Федор Московцев - M&D
С Верой Ильиничной Галишниковой и Ноной Ильиничной Галимулиной, зав. отделением и начмедом соответственно, Андрей уже неоднократно общался по телефону, обсуждая заявки. В этот приезд познакомился лично. Новый корпус должен был оснащаться оборудованием, и Штейн, будучи некомпетентен в проведении переговоров по продажам незнакомой продукции, был вынужден обратиться к компаньону. Другая причина – как представитель Джонсона, он был несвободен в своих действиях, увольнение Андрея из Эльсинора – яркий пример того, как не нужно себя вести.
Галишникова и Галимулина, как opinion-leaders, лично знали многих руководителей «Johnson & Johnson»; поэтому, боясь подвоха, Штейн представил Андрея как официального дистрибьютора компании, которая, кроме продукции Джонсон, поставляет любое другое оборудование.
– …Совинком – надёжная фирма, поэтому очень рекомендую, если у вас возникнут потребности по закупкам…
Но, говоря о «любом другом оборудовании», Штейн в первую очередь заинтересован был продвинуть продукцию «Джонсон и Джонсон». Рассказывая о сшивающих аппаратах, TVT-петлях, гемостатических губках, он показывал соответствующие рекламные проспекты, которые Андрей вынимал из своего портфеля.
– Это нам понадобится, это мы купим, и это тоже, – говорила Вера Ильинична, просматривая материалы, и передавая их Ноне Ильиничне.
Очередным оказался буклет стерилизационного оборудования «Sterrad». Потянувшись за ним, Штейн взял его, повертел в руках, и, ничего не рассказав об этом приборе, попросил Андрея достать другие буклеты.
– Что это такое? – спросила Вера Ильинична.
– Это очень дорого, – небрежно ответил Штейн. – Вот, посмотрите, наши инструменты Codman…
– Нет, подождите, что значит «дорого»? «Дорого» – это сколько?
– «Sterrad» – новое поколение стерилизаторов. Стерилизует при комнатной температуре. Преимущества очевидны – инструменты не подвергаются термическому воздействию, не портятся, срок службы увеличивается.
– Сколько же он стоит? – нетерпеливо спросила Нона Ильинична.
– Сто двадцать тысяч долларов, к тому же, дорогостоящие расходные материалы…
Вера Ильинична оборвала его, сказав не без иронии:
– Тоже мне «дорого»… Возьмём пару штук… Да, Нона, двух нам хватит?
– Не знаю, Вера Ильинична. А какой у них объём загрузки?
Андрею было непонятно, что тут вообще происходит. Времена наступают такие, когда даже за небольшой заказ приходится воевать. Сбор подписей, куча согласований, выдавливание конкурентов. А тут в помещении, напоминающем бомбоубежище, так легко рассуждают о закупках дорогостоящего оборудования. Фантастика!
Прислушиваясь к тому, что говорят, Андрей кивал, поддакивал, придавая лицу выражение, соответствующее ситуации. Когда его спросили, сможет ли Совинком поставить генетическую лабораторию и оборудование для отделения реанимации, он уверенно ответил «Да».
Для обсуждения последнего пункта пригласили Наиля Фаткулина, врача реанимационного отделения, который должен был занять должность заведующего реанимацией в новом родильном доме. Это был молодой парень, ровесник Андрея.
Так же, как Вера Ильинична, он преподнёс сюрприз. Говоря об оборудовании, которое хочет видеть в своём будущем отделении, он рассуждал так, будто уже располагает средствами на его закупку, и всего только нужно – определиться, куда что расставить.
В первую очередь ему нужна была центральная станция. Не имея понятия, что это такое, Андрей сделал вид, что всю жизнь занимается продажами центральных станций.
– О! Центральная станция – это моя страсть…
Когда речь зашла о расходных материалах, тут, наконец, он смог блеснуть познаниями – уже был опыт поставок аналогичного товара в кардиоцентр.
Высказав свои пожелания, Наиль ушёл.
– Не мог бы ты нас оставить, нам нужно кой-о-чём пошептаться? – обратился Штейн к Андрею.
Андрей покинул кабинет, с трудом скрывая недовольство – он уже думал, что компаньону давно пора избавиться от этих высокомерных выходок.
В коридоре встретился с Наилем. Они вместе вышли из отделения.
– Ты куришь? – спросил Наиль.
– За компанию – всегда.
Удалившись в закуток – курилку, обсудили параметры той самой загадочной центральной станции. Андрей кивал и поддакивал. Неожиданно Наиль спросил:
– Сколько ваша фирма платит?
– Как все – пять процентов. На некоторые позиции – десять. По оборудованию – до двадцати пяти, всё зависит от конкретных наименований, и от того, на сколько человек раскидываются деньги.
