Элмор Леонард - Смерть со спецэффектами
— Ты когда-нибудь трахалась под водой?
— В далеком прошлом.
У нее был такой вид, будто она ждала, вспомнит ли он прошлое. Как вчера в ресторане, когда она словно подстегивала его память, возвращая его к событиям, которые происходили за последние двадцать лет.
— Ты был под дозой, когда воровал? — донеслось до него.
— Думаешь, я ненормальный? Конечно!
— А пускал в ход оружие?
— В банке нет, но потом да.
Она сделала еще глоток пива.
— А тебе приходилось убивать?
Искрящаяся вода успокоилась, и он увидел, что Робин ждет его ответа и улыбается ему.
— Однажды я заколол одного парня шпагой. И сделал я это мысленно.
— Когда снимался фильм?
— Ну да! В Испании. Но тебя, конечно, интересует, как я взорвал машину одного парня? Она взорвалась, как только он открыл дверцу. Я не знал этого парня, ни разу его не видел, только уже потом увидел его фото в лос-анджелесских газетах. Это была обыкновенная разборка, парень шуровал на чужой территории.
Робин по-прежнему наблюдала за ним. Кидала на него внимательные взгляды.
— Это когда я пользовался тем надежным убежищем в городке Венис. Я кое-куда съездил, вернулся и застал банду ублюдков, которые там гужевались. Не думаю, что кто-то из них меня знал, правда, как-то раз, когда я там останавливался, один урод пару дней все глазел на меня, а потом вдруг говорит: «Ты ведь Скип Джибс? Это ты взорвал федеральный призывной пункт в Детройте в 1971 году, какого-то там сентября».
— Двадцать девятого сентября, — сказала Робин. — В мой день рождения.
— Этот дегенерат заявил, что был членом подпольной организации «Метеорологи». Эти леваки с самого начала выступали за применение насилия против существующей в стране власти. Сечешь? Между прочим, они обосновались близ Детройта в Анн-Арборе, а название взяли из песни Боба Дилана: «Не нужен нам метеоролог, чтобы определить, в какую сторону дует ветер». Так вот, этот метеоролог сказал, что достанет мне сигареты с марихуаной, сколько угодно и бесплатно. Понимаешь? Он был наркодилером, а потом он свел меня с одним мексиканским придурком, работавшим на того парня, который заплатил мне за работу и которого я никогда не видел.
— И сколько ты за эту работу получил?
Задавая этот вопрос, Робин повернулась к столу и взяла баллончик с аэрозолем.
— Пять кусков. Я сам назначил эту цену, условившись, что вся сумма будет в стодолларовых купюрах.
— Ты продешевил, — заметила Робин, стоящая у белой стены с баллончиком в руках.
— Да, но это было десять лет назад.
— Сейчас за такую работу можно получить гораздо больше.
— Короче, это было года за два до нашей встречи в Лос-Анджелесе.
— К этому мы и возвращаемся, — заметила Робин и, пристально глядя на него, спросила: — И знаешь, почему? Потому что спустя пять дней нас схватили. Ты сказал, что понятия не имеешь, как нас могли вычислить. А ты когда-нибудь думал, что кто-то подсказал копам, где нас искать?
— Конечно думал.
— И долго ты над этим думал? — усмехнулась Робин. — Лично я размышляла об этом восемь лет. Я составила список всех, с кем мы тогда поддерживали связь, а также тех, кто мог знать или выяснить, где мы скрываемся. После тщательной проверки вычеркнула из этого списка имена всех, кроме двоих, и они были в самом начале моего списка.
Она повернулась к белой стене и стала разбрызгивать из баллончика краску, водя рукой то вверх, то вниз. Потом отступила в сторону, и Скип увидел надпись из ярко-красных букв в фут вышиной.
— Марк, — прочел он вслух. — И что это должно означать?
— Темные волосы, карие глаза, статную фигуру… Состоял в штате ежедневной газеты «Мичиган дейли», занимался там рекламой. Помнишь Марка-оратора?
— Марка Рикса с портативным мегафоном? Конечно помню. Он подстегивал студентов, заставлял их петь, когда копы бросились на штурм через двор, а Марк рванул в бар «Дель Рио». Боже, ты заставила меня все вспомнить! «Раз, два, три, четыре, пять, государство бьем опять!»
— «Шесть, семь, восемь, за Вьетнам — война боссам!» И это при том, что его мать платила за его учебу, а?
Робин снова писала что-то на стене.
— В бардачке своего красного «порше» он хранил красную книжку цитатника председателя Мао, — бросила она через плечо. Потом повернулась, шагнула в сторону, и Скип прочитал:
— Вуди. А этого я прекрасно помню! Старший брат Марка. Вечно под дозой или пьяный.
— Старший, но более глупый, — заметила Робин. — Вудроу Рикс… Мы звали его Бедняжкой.
