. — К утру мы должны его разыскать.
— Ты без вещей?
— Чемодан в багаже. Подожди, я позвоню, — она сунула Сухареву багажный талон.
Толстяку в яркой куртке Жанзакова ничего не сказала, он виновато вздохнул; женщину, приехавшую с ним, молча тронула рукой.
— Ты скоро? — спросила та.
— Сейчас.
— Пойти с тобой?
— Я одна. Узнаю, как с помещением.
Денисов подошел, когда Жанзакова стояла у автомата, — на другом конце провода трубку никто не снимал, слышались протяжные громкие гудки.
— Денисов, старший оперуполномоченный уголовного розыска, — он представился. — Управление транспортной милиции…
Она молча посмотрела сквозь него, однако все слышала.
— Мне поручили розыск вашего мужа, актера Сабира Жанзакова. Можете на меня рассчитывать.
— Транспортная милиция? — Из всего, что Денисов сказал, она, похоже, обратила внимание на это кажущееся несоответствие. — Почему?
— Съемки и временная прописка киногруппы в Москве на участке нашего обслуживания… — Он объяснил. — Мы проводим первые неотложные действия. Местный розыск…
— А здесь, в Шереметьеве?
— Я приехал, чтобы с вами встретиться.
— Очень хорошо… — У нее поднялось настроение. Видно было, что происшествие представлялось ей до этого делом сугубо личным. — Как вы назвались?
— Денисов.
— Старший оперуполномоченный? По-моему, это как раз то, что сейчас требуется?
— Где мы сможем поговорить? — Денисов посторонился — мимо шли иностранцы, на лацканах меховых курток сверкали цветные блестящие изображения их национального лидера.
— Вы спешите?
— У меня нет других неотложных дел.
— Тогда вам лучше поехать с нами. Подруга оставила мне и Сабиру ключи. — Злое выражение, которое до этого заметил Денисов, исчезло — перед ним стояла стройная, с тонким, умным лицом, модно одетая женщина. Некоторые из проходивших оборачивались, чтобы взглянуть на нее. — Я сейчас звонила: квартира пуста, подруга не вернулась. Там есть телефон, справочник Союза кинематографистов. У нас будет время поговорить.
— Согласен.
Она взглянула на часы.
— Пока приедем, добрые люди в Душанбе, в Ташкенте начнут вставать. Всех обзвоним, все узнаем.
Денисов кивнул.
— Там, в зале, мои друзья. Режиссер, у которого снимается Сабир, — Сухарев Гена.
— Мы знакомы. Второй — в яркой куртке, в клетчатых брюках?..
— Это Аркадий. Не обращайте внимания. Ему нравится шокировать окружающих. Создает ситуации, потом их же описывает. — Она держалась и говорила свободно, не испытывая ни малейших затруднений. — Между прочим, известный драматург. Я вас с ним познакомлю, может, вы даже друг другу понравитесь. — Они двинулись в обратный путь. — Аркадий — человек напористый, за его спиной до определенной поры чувствуешь себя как в танке. Он автор сценария этого детектива, про поезд, в котором Сабир снимается. Мила — его жена, работает в АПН, моя подруга. — Энергичный настрой уже покидал ее. — Постараемся найти Сабира. Вы на машине?
— Да.
— Тогда мы уедем первыми. Аркадий все равно с «Жигулем»… — Жанзакова открыла сумочку. — Ключи здесь. А ребята получат вещи, приедут следом. Больше никого нам не надо, — она положила руку Денисову на локоть. — Есть какие-то частности, не нужно, чтобы и друзья их знали. Согласны, Денисов?
— Через Химки, потом по Кольцевой, — актриса не колеблясь села впереди, к шоферу. — И дальше через Кунцево. — Она что-то поискала в кабине рядом с дверцей, рассмеялась. — Показалось, что еду с «леваком» и надо накинуть предохранительный ремень. Девушка совсем потеряла голову…
Пожилой водитель-милиционер, соскучившись по разговору, спросил:
— Думали, двадцать второй таксопарк? — «Двадцать вторым» обозначали любителей заработать на «подвозе», в Москве официально значился двадцать один таксомоторный парк. — Отчаянные ребята! Особенно у аэропортов. Пользоваться не рекомендую…
Отъехали быстро, так же быстро гнали по шоссе.Город спал. Впереди тянулись к горизонту красные, словно фишки в детской игре, огни. Водителя охватил гоночный азарт, он весь подобрался: по правилам ночной игры надо было оставить все идущие впереди машины позади себя.
— Люблю профессиональную езду, — актриса вынула сигареты. Денисов достал спички. — Особенно по Кольцевой.
— Вы москвичка?
— Родилась в Душанбе. Но с шестнадцати лет, как закончила школу, в Москве. Дядю пригласили преподавать в университете. У меня была золотая медаль, я уехала с ним. Поступать во ВГИК…
— Потом?
— Вышла замуж. Муж был ленинградец, журналист. Почти пять лет прожили в Африке: Нджамена, Бамако, Дакар. В основном, во франкоязычных странах.
— Как там? — водитель ненадолго снизил скорость. — Интересно?
— В то время было много удивительного, я долго не могла привыкнуть. В Бамако, например, белой женщине не дадут на улице нести сумку. Кто-нибудь, совершенно незнакомый человек, обязательно поможет…
Денисов отвлек ее:
— Потом?
— Когда муж первый раз заболел, мы уехали в Ленинград. Московскую прописку я к тому времени потеряла. После его смерти вернулась в Душанбе. Воспитывала сына. Потом познакомилась с Сабиром. С первого дня знакомства мы вместе.
— Взаимоотношения?
— Подруга удивляется: «Сабир влюблен в тебя, как мальчишка!» Это точно. — Жанзакова затянулась, дым сигареты оказался легким, ароматизированным. — Учил французский язык, чтобы писать мне письма! Я как-то сказала, что Митя, мой муж, долгое время переписывался со мной только на французском. Сабир возит с собой на гастроли серебряный прибор — вилку, ложку. Вдруг я заеду! Крахмальные салфетки.
— А ваше отношение?
Она выпустила дым.
— Прошлое, если оно было прекрасным, как мое, нельзя зачеркнуть. Видимо, и нельзя повторить. Все другое. От брака у меня сын, он сейчас с родителями. В этом году заканчивает школу. Он и Сабир, больше у меня никого нет. И ни к кому я не отношусь лучше…