И Андрей выразительно посмотрел в сторону отделения, откуда только что вышли, затем продолжил:
– Преимущества моей фирмы, – он сделал ударение на слове «моей», – в том, что ты говоришь напрямую с хозяином, и я сам принимаю решения, и говорю – «да, мы это сделаем», или «нет, не получится». И не ссылаюсь, как эти агенты заграницы, – пренебрежительный взгляд в сторону отделения, – на высокое начальство, на обстоятельства, биржевые котировки.
Оказалось, Наилю это всё знакомо – он имел опыт работы в иностранной компании, откуда ушёл обратно, в практическую медицину, так как не захотел всю жизнь бегать и кого-то там упрашивать. И согласился, что общаться напрямую с хозяином фирмы, это лучше, чем с каким-нибудь отсосом.
– Понимаешь, Наиль, если ты мне скажешь: Андрей, мне нужно 20 %, мы с тобой посидим, и придумаем, как это сделать. Можешь считать себя моим компаньоном по этому реанимационному направлению – с той лишь разницей, что ты не содержишь офис, и не платишь налоги.
Такая постановка вопроса понравилась будущему заведующему реанимационным отделением. Он спросил, давно ли Андрей знаком с Верой Ильиничной и Ноной Ильиничной. Узнав, что познакомились только сегодня, попросил не рассказывать «барышням» о разговоре, состоявшемся тут, в курилке.
* * *Когда встретились с Штейном после его «перешёптываний», тот сказал, что вынужден был отправить компаньона в коридор, потому что «барышни» очень осторожные, и финансовые вопросы «с чужими не обсуждают».
«Где-то я уже это видел и слышал, – подумал Андрей, – хоть бы что-то новое придумал».
– А ты произвёл впечатление, – похвалил Штейн, – был убедителен, показал знание вопроса, беседу провёл эффективно. Откуда такие познания?
За обедом Штейн подал идею: а не пригласить ли «барышень» в ресторан?
– А что? Посидим, поболтаем – два мальчика, две девочки. Заведение пусть сами выберут – скажем, чтоб выбирали самое лучшее.
И он подвёл базу под свою мысль:
– Обычай – деспот меж людей. Надо собираться, выпивать, дружить – без этого никак. Не подмажешь – не поедешь.
Андрей сделал удивленное лицо – компаньон в очередной раз прямо-таки поразил своими смелыми новаторскими идеями, чего уж там!
Глава 74
Все понимают, что вдали от средиземноморья с ресторанами средиземноморской кухни не может быть всё в порядке уже по определению. Право называть себя так громко узурпировали понтовые статусные заведения, куда чёткие пацаны приходят со своими чиксами в красных пальто с золотыми пуговицами и золотыми часами размером с кулак. И заказывают всё самое средиземноморское – литр водки и хвост селедки.
В Казани попытались разорвать этот порочный круг, чтобы посетители могли почувствовать себя уютно, как в маленькой сицилийской таверне, и насладиться щедротами высокой рыбной кухни. И это удалось. «Танго» – это не просто ресторан, а выставка достижений гастрономического искусства.
К удовольствию Андрея, Штейн, вёл себя просто, естественно, и не надел свой недавно полюбившийся casual. Понимал, что встреча с клиентами есть встреча с клиентами.
Все были одеты, как для торжественного выхода в свет.
От заведения принесли фирменную выпечку и сливочное масло с разными специями – всё необычайно ароматное и вкусное.
– Помнишь, ты рассказывал, – сказал Штейн, – как в Будапеште вам подали в ресторане вот этот chief’s pleasure, и это было сырое мясо, ну, съедобное, специально приготовленное, но всё равно, когда ты видишь сырое мясо, и тебе надо его съесть, потому что бесплатно…
Андрей ответил сразу, будто ждал этот вопрос:
– На вид это сырое мясо, реально, как на рынке. Но я проглотил, не раздумывая – видимо, был голоден. Очень вкусно, между прочим. А вот в Абхазии постоянным клиентам – замечу: не первому попавшемуся снобу, а приглянувшимся «постоянщикам» – приносят кувшин великолепного вина. И ты понимаешь, что попал в когорту избранных, а тебе ещё внушают, что ты – самый-самый. Это незабываемо.
«Барышни» рассказали о себе. У Веры Ильиничны муж – научный работник, двое сыновей, младший – студент, старший, 27-летний парень, ровесник Андрея, работает врачом в том самом родильном отделении, которым заведует мать, пишет кандидатскую диссертацию по озонотерапии. Нона Ильинична замужем за майором милиции, сын – десятиклассник, не знает, как отбиться от девчонок.
