Данил Корецкий - Секретные поручения
А вот где еду брать? Здесь хоть консервы есть и курево. Только воняет. Сколько раз проветривал квартиру, а все равно воняет.
Ужинал на чердаке. Снова видел ту девчонку с серебристыми глазами. Возвращалась с работы, наверное. На несколько секунд задержалась у подъезда, искала в кармане ключи от почты. В руке плоская сумочка, скорее саквояж, в таких бумаги и документы удобно носить. Сегодня она в джинсах, белый приталенный плащ расстегнут, ноги у нее красивые. Работает в какой-нибудь конторе, торгующей мороженой рыбой, выстукивает на компьютере договора и накладные. Пальцы вон какие тонкие и длинные. Без колец. Не замужем. А может — учительница? Или аспирантка?
…Неожиданно заявился Метла. Принес блок «Бонда» — говорит, купил на свои деньги. Так я ему и поверил. Запаха никакого он не услышал. Ничего удивительного, от него самого разило, как от той трубы — не мылся, наверное, неделю. Глаза запали, рожа помятая. Видно, крепко на иглу присел.
Говорит, и у него дела плохи. Как-то невнятно он буровит, вроде Машка его сдала с потрохами. Родику кто-то передал: дело о водителях возобновляют. Я спросил: о каких водителях? Кто передал? Метла сказал, что не мое дело. И выматерился: а этой суке все равно не жить!
Если что, сказал, он тоже пустится в бега. Только квартиру ему подберут другую, получше. Попросторнее. Вместо «Бонда» будет «Мальборо», вместо овсянки — сосиски, вместо тушенки — свежие антрекоты в вакуумной упаковке. Фрукты, овощи.
Видеотека.
— Надо будет, так и бабу приведут, — сказал Метла. — Это не вопрос.
Но я смотрел на его рожу, и мне казалось, что Метла уже в бегах и что он много бы отдал, только бы остаться здесь. И прямо сейчас.
Все-таки чутье у меня есть. Раньше не было, а теперь появилось, как у зверя.
Проснулся в пять утра, как палкой ударили: надо убираться из этой засранной хаты! Вскочил, собрался, и к себе на чердак. А через полчаса подъезжает Метла с двумя амбалами, один, кажется. Гость, а второго я не знаю. Машину на углу оставили, осмотрелись, Метла с Гостем в подъезд зашли, третий на атасе остался.
Ясно, зачем в такую рань пожаловали, по повадкам видно… Но обломилось у них, опоздали! Потом сидели в машине целый день, надеялись — вернусь. Хрен вам, выкусите! Часов в семь убрались.
Только я дух перевел, консерву открыл — глядь… Сначала я просто глазам не поверил, такое только в страшном сне привидеться может. Вижу — идет та девчонка, рыбка серебристая. Рядом с ней парень. Они вывернули из-за угла пятиэтажки, где трамвайная остановка, приближаются сюда, к подъезду. Разговаривают, улыбаются.
На ней тот же белый приталенный плащ, волосы рассыпаны по плечам, она то и дело поворачивает голову к своему спутнику. Хотел бы я слышать, о чем они говорят.
Когда подошли поближе, я узнал этого парня. И не поверил глазам. Скорее снова уткнулся в свой обед. Мечу. Мне же от нее ничего не надо было, я вижу ее всего четвертый раз в жизни, я даже не собирался к ней подходить, знакомиться, напрашиваться на что-то. Мысли такие в голову не приходили. Просто смотрел из чердачного окна, и все.
Чего он тогда лезет, спрашивается? Что вынюхивает? Чего ему надо?
Неужели этот глист Петровский вычислил меня?!
* * *Денис продолжал «ворошить муравейник». Послал повестку Дмитрию Павловичу Байдаку — официально, по почте, с уведомлением о вручении. И приписку сделал: «В случае неявки будете доставлены приводом». Как положено. Правда, это положено для простых граждан. Сильные мира сего, к которым, несомненно, относился Байдак, считают, что для них существуют другие правила. И не без оснований.
Действительно, если городской прокурор твой друг, то разве осмелится обычный следак нагло послать тебе повестку, как бесправному работяге? Да еще со столь дерзкой припиской! Хотя хрен ей цена: у кого поднимется рука подписать постановление на привод? И кто из милицейского начальства направит пару сержантов привезти городскую шишку в зарешеченной машине, как обыкновенного сявку? И какой такой сержант бестрепетно пройдет сквозь все милицейско-секретарские кордоны городской администрации и в высоком кабинете, где впитанный с молоком матери страх перед руководством так и гнет плечи к полу, накинет наручники на могущественного Дмитрия Павловича?
