Лейф Перссон - Подлинная история носа Пиноккио
– Я пошел и принес расписку, которую мне дал Эрикссон. Из нее следовало, что он уже забрал картины.
– И как они отреагировали?
– Ну, у нас не возникло никаких проблем по данному пункту. Насколько мне помнится, я даже дал им копию расписки. Мы пришли к согласию, во всяком случае, я так понял. Относительно недоразумения между ними и Эрикссоном, я имею в виду.
– Но они не сказали напрямую, что именно Эрикссон прислал их?
– Нет, но кто иначе сделал бы это?
– Бесспорно хороший вопрос, – проворчал Бекстрём и улыбнулся дружелюбно в то самое мгновение, когда Надя Хёгберг постучала в дверь и осторожно заглянула в комнату. – Допрос прерывается в 10.31, – сказал Бекстрём, бросив беглый взгляд на часы. – В чем дело, Надя? – спросил он.
– Я не могла бы обменяться с тобой парой слов? – поинтересовалась она.
– Да, – сказал Бекстрём. – Дай мне только минуту, а потом мы продолжим, – добавил он, обратившись к фон Комеру.
– Как дела? – спросила Надя, как только Бекстрём вышел в коридор и закрыл за собой дверь в допросную.
– Разбираемся, – ответил Бекстрём и пожал плечами. – А как у тебя?
– Мы, конечно, нашли массу картин в его доме, но ни одной из тех, которые ищем. Зато обнаружили расписку Эрикссона, где тот подтверждает, что забрал все предметы. И в ней указаны даже время и место. Пятница 31 мая, адрес фон Комера.
– Что-то еще?
– Эту визитку, – сказала Надя и передала визитную карточку, лежавшую в пластиковом карманчике. – Она, похоже, Окаре, Фредрика Окерстрёма. Генерального директора «Окаре Секьюрити». Кто бы мог подумать, что у Фредрика Окаре есть собственная охранная фирма, – заметила Надя и улыбнулась. – Расписка за картины здесь, – продолжила она и передала Бекстрёму еще один пластиковый карманчик.
– О’кей, – сказал Бекстрём. – Как дела с его компьютером? И с банком?
– Мы работаем не покладая рук, – сообщила Надя.
* * *– Мы возобновляем допрос в 10.35, – сказал Бекстрём, включив магнитофон, как только снова занял свое место в допросной.
– По твоим словам, один из двух посетителей дал тебе визитную карточку, – напомнил Бекстрём. – Ты имел в виду ее?
– Да, – подтвердил фон Комер. – Это именно та карточка. Я абсолютно уверен в этом.
– Тогда мы отметим для порядка, что я сейчас показал Хансу Ульрику фон Комеру визитку с именем Фредрика Окерстрёма и с напечатанным на ней названием его фирмы «Окаре Секьюрити», – констатировал Бекстрём.
– Определенно именно эту визитную карточку он дал мне, – подтвердил еще раз фон Комер.
– Замечательно, – кивнул Бекстрём. – У нас также имеется расписка, которую я собирался показать тебе, где Томас Эрикссон признает получение всего двенадцати предметов искусства, которые он забрал у тебя в пятницу 31 мая. Одиннадцати картин и какой-то эмалированной фигурки. Именно этот документ ты ранее называл?
– Определенно, – подтвердил фон Комер. – У меня нет никаких сомнений.
– Ага, да. – Бекстрём вздохнул довольно и откинулся на спинку стула. Посмотрел на Ламм и Эка. – Ну, я доволен, и если ни у кого больше нет никаких вопросов, то собирался пойти дальше и поговорить совсем о другом, а именно о твоем прежнем знакомстве с адвокатом Томасом Эрикссоном.
– Откуда ты хочешь, чтобы я начал? – спросил фон Комер, похоже постепенно привыкавший к ситуации, в которой оказался.
– Я предлагаю тебе начать сначала, – сказал Бекстрём, улыбаясь столь же довольно, как и ранее. – Так обычно лучше всего. Начни с вашей первой встречи.
– Идея просто замечательная, – согласился фон Комер.
«А последнюю мы прибережем на конец. Когда ты сидел на его диване и наложил в штаны, в то время как пули свистели над твоей головой», – подумал Бекстрём.
В первый раз фон Комер встретился с адвокатом Эрикссоном на охоте в Сконе, у их общего знакомого владельца строительной фирмы. Точно год он не помнил, но это произошло, вероятно, лет десять назад.
А после первой встречи?
Потом они виделись всего, пожалуй, десять – двадцать раз. Случайно в каких-либо компаниях, в городе, в кабаке, пару раз на охоте, ужинали у общих друзей и знакомых. Вот в принципе и все, если верить фон Комеру.
– Насколько я понял, он был у тебя дома, – сказал Бек-стрём. – Когда забрал картины, о которых мы говорили.
