Борис Пугачев - Дуэль с собой
Родик за короткое время своего пребывания за границей часто встречал странное с его позиций поведение иностранцев. Их ценности, жизненные интересы, реакции часто не укладывались в привычные для советского человека рамки.
Дэвид в этом смысле не составлял исключение. Как ни старался Родик вести себя учтиво и гостеприимно, но чванливая смесь амбициозности и местечковости выводила его из себя, а менторский тон и вычурные слова просто бесили. Дэвид был глубоко убежден в том, что он прибыл из колыбели цивилизации и несет просветительскую миссию несчастным и обездоленным. При этом любые достижения этих обездоленных, тупых и отсталых, настолько жалки, что даже недостойны его внимания. Любая попытка показать ему то, чем восхищались многие поколения его же предков, приводила либо к ворчливому недовольству, либо к насмешкам. Москву, которую Родик страстно любил и считал одним из самых красивых городов мира, Дэвид пренебрежительно сравнил с послевоенным Миланом. Ему не нравилось решительно все. В ресторанах он брезгливо ковырялся в тарелках. Поутру жаловался, что у него болит живот от этой некошерной пищи. Сходить нормально в туалет он тоже не может, поскольку там стоит сантехника, от которой страдают интимные места его тела, и без разговора с психотерапевтом справлять нужду не получается. По поводу ужасающе плохого гостиничного сервиса он говорил, а вернее, ныл часами. На Красной площади ему не нравилась брусчатка — мол, от нее портится обувь, а она стоит больших денег. Собор Василия Блаженного вызвал град издевок, которые любого русского человека могли спровоцировать на антисемитские мысли, а возможно, и действия. Попытка отвести его в Третьяковскую галерею успеха не имела, и даже устроенное Родиком отмечание дня своего рождения на плывущем по Москве-реке «речном трамвайчике» с шикарным столом, изобилующим русскими деликатесами, включая икру и осетрину, не вызвало у него видимых положительных эмоций, хотя пил и ел он минимум за троих. Зато всем приходилось по много раз в день выслушивать нудные лекции о прекрасной жизни в США, о достижениях знаменитых американцев. Единственное, что волновало Дэвида по-настоящему, — это автомобили. Замечая какую-либо иномарку на улице, он оживлялся. Сразу за этим следовала вводная лекция об истории фирмы-производителя, потом он восхищенно обсуждал технические характеристики различных моделей, а заканчивал все унизительными воспоминаниями о Борином «Москвиче».
Надо отдать должное — Дэвид обладал огромными познаниями в этой области, и если бы Родик научился воспринимать его более терпимо, то у них появилась бы хоть какая-то интересная тема для общения. Однако стоило Дэвиду открыть рот, как Родик тут же внутренне закипал.
Родик старался никак не проявлять своих чувств, понимая необходимость успешного завершения встречи. В особенно тяжелых случаях он отходил от Дэвида и обращался к его жене, хотя скудные познания в английском ограничивали возможность общения. Жена Дэвида, оказавшаяся китаянкой, была типично восточной женщиной с доброжелательным характером. Но даже она, терпеливо сносящая все трудности жизни с этим нудным человеком, временами не выдерживала и на своем малопонятном языке выражала возмущение. У Родика создалось впечатление, что тем самым она пыталась сгладить возникающие неловкости, которые как женщина, вероятно, чувствовала инстинктивно. Родик, привыкший к общению с корейцами, проникся к ней теплотой, а она в ответ оказывала ему различные знаки своего расположения.
Несмотря на это, Родик из последних сил терпел Дэвида, хотя большую часть обязанностей по его приему смог переложить на Борю, не ощущавшего, казалось, всей одиозности американского дядюшки Юра, страдая от нудности Дэвида, все же проявлял чудеса терпения. В критические моменты он иронически сравнивал его со своим дедом из Бердичева. Григорий Михайлович, как обычно, держал дистанцию и под разными предлогами старался появляться только на официальных мероприятиях, связанных с подписанием документов по совместному предприятию. Эта часть приема тоже явила массу неожиданностей. Обсуждение устава совместного предприятия началось с монолога Дэвида, вероятно полагавшего, что сидящие перед ним люди — как минимум, неграмотные идиоты. Даже невозмутимый Григорий Михайлович после нескольких часов повторения прописных истин по поводу выбора правления, компетенции правления и дирекции, ведения бухгалтерского учета и возможных осложнений с проверяющими организациями не выдержал и предложил без обсуждения подписать пакет уже готовых документов, прошедших предварительную экспертизу у специалистов министерства финансов, где эти документы должны быть зарегистрированы.
