Виктория Платова - Хрустальная ловушка
Звягинцев ознакомился с заключением Артема Львовича и отложил бумагу в сторону.
— Артем, а теперь не для протокола…
— Весь внимание, — доктор улыбнулся.
— Хочу поговорить с тобой о свидетельнице.
— О свидетельнице? — настороженно спросил доктор.
— Об Инессе Шмариновой. Ты что о ней думаешь?
— В смысле?
— Ничего бабенка, а?
— Просто фантастика… Такой все пойдет — серебро, золото, джип «Чероки», лошадь, чулки со швом, колготки со стрелками, французский насморк, французский поцелуй…
— Да ты поэт!
— Бабник. А теперь на вас тренируюсь. Оттачиваю мастерство публичных выступлений.
— Ловко у тебя получается. Жаль, что я не женщина… Не могу оценить.
— Счастье, что вы не женщина. Ну, кому бы вы были нужны с таким животом и бакенбардами?
— Может, ты и прав, — вздохнул Звягинцев.
— На будущее: я бы не употреблял таких выражений, как «бабенка»… Вы об этом меня хотите спросить? О бабенке, как вы выразились?
— Ты к ней клинья не подбивал?
— Ну, я ко всем клинья подбиваю, — уклонился от прямого ответа доктор. — В профилактических целях.
— А к ней?
— Было дело, — вздохнул доктор. — Явку с повинной оформите? А то, если я вам сам не признаюсь, вы же собаку подошлете, чтобы след взяла… Восточноевропейскую овчарку.
— Ну и как? Удачно?
— Увы. Похоже, что она с удовольствием носит пояс верности, простите за плоскую шутку… Или мой бритый череп не вызывает у нее никаких эмоций.
— Ладно, я не об этом хотел поговорить. А о ее падении.
— О грехопадении? — Смерть мужа Шмариновой и осмотр его тела привели несколько извращенного доктора в игривое расположение духа.
— Остряк! — осудил его Звягинцев. — Ты сначала волосенки отрасти, а потом шути по поводу грехопадения. Я говорю о том, как она упала. Что за травмы?
— Не знаю.
— А может такое быть… — Звягинцев помялся, — что и не было никаких травм… Просто лежит человек и изображает неподвижность.
— Смысл?
— Ну, может быть, у нее свой интерес. Бубновый.
Артем прошелся по комнатке, закинув руки за голову.
— Исключено.
— Ты думаешь? — Звягинцев сразу сник: уж очень ему нравилась версия Марка, способная вывести стриженую кошку на чистую воду.
— Я врач. Может быть, не очень хороший, но в каких-то вещах я разбираюсь. Невозможно сымитировать полную неподвижность и все время помнить об этой имитации. На уровне подсознания.
— Так уж и невозможно — Ну, если, конечно, она не индийский йог. Или не таскалась по раскаленным углям где-нибудь в окрестностях Козолупа. Народная Республика Болгария… Маленький эксперимент.
Артем подошел к Звягинцеву и вытащил из-за отворота сапога устрашающего вида иглу для инъекций.
— Давайте вашу руку.
— Зачем? — испугался Звягинцев.
— Да не бойтесь вы. Такой взрослый мальчик, а боится.
С опаской глядя на Артема, Звягинцев вытянул руку.
— Отогните рукав.
Звягинцев повиновался.
— А теперь сосредоточьтесь. Скажем, ваша рука не действует, или вам нужно, чтобы я думал, что она не действует.
Сосредоточились?
— Да.
Получив удовлетворительный ответ, доктор всадил в руку Звягинцева чертову иглу. Звягинцев едва не вскрикнул от боли и нервно дернулся.
— Наглядно? — поинтересовался Артем.
— Очень.
— Вот видите. А вы хотели, чтобы хрупкая женщина с нежными костями оставалась равнодушной к подобного рода испытаниям.
— А.., с ней ты тоже такое проделывал?
— Ну, что-то похожее. Нужно же было определить, сохранилась чувствительность или нет.
— И она ни боже мой?
— У нее действительно какая-то травма. Может быть, дело не в ногах, а в позвоночнике. Может быть, это временное явление. Жаль, что рентген вышел из строя…
— А чего это он вышел из строя? — спросил Звягинцев.
— Ума не приложу. Внешне вроде все в порядке… Как у нашей пациентки… Но поди узнай, что там внутри…
— И когда он накрылся медным тазом?