– Да, и еще пару раз. На нескольких довольно крупных мероприятиях, организованных мною и моей супругой. Насколько я помню, как-то на обеде, помимо всего прочего.
– А ты сам? Ты бывал дома у Эрикссона на его вилле в Ольстене?
– Нет, не бывал, – ответил фон Комер. – Помнится, он приглашал меня с женой к себе на ужин, но мы тогда уезжали. Так ничего и не вышло.
– Извини меня за назойливость, – вернулся к тому же вопросу Бекстрём. – Но ты никогда не был дома у адвоката Эрикссона?
– Нет, никогда, – повторил фон Комер. – Я, конечно, знаю, где он жил, но моя нога никогда не ступала туда. Почему ты не веришь мне?
– Старая профессиональная привычка, пожалуй, – поведал Бекстрём почти дружеским тоном. – Я тебя услышал, и у меня нет никаких причин не доверять тебе. Это просто для порядка. Даже рискуя показаться назойливым. Ты, значит, никогда не бывал у Эрикссона в его доме по адресу Ольстенсгатан, 127?
– Нет, никогда. Зато я посещал его офис. Два раза. Уже год назад. В связи с его просьбой помочь ему с продажей коллекции произведений искусства, о которой мы уже говорили. Сначала я сделал оценку различных предметов. Он держал все у себя на работе. Мой визит к ним в бюро наверняка многие могут подтвердить. Помимо всего прочего, я прекрасно помню, что Петер, адвокат Даниэльссон, также приходил взглянуть на картины.
– Ага, да, – сказал Бекстрём. – А второй визит?
– Потом Томас позвонил мне, и мы встретились пару дней спустя, тоже в его офисе, и заключили договор, где, помимо прочего, оговаривался мой гонорар. Коллекцию переправили ко мне домой, у меня же офис в доме, где я живу, и об этом позаботилась транспортная фирма.
– Если я тебя правильно понимаю, вы не были близкими друзьями, но также и не враждовали. Скорее просто знакомые. И у вас в одном случае имелись деловые отношения, когда он попросил тебя помочь с продажей картин.
– Да, – подтвердил фон Комер. – Ты очень точно все описал.
– Что автоматически возвращает нас к маленькому инциденту перед Дроттнингхольмским театром. Я прекрасно понимаю, что, по мнению многих, полицию абсолютно не касаются такие личные истории, но при мысли о случившемся с Эрикссоном, как ты понимаешь, нам трудно оставить подобное без внимания.
– Да, – ответил фон Комер. – Я признаю, что это было глупо с моей стороны, но я размышлял именно так, как ты сказал. А именно, что речь идет об обычном недоразумении между нами, которое не имеет никакого отношения к полиции. Вдобавок мы с Эрикссоном уже уладили его на тот момент, когда ваш человек связался со мной. Для меня и Эрикссона тогда это дело уже закончилось.
– Для порядка лучше, чтобы ты сам рассказал, как все случилось, – предложил Бекстрём.
Эрикссон позвонил ему на мобильный, когда он совершал свою обычную вечернюю прогулку, и поскольку он уже тогда орал и ругался и явно находился на пути к дому фон Комера, тот предложил встретиться на парковочной площадке перед театром. Эрикссон просто кипел от возмущения, кричал и размахивал аукционным каталогом, который в какой-то момент попал фон Комеру в лицо, и у него пошла носом кровь.
– Именно тогда я решил, что лучше просто уйти, – сказал фон Комер. – С ним невозможно было разговаривать, он оскорблял меня, ничего не слушая. Поэтому я удалился.
– Почему он так разозлился? – поинтересовался Бекстрём.
– Ну, речь шла о чистом недоразумении в связи с продажей некоей картины. Отчасти я сам был виноват: сделал расчет не в той валюте, и Эрикссон получил слишком мало денег. Поняв свою оплошность, я, естественно, сразу все исправил. Есть документ и об этом тоже. В связи с нашим разговором на сей счет я также уяснил для себя, что, при мысли о случившемся, мне лучше отказаться от обязательств, которые я взял на себя.
– Это я могу понять, – кивнул Бекстрём. – И как он воспринял твой отказ?
– Не стал возражать, искренне попросил извинения и сожалел о произошедшем и сказал, что уважает мое решение.
– Последний вопрос, прежде чем мы прервемся на обед, – сказал Бекстрём. – Эрикссон рассказывал тебе, кто дал ему задание продать картины? Кому они принадлежали?
– Нет, – ответил фон Комер. – Я, конечно, задал этот вопрос, но он объяснил, что ему запрещено говорить, кто его клиент. Здесь нет ничего необычного, да будет тебе известно. Он уверял также, что с провенансом все абсолютно ясно. Никаких странностей.
– А ты сам как думаешь?
– О чем ты? – спросил фон Комер.
– Насколько я понял, ты же очень квалифицированный эксперт в области произведений искусства. Мне кажется, ты сам, пожалуй, узнал предметы и понял, кому они принадлежат.