Скип кивнул:
— Толстый, рыхлый парень с курчавыми волосами. Вечно юлил… Типичный маменькин сынок…
— Боялся темноты, — сказала Робин.
— Ну да! Мы выключали свет, и он до смерти пугался. Но зато он всегда был при деньгах. Марк заставлял его за все платить.
— Потому Марк и позволял ему таскаться за собой. Когда у Марка кончались деньги, он заставлял Вуди идти домой, и мамочка выписывала ему чек. Помнишь их дом? С плавательным бассейном?
— Ну да! Там мы с тобой занимались любовью под водой… Как-то раз мы поехали туда на уик-энд. — Скип усмехнулся, вспомнив огромное застекленное помещение с бассейном, где голосам вторило гулкое эхо. — Все напились, сорвали с себя одежду и попрыгали в бассейн.
— А кое-кто даже в одежде, — сказала Робин. — Их мать все время шныряла рядом. Помнишь? Не делала никаких замечаний, но все время подсматривала за нами. Она была алкоголичкой. Марк говорил, что она выпивает по полтора литра виски в день.
Скип зажмурился, давая отдохнуть глазам от резкого света, и слушал, как Робин рассказывала ему о ссорах Марка с его матерью. Марк был дерзким, резким, а Вуди был ее любимчиком, ее маленьким принцем, она нянчилась с ним до шестнадцати лет, а потом они стали пить вместе. Скип усмехнулся. Молча слушал, как к тому времени их отец ушел от семьи, развелся, и его оставили без единого цента, потому что все деньги были собственностью матери. В свое время ее отец изобрел какие-то втулки на колеса автомобилей или что-то в этом роде и сделал на этом состояние.
— А потом, когда мать допилась до могилы и огласили ее завещание, угадай, что они узнали? — спросила Робин.
— Все получил этот маменькин сыночек. Я прав?
— Прав. Вуди досталось около пятидесяти миллионов плюс дом.
— А Марка щелкнули по носу за то, что он вечно умничал и задирал Вуди.
— Ну, не совсем. Марк получил два миллиона, но почти просадил их, когда надумал устроить рок-концерт на открытом воздухе в Понтиаке. Его затея провалилась из-за дождя. Потом он купил театр и теперь занимается постановкой мюзиклов. Думаю, Вуди ему помогает. Постановки так себе, но все-таки это шоу-бизнес. Марк стал знаменитым. В журнале «Пипл» ему посвятили целую статью. «Иппи становится яппи. Радикал шестидесятых покончил со своими фокусами и ставит всеми признанные мюзиклы в местном театре». Я не поверила своим глазам.
— Ничего себе! А ведь в свое время эти иппи, члены Международной партии молодежи, принимали активное участие в кампаниях гражданского неповиновения и протестах против войны во Вьетнаме. Они были в рядах шестнадцатитысячной демонстрации в Чикаго в 1968 году во время национального съезда Демократической партии. Впрочем, деньги, думаю, кого хочешь свернут с пути истинного. Были иппи, стали яппи… Чем сидеть в тюрьме за свои убеждения, лучше стать яппи, то есть преуспевающим бизнесменом, и поплевывать на интересы других людей! Так что все путем…
— Меня бесит, что его называют радикалом шестидесятых, — возразила Робин. — Марк был всего лишь пешкой, играя роль радикала перед телевизионными камерами.
— Милая, уж не хочешь ли ты сказать, что мы всерьез пытались изменить мир? Мы были просто бесшабашными бездельниками. Все эти вопли насчет Вьетнама всего лишь вздрючивали нас. Мы бесновались, орали, а главное было — напиться, накуриться дури и поваляться с девчонкой. И куда все сейчас подевались? Думаю, остепенились, влились в истеблишмент…
— Но не все, — сказала Робин.
Стоило видеть, с каким гордым и непреклонным видом она это произнесла. Скип бросил взгляд на имена на белой стене. Ха! Марк, Вуди… Братья Рикс, оказывается, донесли на них.
— Слушай, чего я понять не могу, что именно братья Рикс знали о наших делах. Ровно ничего.
— Многое знали. Марк знал, что я встречалась с тобой в Лос-Анджелесе. Я видела его как раз перед своим отъездом.
— Ну, это еще не значит, что он на нас донес.
— Скип, я это чувствую, понял? Я знаю, что это сделал он.
Робин терпеть не могла, когда ей противоречили. Лицо у нее стало жестким, глаза злыми и холодными.
— Ладно, допустим, они на нас донесли, а теперь сидят на пятидесяти миллионах баксов. И вот ты смотришь на свою жалкую конуру и считаешь, что они у тебя в долгу. Я верно говорю?
— Это мы с тобой считаем, что они у нас в долгу, — уточнила Робин.