Вот и выходит: закон-то есть, но применяется он только к тем, кто живет «на общих основаниях». Ютится по углам, давится в переполненном, зато дешевом трамвае, часами выстаивает в очередях за пенсиями и пособиями, затягивает пояс до получки, униженно выпрашивает, чтобы отдали хотя бы прошлогодний заработок, пьет самогонку, ест картошку и вермишель, унижается, одалживается, надеется, благодарит и просит, просит, просит…
Направленная Байдаку повестка — это открытый вызов всей новой номенклатуре, которая оказалась еще более жадной, беспардонной и отпетой, чем старая. Но дело в том, что Денис Петровский не обычный следователь, и приписку он сделал не просто так… Вопрос проработан и согласован, Агеев кивнул и небрежно бросил:
«Мамонтов пошлет своих ребят, и они этого Байдака на аркане приведут через весь город!»
Пока до аркана не дошло, а может, и не дойдет — вот Хой сам явился, когда вызвали, не стал отношения обострять. Но показания дал округлые, от всего отперся: никуда его люди не ездят, в подъездах не пакостят, людей не пугают, тем более не избивают. А если вдруг кто-то такое хулиганство и учинил, то исключительно по своей инициативе и в свободное от работы время. Скажите, кто это был, и я его в три минуты рассчитаю! Но ушел напуганный, хотя и пытался сохранить обычную солидность.
Заметалин по повестке не явился, Денис отпечатал постановление об аресте, пошел к Степанцову. Тот изобразил удивление.
— Так сразу? Может, надо подработать, доказательств подсобрать?
— Сейчас я его за изнасилования арестовываю. Есть прямые показания потерпевшей, вполне достаточно, чтобы на десять суток закрыть. А за это время я его на все раскручу. В том числе и убийство водителей.
Денис держался уверенно. Он уже познал сладость тайной власти. Если Хулио заерепенится, он подаст рапорт Агееву и пойдет за санкцией к прокурору области.
И обязательно ее получит. Поэтому сейчас он не чувствовал зависимости от шефа, характерной для обычного следователя. Скорее наоборот: он изучал Степанцова, отслеживал его реакции, фиксировал ошибки и неслужебные заинтересованности. Так рыбак водит на леске клюнувшую рыбу, чтобы обессилить ее и вытащить на берег.
«Выгоним гада без пенсии, — сказал Агеев. — А может, и посадим. Чтобы другим неповадно было!»
— Раскрутишь, говоришь? — испытующе посмотрел Степанцов. Петровский почувствовал, что во взгляде шефа появилось что-то новое. То ли удивление, то ли опаска. То ли и то и другое сразу.
— Тогда ладно.
Хулио размашисто подписался, подышал на печать и оттиснул крупный лиловый герб.
Денис переслал постановление Суровцу. «Для исполнения», — как написал он в сопроводительной. Строго и официально. Майор отплатил ему тем же, переслав рапорт зонального опера о том, что Заметалин дома не живет, его местонахождение неизвестно и принимаются меры к розыску, о результатах которого будет сообщено дополнительно.
Понедельник — день тяжелый. Петровский задержался на работе допоздна. Он устал и проголодался. Хотелось есть, спать, любить Валерию, пить подогретое вино… В кабинете было холодно, и он изрядно продрог.
Насчет Валерии и подогретого вина — это, конечно, проблематично, а ужин, отдых и «Вести» у телевизора относились к вполне реальным удовольствиям. Густые сумерки, ветер, срывается мокрый снег, мерзостная погода, брр… На улице ни души. И вдруг — две здоровенные тени у подъезда. Как из-под земли выросли. Как раз в тот момент, когда бежать уже поздно. Видно, опытные…
— Попался, сучок! — прошипел один. — Думал — засадишь меня, и все? А вот хер тебе!
Второй, ничего не говоря, махнул ручищей, Денис еле успел поднырнуть — аж свистнуло над головой. Но, видно, тело готово было к такому обороту: «крюк» справа по бороде — раз! Вроде вскользь — по самому кончику подбородка, справа налево. Самый страшный удар, если правильно попадешь: голова дергается, мозги сотрясаются — нокаут. Ему повезло — правильно попал. Тут не ошибешься, потому что противник не назад опрокинулся от толчка, а вперед рухнул, словно бык под молотом, значит, сознание потерял.
— Паскуда! Кишки на сук намотаю, как папаше твоему!
Тускло блеснула полоска железа, Денис еле успел отскочить. Смысл слов не сразу достиг возбужденного сознания, но в окне первого этажа вдруг вспыхнул свет, желтый квадрат выплеснулся в темноту зимней ночи, и он узнал Кружилина. В руке тот держал нож, жало целилось Денису в живот.
И снова рефлексы опередили разум: рука метнулась вперед, вцепилась в густую бровь, резко рванула в сторону. Бровь оторвалась гораздо легче, чем щетина зубной щетки. Правая половина кружилинского лица залилась кровью.
