Лейф Перссон - Подлинная история носа Пиноккио
– Насколько нам известно, адвокат Эрикссон набросился на вас из-за того, что вы обманули его на миллион в связи с продажей некоей картины.
– Что за глупости? Кто вам все это сказал?
– Моя проблема в том, что многое подтверждает истинность данного утверждения. И это не столь важно при мысли о третьей проблеме.
– Поскольку у меня уже отваливаются уши, я, пожалуй, выслушаю и ее тоже. Это же безумие какое-то.
– Что действительно беспокоит меня, так это ваша возможная дружба с двумя самыми опасными преступниками нашей страны. Членами «Ангелов Ада», Фредриком Окерстрёмом и Ангелом Гарсия Гомезом, и причина нашего интереса именно к ним как раз сейчас состоит в том, что присутствующая здесь госпожа прокурор потребовала их ареста в связи с убийством адвоката Томаса Эрикссона.
– Но подожди. – Фон Комер вскинул обе руки чуть ли не в умоляющем жесте. – Это же они сами появились у меня, в моем доме, совершенно нежданно. Я никогда не видел их раньше. Никогда за всю мою жизнь.
– Все так, – согласился Бекстрём. – Я услышал господина барона, а поскольку сам рано научился не верить своим глазам, то решил дать вам шанс рассказать мне, как же все было на самом деле.
«Черт, как легко он попался в ловушку», – подумал комиссар.
– Хорошо, я готов, – сдался фон Комер и посмотрел на Бек-стрёма. – Я готов все рассказать.
– Замечательно. – Бекстрём включил магнитофон. – Допрос барона Ханса Ульрика фон Комера. Руководитель допроса – комиссар Эверт Бекстрём…
«Да, он просто феноменален», – подумала Лиза Ламм.
– Как мне кажется, нам стоит начать как раз с последнего пункта, – сказал Эверт Бекстрём полминуты спустя, как только разобрался с формальной частью, откашлялся и сунул в рот мятную пастилку. – Как случилось, что вы встретились с Окерстрёмом и Гарсия Гомезом у себя дома?
– Но подожди…
– Извините меня, я действительно прошу прощения, – сказал Бекстрём, протягивая пакетик с мятными конфетами допрашиваемому. – Я же забыл спросить…
– Нет, спасибо, все нормально, – отказался фон Комер. – Я, пожалуй, немного не в себе, но…
– Тогда я слушаю. – Бекстрём ободряюще махнул рукой, положив пакетик на письменный стол между ними.
– Дело, значит, обстоит таким образом, – продолжил фон Комер. – Что касается парочки, о которой говорил комиссар…
– Я весь во внимании. – Бекстрём кивнул ободряюще. «Пусть твой нос уже длиной с ручку веника».
«Просто феноменально, – сделала заключение Лиза Ламм. – Вдобавок он напоминает кого-то, виденного мною по телевизору, когда я была ребенком. Полицейского, который постоянно чесал голову и, казалось, думал вслух».
102Для того чтобы напрасно не пугать их подозреваемого, Анника Карлссон сидела в специально оборудованной по последнему слову техники комнате, находившейся в одном коридоре с допросной. Там можно было слышать все, что говорил допрашиваемый, а также наблюдать за ним на висевшем на стене телевизионном экране. Сам же он не имел ни малейшего понятия об этом. Барон фон Комер явно притягивал публику, как магнит. Когда Анника Карлссон вошла внутрь, все стулья уже были заняты.
– Неужели у тебя нет более важных дел? – спросила Утка и зло посмотрела на Йенни Рогерссон, которая, как обычно, сидела наклонившись вперед и положив блокнот и ручку на колени.
– Приказ шефа, – улыбнулась Йенни. – Он хотел, чтобы я потом вкратце охарактеризовала ему язык тела фон Комера. Это же…
– Принеси еще один стул, – перебила ее Утка Карлссон, добавив к своим словам новый злой взгляд. «Вот чертова фифа!»
– Никаких проблем, – прощебетала Йенни, поднялась и исчезла в коридоре.
«Чертова лесбиянка», – мысленно огрызнулась она.
Бекстрём просто не поддается описанию. К такому заключению пришла Анника Карлссон четверть часа спустя, наблюдая за тем, как комиссар изображал из себя доброжелательного и рассеянного полицейского, постоянно вынуждая допрашиваемого делать неверные ходы. Для него нет определения. Он столь же настоящий, как и фальшивый насквозь.
В это мгновение она получила эсэмэску от своего главного боса Анны Хольт, которая явно хотела встретиться с ней немедленно.
«Хорошо, что я уже в тонусе», – подумала Анника, поскольку догадалась, о чем начальство хочет поговорить.
Анна Хольт сидела за своим письменным столом, а один из двух стульев для посетителей занимала бледная и с иголочки одетая блондинка. Худая, хорошо тренированная и неопределенного возраста, приблизительно между тридцатью и сорока.
