Леонид Словин - Цапля ловит рыбу
— Не собирались, например, покупать машину?
У меня есть «Жигули». В Душанбе. Правда, никак не приведем их в порядок. Одной машины нам хватит. — Она не придала значения вопросам, мысли ее заняты были другим: — Может, связаться со съемочной группой? Вдруг Сабир появился?
— Я проверю.
Для себя Денисов не делал ставку на звонки в съемочную группу.
«Все равно как человек, который потерял деньги. То и дело он заглядывает в пустой бумажник… Искать надо не там!»
Сухарев, кинодраматург Аркадий и его жена ввалились около трех ночи — голодные, усталые. Под самым Крылатским на Рублевском шоссе у них сломалась машина, около часа простояли на дороге.
— Сплошные напасти… — экзотически одетый кинодраматург снял очки-консервы, сразу же набросился на бутерброды. — От Сабира ничего?
— Нет пока.
— Аркадий, Милочка, — Тереза представила Денисову драматурга, его жену.
— Денисов, оперуполномоченный розыска.
— С Геннадием вы знакомы.
Сухарев церемонно, как перед тем в аэропорту, кивнул, отошел к окну.
— Никуда не звонили? — Аркадий хватал с блюда сразу по нескольку бутербродов.
— Первый звонок — своим. В три! Так я решила. Потом старикам Сабира, в Союз. Дальше как выйдет.
Актриса заварила кофе, в помещении, похожем на мебельный салон, запахло жильем.
— Я пока воспользуюсь телефоном. — Сухарев пошел в комнату.
— Хабибуло может что-то знать, — сказал драматург с набитым ртом. Он назвал еще несколько имен. — Подожди, надо записать всех.
— А Рахим? — спросил Сухарев.
— Мы звонили с Милой. Он в Ашхабаде.
— Тогда Рахим отпадает, — Тереза принялась разливать кофе.
— А вы почему не едите?
Жена драматурга уже несколько минут присматривалась к Денисову, ей не терпелось начать привычный треп.
— Какая ветчина! Как Тереза все красиво сделала! Я думаю, она для вас постаралась! Правда, Тереза? Что бы ни случилось, мужчина, тем более молодой, крепкий, должен есть! Без этого нельзя, вы согласны со мной?
Она чувствовала себя как рыба в воде в беспрестанном варьировании ни к чему не обязывающих полунамеков, недоговорок. Денисов в таком общении всегда проигрывал, как человек, для которого слово и дело были крепко и тяжело связаны, а любой намек становился поводом к наблюдениям и выводам.
— Вы действительно не едите ветчину? Между прочим, зря! Она совершенно свежая.
— Я знаю.
— В чем же дело?
Она делала вид, что не понимает его скованности, несвободы, нежелания есть с людьми неблизкими. Жена Жанзакова взглянула на часы:
— Три. В Душанбе шесть часов. Папа встал. Готовится сесть за письменный стол. — Она пояснила для Денисова: — Он писатель, — Тереза назвала незнакомую короткую фамилию. — Это псевдоним. Каждый день, что бы ни случилось, садится работать. И так на протяжении многих десятков лет.
— В каком он возрасте?
— Он у меня пожилой. Восемьдесят два года. Я была самой младшей в семье. А теперь мой сын.
— Ваши еще ни о чем не знают?
— Не хотела беспокоить. Расстроятся!
— На два дня исчез! — вмешалась Мила. — Аркадий неделями пропадает. Представляешь, сколько я могла подкинуть работы уголовному розыску в наше пятидесятое отделение? В «полтинник»!
— Разное отношение к мужьям, — заметил драматург, не переставая жевать.
— Ладно, — Мила смягчилась, — какая там сейчас погода, в Душанбе?
— Весна. В самом разгаре.
— Папе привет.
В дверь заглянул Сухарев: телефон освободился. Все перешли в большую комнату. Жена Жанзакова подсела к журнальному столику, набрала восьмерку, подождала, затем принялась быстро накручивать диск.
— Занято! Очень странно…
— Ты быстро вращаешь диск, — заметила жена драматурга.
Муж ее не замедлил вмешаться:
— Набирать номер следует совершенно бестрепетно. Спокойной рукой. Все равно как во время стрельбы. Неодушевленный предмет, а все чувствует.
— Пример телекинеза?
— Я наблюдал за одним типом в Лаг-Вегасе…
— Занято! Я же говорю! — Тереза успела набрать номер. — Отец с кем-то разговаривает.
— Дай я! Какой телефон? — Мила взяла трубку. Номер в Душанбе был занят.
— Куда он может звонить так рано?
— А может, ему звонят?
Актриса пожала плечами.
Несколько минут сидели молча, в стекле отражался незамысловатый интерьер с перекошенными лицами африканских колдунов в простенках.
