Леонид Словин - Цапля ловит рыбу
— Встречалась с Жанзаковым?
— Этого не знаю.
— А позавчера? Ее видели в Сосногорске?
— Понимаю, — старший опер отер вспотевший лоб платком. — Может, для кого-то это и сгодится как версия… Но мы-то знаем, — он показал на Барчука. — Сабиру от жены ничего не грозило. Она — другой человек. Поговоришь — убедишься… — Шахов первый раз перешел на «ты».
— Жанзаков раньше здесь жил?
— Сейчас расскажу их историю… — Начальник розыска перехватил инициативу. — Они окончили школу в Сосновке. Тут рядом. Поженились. У Зинаиды тогда еще жили родители, вообще-то она коренная москвичка, дочь бывших высланных. Родители Сабира еще раньше отсюда уехали, после реабилитации. Отец его работал в 258-м строительно-монтажном поезде управления Печерстрой, потом с остальными детьми подался в Душанбе. Когда Сабир закончил ВГИК, начал работать, он несколько лет еще ездил сюда. Потом повстречался с другой. Короче, не вернулся…
— Овчинникова живет одна? Я не имею в виду дочь.
— Одна.
— Жанзаков помогает?
— Думаю, да, — Шахов обернулся. — У Зинаиды Андреевны дубленка, и у девочки шубка. Скорее всего Сабир и привез.
— Где он обычно останавливается?
— В общежитии ПМК, куда мы едем. Иногда у жены.
— Там квартира?
— Частный дом. Зимой в этот раз он у нее останавливался… — Старший опер, как и положено, был более осведомлен. — Быстро приехал и быстро уехал… Я его и не видел.
— Что-нибудь с дочерью?
— Сама болела. Зинаида.
— Серьезное?
— На нервной почве. В детстве не получила необходимого. Авитаминоз, вегетативная дистония. Сейчас это у многих.
Денисов подумал:
«Обе отлучки актера во время съемок, о которых рассказывал режиссер, могут быть связаны не с родителями Жанзакова в Душанбе, а с его бывшей женой в Сосногорске…»
— Когда Жанзаков приезжал в последний раз? В феврале?
— В феврале. Он не ошибся.
— Приезжает обычно один?
— Один, но и с друзьями бывал тоже. — Барчук закурил.
— Кроме семьи, он посещает кого-нибудь еще в Сосногорске?
— А как же? У него здесь полно друзей, однокашников! В Ухте! И у нас в отделе. Мне пластмассовые наручники привез…
— Когда из Малайзии приехал… — вставил Шахов.
— Из Вьетнама. Еще фокус показал… — Начальник розыска достал спичечный коробок, укрепил на ладони. — Он ставит его вот так на край стола. Отходит. И вытянутой рукой, но не касаясь коробка, опрокидывает… «Когда-нибудь, — сказал, — буду стоять далеко от стола и только чуть двину пальцами… Отдам мысленный приказ — и он упадет!» У нас все отделение несколько дней пробовало повторить. Никому не удалось.
Разговор утратил остроту.
— Подъезжаем, — Шахов кивнул на дорогу.
Впереди показались прокопченные трубы, снег вокруг тоже был густо покрыт копотью.
— Наш газоперерабатывающий. Переработка нестабильного газового конденсата. Попросту: сажевый завод, продукция на пятнадцать стран…
За заводом и по сторонам тянулся холодный низменный край, отороченный по горизонту невысоким лесом; остроконечные верхушки елей неброской строчкой чертили границы узора.
— А может, Жанзаков, все же, по какой-то причине приехал в Сосногорск? — спросил Денисов. — Девочка дома?
— В школе! Я узнавал… — Барчук погасил сигарету. — Конечно, Сабир человек непредсказуемый… Все может быть. Пока идет разговор с Овчинниковой, мы постараемся снова все проверить. И тогда скажем точно: в Сосногорске Сабир или нет…
Женщина в кресле, ссутулившись, что-то быстро записывала в толстую тетрадь. Увидев Денисова, сразу убрала записи.
— Вы из Москвы? — Голос оказался глуховатым, простуженным. — Овчинникова. Жена Сабира Жанзакова, — у нее чуточку перехватило горло. Она тут же добавила: — Бывшая.
На ней была натуральная рыжеватого цвета дубленка, валенки, но внимание Денисова привлекло другое — на столике, рядом с креслом, он увидел связанные, как носки, теплые, из грубой шерсти варежки.
«Это она! Приходила к поезду „Таджикфильма“ в Москве, разговаривала со скуластой гримершей…»
— Денисов, оперуполномоченный. Вы уже знаете?
— Сабир пропал, — глаза ее, маленькие, сухие, следили за Денисовым. — Это правда?
— Да.
— Но, видимо, не вся. Из-за этого вы не прилетели бы в Сосногорск!
— Где мы можем переговорить? Я должен записать.