В ответ Дэвид категорично заявил, что председателем правления необходимо избрать Борю, а в правлении должно быть равное число членов с американской и советской стороны. Он невозмутимо положил на стол список из четырех человек, о которых никто из присутствующих раньше и не слышал. Спокойные объяснения Айзинского, что все документы давно готовы и что-то радикально менять уже поздно, не произвели на Дэвида никакого впечатления. Он, как говорится в России, «закусил удила». Григорий Михайлович вышел из себя. Сверкая глазами и временами переходя почти на крик, он попытался вразумить Дэвида, призывая на помощь то Борю, то Михаила Абрамовича. Родик, наблюдая за этой сценой с тайным злорадством, в этот момент простил Дэвиду его вечно кислую и недовольную физиономию и торчащие из ушей и ноздрей волосы… Неожиданно американский гость успокоился и перестал требовать введения новых членов, однако все еще настаивал на кандидатуре Бори.
Григорий Михайлович собирался председателем правления выбрать Михаила Абрамовича, но, почувствовав, что его планы рушатся, перевел обсуждение на ревизионную комиссию, предложив в ее состав Сашу и двух человек из списка Дэвида, вероятно полагая, что это его успокоит. Дэвид, однако, ко всем своим прочим недостаткам, оказался чрезвычайно упрямым. Родик, внутренне ликуя, ни во что не вмешивался. Начался «бой»… Родик впервые видел Айзинского в таком состоянии — тот практически не контролировал себя. Временами он обращал взор на Родика, ища его поддержки, но Жмакин сперва безучастно молчал, а потом, сославшись на необходимость присутствия на выставке «Малоэтажная Россия», где он демонстрировал первый опытный пресс, вообще покинул совещание. Более того, вечером он позвонил Григорию Михайловичу и уведомил, что ближайшие два дня на работе не появится, поскольку на выставку приехали чиновники из Таджикистана, и он, по понятным причинам, обязан быть с ними. При этом Родик не сдержался и ехидно заметил, что Гриша справится сам, что он полностью ему доверяет и обещает соблюдать банные договоренности.
О дальнейшем развитии событий Родик узнал из рассказов. Причем истории у каждого рассказчика были свои. Результат превзошел самые лучшие его ожидания. Председателем правления выбрали Борю, членами правления с советской стороны стали Михаил Абрамович и Родик. Саша, Юра и неизвестный американец попали в ревизионную комиссию, а гендиректором назначили Григория Михайловича.
— Родик, мы привыкли подходить к документам формально, — восхищался Юра, — а они — американцы — в каждом слове ищут ущемление своих интересов. Смотри. Дэвид не внес никаких финансов, а выбил для себя массу привилегий. Нам надо многому у них учиться…
— Я думаю, здесь все проще, — отозвался Родик, — он просто алчный человек, ничего не понимает в нашей специфике, а нас считает дебилами.
— Не скажи… Хотя алчность тоже присутствует. И насчет понимания — могу заверить тебя, что он очень грамотный и знающий.
— Вся его грамотность стоит две копейки. Он не понимает, что контролировать прибыли не сможет. Мы не Америка, у нас нет прозрачности, а если сделать все легально, то налоги будут такими, что и начинать бизнес не стоит. Уверяю тебя, он никогда официально даже одного доллара от нашего предприятия не получит. Да и вообще, он мечтает о несбыточном. Нам пока учиться у него нечему, а вот ему неплохо бы поучиться у нас. Однако когда он это осознает, будет поздно. Ему бы с русскими пословицами и сказками ознакомиться. «Погнался за топорищем, а топор утопил». Или понять, что герой русских сказок — бездельник Иван-дурак… Впрочем этот шлимазл[70] меня сейчас мало интересует, он свое дело сделал. А вот Боря меня беспокоит. Что-то он не договаривает. Может, какую-то свою игру затеял? Нал хотел за Дэвида получить. Председателем правления стал…
— Возможно, ты и прав… Время покажет. Да, кстати, Гриша очень эмоционировал. Я его таким никогда не видел. Какая ему разница, кто будет в правлении? Мы же все друзья. Все решаем вместе…
— Гриша понимает, что правление назначает и снимает гендиректора, и хочет максимально уменьшить вероятность своей замены. Хотя… Может, что-то другое, Гриша — сложный человек.