– Как дела? – спросила Хольт с натянутой улыбкой. – Я слышала, граф Дракула фон Дроттнингхольм попробовал побороться с тобой.
– Он ударил меня, – констатировала Анника и пожала плечами. – Все бумаги уже написаны, так что не о чем беспокоиться.
– Да я и не беспокоюсь, – заверила ее Хольт. – Не поэтому я захотела поговорить с тобой. Не знаю, встречались ли вы раньше, но это Лиза Маттей из СЭПО. Мы – старые друзья и бывшие коллеги. Кроме того, я крестная ее маленькой дочери.
– Я слышала о тебе, – сказала Анника Карлссон и кивнула Маттей. – Но по-моему, мы никогда не встречались.
«Любимица легендарного Ларса Мартина Юханссона, а значит, уж точно не совсем дура», – пришла она к заключению.
– Приятно познакомиться с тобой, Анника, – произнесла Лиза Маттей с холодной улыбкой, а потом открыла тонкий кожаный портфель, лежавший на столе перед ней. Она достала оттуда листок и передала его Аннике.
– У меня есть несколько вопросов, но сначала я хочу, чтобы ты прочитала это. И подписала, когда закончишь читать, – продолжила она, положив ручку на стол.
«Далеко не самое обычное обязательство о сохранении тайны», – подумала Анника Карлссон и стала читать.
– Один вопрос, – сказала Анника, как только поставила свое имя под полученным документом, который Лиза Маттей сразу же вернула к себе в портфель.
– Да? – быстро отреагировала Лиза Маттей. – Если смогу, то охотно отвечу.
– Предположим, я позвонила бы в некую газету и намекнула им о том, что сейчас подписала.
– Да…
– Что случилось бы тогда? Со мной?
– Тогда нам, к сожалению, пришлось бы принять меры, о которых я только что проинформировала тебя, ты же сама подтвердила их собственной подписью, – констатировала Лиза Маттей. – Одновременно я почти уверена, что мы никогда не окажемся в такой ситуации. Ты, похоже, умная и порядочная, и именно поэтому я сижу здесь, а не ты у меня.
– Ну а Хольт тогда? – не сдавалась Анника Карлссон. – Почему она тоже должна сидеть здесь?
– Исключительно по той причине, что подписала точно такую же бумагу, как и ты, до твоего прихода.
– О чем мне в результате запрещено говорить, – произнесла Анна Хольт с восторженной улыбкой.
– Но это ведь абсолютно бессмысленно, – заметила Анника Карлссон и покачала головой.
– Я пришла сюда совсем не для того, чтобы забрать в полицию безопасности расследование убийства, которым занимаешься ты и твои коллеги. Я решила поговорить с тобой совсем по другой причине. И во-первых, хочу знать о подозрениях в отношении фон Комера, о том, насколько они оправданны. Во-вторых, меня беспокоит утечка в средства массовой информации, причем таким образом, что там явно можно говорить о чем-то большем, чем об обычной излишней болтливости или чьем-то желании подзаработать. В-третьих, у меня есть один конкретный вопрос. Кто из твоих коллег стоит за этой утечкой?
– А как же быть с защитой источника? – спросила Анника Карлссон. – Поправь меня, если я ошибаюсь, но, по-моему, так записано в конституции.
– Да, но там столь же четко прописано исключение, когда защита не действует, а именно, если речь идет о преступлении против государственной безопасности. Кроме того, это явствует и из бумаги, которую ты сейчас подписала.
– Но если предположить, что это я организовала утечку?
– Нет, – сказала Лиза Маттей и покачала головой. – Это не ты. Именно поэтому я сижу здесь и разговариваю с тобой.
– То есть ты это знаешь? Наверняка?
– Да, – подтвердила Маттей без намека на улыбку. – Знаю. И если тебя интересует, откуда мне это известно, отвечу: я просто вижу все в твоих глазах. А не потому, что мы прослушивали твой телефон или придумали какой-то другой технический фокус-покус.
– О’кей. – Анника Карлссон пожала плечами. – Тогда я расскажу, что сама думаю по этому поводу.
«Ты, конечно, самый жуткий человек, с которым я когда-либо встречалась в моей жизни, чертова высокородная сучка», – подумала она.
Через двадцать минут Анника закончила. Подозрения в отношении фон Комера? Если говорить о его попытке надуть Эрикссона в связи со сделкой с произведениями искусства, там все выглядело крайне обоснованным. В отличие от обвинений в подстрекательстве или соучастии в убийстве адвоката. Одновременно их, пожалуй, стоило расследовать при мысли об уже имевшихся доказательствах. Зато, по мнению Анники Карлссон, барон уж точно сам не мог забить Эрикссона до смерти.