Наконец Жанзаковой удалось дозвониться:
— Папа, это я. Из Москвы… — Тереза говорила по-русски, Денисов решил, что она не знает родного языка, либо не владеет им в совершенстве. — У вас все здоровы? Как ты? Тофик? — Денисов понял, что она спрашивает о сыне. — Как мама? У меня? Тоже, в общем, все в порядке… — Казалось, говорила она одна, а отец, успевал лишь вставлять отдельные слова. Такой разговор требовал навыка — слушать и говорить требовалось одновременно.
— Сабир не звонил? Нет, я его еще не видела. С кем ты сейчас разговаривал — у тебя было занято? — В этом месте Тереза сделала единственную паузу — молча выслушала ответ и повторила: — Звонки, как междугородный, берешь трубку — не отвечает. И сразу гудки. Занято! Три раза так. Папа! Ну, я кладу трубку. Может, перезвонят? Если Сабир, скажи что я у Эллы. У меня все в порядке. Я буду тебе еще звонить через час… У Тофика все нормально? Ну, ладно. Маме привет, Тахмине, Нигине, Джамиле… — Она положила трубку. — Кто-то звонит ему по междугородному, не может соединиться.
— Будем надеяться, что это Сабир, — сказала Мила.
— Я, пожалуй, выпил бы еще чашечку кофе, — осторожно сказал Сухарев.
— Я приготовлю, — Тереза поднялась.
Режиссер тоже встал, не ожидая, следом за ней отправился на кухню.
«С прилетом Жанзаковой, — подумал Денисов, — Сухареву ни на минуту не удалось переговорить с Терезой наедине. И вот теперь такая возможность впервые ему представилась».
ГЛАВА ПЯТАЯ
Ночной разговор о мастерстве
Минуты неуверенности и раздумья закончились. Денисов сосредоточился на драматурге и его жене.
— Когда вы в последний раз видели Жанзакова у себя?
— Сабира? По-моему, он был у нас в марте? — Мила взглянула на мужа. — Ты тогда уже вернулся из Братиславы…
Для всех словно существовало два разных человека: «Жанзаков» и «Сабир», и прежде чем ответить, большинство производило в уме простой, но важный обмен.
«Жанзаков» был популярным актером, лауреатом республиканской и ведомственных премий, он снимался в характерных ролях, закончил высшие режиссерские курсы, «Сабир» был другом всех и вся, спортсменом, рубахой-парнем, у него не было комплексов, самозабвенно любил свою вторую жену, эта любовь сказывалась благотворно на его облике, манерах: в последние годы актер стал мягче, интеллигентнее…
«И мало кто знает про его раздвоенность, — подумал Денисов, — то, о чем рассказал бритоголовый. Мальчик-боксер, одержав победу в восьмом раунде, женившись на дочери менеджера, не получил то, о чем мечтал. Потерял дар легко привлекать сердца, истинных друзей, дочь…» — Денисову показалось, что он нашел верную модель.
— Из Брно, — драматург двинул кресло, — не из Братиславы.
— Все едино, — возразила жена. — Значит, это был уже март.
Они сидели втроем вокруг журнального столика. Светать за окном и не думало.
Из кухни, где режиссер все еще пил кофе, не доносилось ни одного звука. Сухарев и жена Жанзакова разговаривали почти неслышно.
— Он пришел к вам один?
— Один. Потом появился оператор со студии Горького… Коля… Он сейчас в отъезде. Сидели, разговаривали…
— О чем? Помните?
— О Будде, махатмах…
Денисов не понял. Аркадий пояснил:
— Коля большой специалист по Индии, увлекается буддизмом, дзенбуддизмом.
— Он шутит, — Мила пересела на тахту. — Знаний там никаких. Все на уровне брошюр атеистической серии.
— Я забыл, что оперуполномоченный может об этом не знать.
Аркадий расстегнул сорочку — под подбородком на шее блеснула довольно толстая цепочка. Животом он налег на журнальный столик, отодвигая кресло назад.
— Махатмы — сейчас общее увлечение…
— Больше никого в тот вечер не было?
— Нет. Посмотрели телевизор. Попили чай. Все по-домашнему.
— Жанзаков о чем-нибудь говорил?
— Больше молчал. По-моему, он ушел первым.
— Лишь уходя, — вмешался драматург, — Сабир поверг Колю в легкий транс. Когда тот демонстрировал осведомленность в древнейшей религии, Сабир процитировал кого-то из наисовременнейших исследователей. Коля так и отпал.
— Вы заходили к нему в вагон?
— Неоднократно. И я, и Мила.
— Кого-нибудь видели из тех, кто может сейчас помочь?
— Жанну Рудь… С ней тоже стоит поговорить. Подруга Терезы.
— В комнате было жарко.
— Вы не откроете окно? — попросила Мила. Денисов поднялся, приоткрыл форточку.
— Так?
— Да, — она сбросила туфли, устроилась поудобнее. — Вам часто приходится вот так, ночами, вести розыск?