Общежитие было маленьким, на несколько комнат, удачно спланированное: все двери располагались словно по периметру правильного квадрата, в центре квадрата виднелись раковины умывальников. Был предобеденный час, комнаты пустовали.
— Давайте хотя бы сюда, — она пошла впереди.
В угловой комнате стоял телевизор, несколько кресел, — она предназначалась для отдыха, рядом была кухня. Денисов увидел электроплитку, холодильник.
— Я поставила чай. — Овчинникова оказалась скорой на ногу. Через минуту она уже вернулась с чашками. — Вы сегодня уедете?
— Да, но до этого я должен еще кое с кем встретиться в Ухте.
— Мы, наверное, приедем провожать. Хочу, чтобы Люда увидела вас.
— Дочь?
— При возможности очень важно напоминать ей, что отец существует. Я поняла это. Знакомить с друзьями Сабира, показывать фотографии, вещи. Тогда ребенок не чувствует себя брошенным.
— Девочка тоскует?
— Она ничего еще не понимает. Сабир позволяет ей делать с собой все, что она захочет. — Овчинникова повторила слова начальника розыска.
— Живете вдвоем?
— Втроем. Еще старуха — девяносто лет. Дочь выставила, вот и перебивается с нами.
— Чужая?
— Абсолютно! А дочь родная на соседней улице! Свой дом! И смех, и грех!
— Жанзаков бывает в Сосногорске?
— Когда я болею. Он тогда сам не свой. Может, считает себя виноватым. Трудно объяснить. Говорит, все валится из рук. Я это чувствую. Показывает разным специалистам… Один раз профессора привез, чуть ли не академика. Потом знахаря… — Она заговорила отрывочно. — В то же время, пока здоровье… Такие дни! Их так мало! Мне кажется: у меня на лбу написано «Сабир» — и все видят… Не хочет сделать человека счастливым…
Овчинникова вышла. Заваривала чай она чуть дольше, чем требовалось, когда вернулась — глаза были сухи.
— Сабир физически очень сильный человек, — она разлила чай. — Но духом слаб. Я — маленькая женщина — много раз сильнее его. Он это знает. Как и то, что со мной он становится крепче, независимее. И получается, замкнутый круг. Я поднимаю его, и он уходит. Тереза фактически не стала его другом! Это — как свидетельство успеха! Как награда, которой он добивался. Визитная карточка. Странно, но я даже не ревную. Она старше меня. Это как в его любимом фильме: мальчик-боксер влюбился в дочь спортивного босса… Вам говорили?
— Да. Кстати, почему «Восьмой раунд»?
— В этом раунде он переломил судьбу… Чушь! Вы видели Терезу?
— Нет.
— Интересная женщина. Но не для Сабира. Он простоват, однолинеен. Тереза — женщина другого уклада, привычек. Когда она с мужем жила в Африке, им полагался бой. К ним наезжали журналисты и дипломаты, и не только наши. Сабир сам мне рассказывал. Теперь он превратился в боя, но ему это доставляет одну лишь радость.
— Друзья у него есть?
— Раньше было так: с кем общается — тот и друг. Мог привести домой, оставить ночевать. «Ты накорми его, Малыш!» — сам мог уехать. У него не было ни тайн, ни зависти, ни ревности. Сейчас все эти люди считаются его друзьями только по инерции.
— А враги?
— Врагов практически тоже нет. Но он их легко заводит. Как друзей.
— Женщины?
Много приятельниц, но от них, по-моему, стал уставать. С Терезой он больше думает об успехе. О больших ролях в кино. Самбисты, десантники… Это в прошлом. Тереза ввела его в свой круг. Сейчас он делает свою жизненную карьеру.
Рисунок взаимоотношений внутри пресловутого треугольника прояснился.
Овчинникова поспешила дополнить:
— Не подумайте. У него своя жизнь. Я ему никогда не мешала, я ему друг. Их любовь начиналась у меня на глазах.
— Он звонит вам?
— Иногда в день по нескольку раз. Телефонистки удивляются. Бывает, из-за границы. Из Ханоя, из Кельна!
— О чем говорите?
— Ни о чем. «Как ты? Как девочка? Дай ей трубку…»
— По-вашему, его сейчас нет в Ухте?
— Я бы вам сказала.
— Вы виделись в Москве?
— В этом году? Нет. С утра до позднего вечера заседали… На второй день перед работой заехала на станцию, где у них съемки, Сабира не было. Так и уехала.
— Где, по-вашему, он может быть сейчас?
— С Терезой его нет? Даже не представляю.
— Он снял деньги со счета. Может, речь идет о какой-то покупке? Машины, например. Не говорил вам?
— Сабир не водит машину. Мне он вообще ничего не говорил.
— Переписываетесь?
— Нет. Только дочь. С его матерью. Иногда Сабир ей отвечает.
— Помогает материально?
— У нас всего хватает. На алименты я не подавала.