— Да в том-то все и дело, что два дня назад… А теперь выслушивай упреки от взволнованных родственников и огульные обвинения в профнепригодности… А что касается Инессы… То, что сейчас она напрочь лишена двигательной способности, — это факт. Подобные вещи практически невозможно сымитировать, я уже сказал.
— Практически — или невозможно?
— Ну, я не могу говорить со стопроцентной уверенностью… Но, по-моему, это не тот случай.
— Ну, хорошо, Артем. Спасибо за наглядный пример.
— Вы, я смотрю, что-то не очень этому рады… Я больше не нужен?
— Нет.
— Тогда я пойду.
У двери он остановился.
— Скажите, вы в чем-то ее подозреваете?
— Нет. Теперь ни в чем. Так что успокойся. Как она, кстати?
— Плохо. Даю ей успокоительные. А как бы вы сами себя чувствовали, если бы такое произошло с вами?..
…Через несколько минут после ухода Артема Львовича в кабинете нарисовался Иона. Он хмуро посмотрел на Звягинцева и выложил на стол фотографии убитого Шмаринова.
Фотографии получились отменными, как будто Иона всю жизнь только тем и занимался, что снимал трупы.
— Творчески подошел, — похвалил новоиспеченного фотографа Звягинцев.
— Скажете тоже.
Несколько минут Звягинцев разглядывал снимки.
Не повезло бедняге, это точно, не грудь, а кровавое месиво… Но это выражение удивления на лице… Не удивления даже, а скорее изумления. Что же так огорошило Шмаринова за несколько минут до смерти? В изложении Марка все было логично, там Шмаринова убивала родная жена. Любимая до смерти жена… Но, судя по всему, версия с виновностью Инессы рассыпается на глазах. Но почему он так вяло отреагировал на нападение?
— Потому что это была не жена, а дочь.
Звягинцев сказал это вслух и тотчас же испугался того, что произнес. Не хватало, чтобы еще кто-то услышал…
Но кто-то услышал. И этим «кто-то» был Иона.
— Вы что-то сказали, шеф?
— Ничего не сказал.
— Как же. — Обычно тихий, как снежный барс. Иона проявил настойчивость:
— Я же слышал.
— Ничего ты не слышал.
— Вы сказали: «Потому что это была не жена, а дочь».
— Ну и что? Сказал и сказал. Тебе-то какое дело? За фотографии спасибо. Отлично сработано. Буду приглашать тебя на выезды… Больше не задерживаю.
— Вы сказали: «Потому что это была не жена, а дочь». Что вы имели в виду?
— Ничего не имел. Это так, поток сознания, мысли вслух.
— Это касается убийства, да? — Иона мягко приблизился к Звягинцеву. — Это касается Ольги?
Да ты, однако, проявляешь совсем не спортивный интерес к жене брата!
Звягинцев впервые увидел глаза Ионы так близко: обычно спокойные и обращенные в себя, они горели теперь неистовым огнем. На такие глаза самое время вешать табличку «ОГНЕОПАСНО».
— Ну чего ты, чего ты… — дал задний ход Звягинцев.
— Вы ее подозреваете?
— С чего ты взял?
— Я же вижу… Сегодня в баре всех о ней расспрашивали…
— Я смотрю, информация у нас распространяется с завидной скоростью. Вот что. Это мое дело — строить версии. Так что извини. Ко мне сейчас должны прийти, так что твое присутствие совсем необязательно.
— Ну хорошо.
Иона подозрительно быстро сник и боком вышел из комнаты.
Звягинцев остался один.
Откинувшись в кресле, он закрыл глаза.
Потому что это была не жена, а дочь.
Дочь.
Дочь с не очень хорошей наследственностью.
Все существо Звягинцева восставало против этого, но хорошо организованные и хорошо вооруженные факты с легкостью подавляли восстание. Мысль о виновности Ольги уже давно искушала его, как старая, прожженная шлюха. А к старым прожженным шлюхам нужно всегда относиться с почтительным вниманием.
Итак.
Прелюдия, или, как любит выражаться знойный черкес Ахмет, — «пэтинг».
Умница Марк, сам того не подозревая (или подозревая?), начертил ему всю схему убийства. С той лишь разницей, что в роли карающего меча выступала не жена Шмаринова, а его дочь.
Должно быть, у них всегда были непростые отношения — у Ольги и Инессы, они были как сиамские близнецы, как вода и огонь, как черное и белое. Из тех крох, маленьких разрозненных фактов, которые к сегодняшнему дню смог собрать Звягинцев, вырисовывалась довольно занятная картина. Занятная и пугающая.
Ольга была единственной дочерью и, наверное, горячо любимой. Долгое время они жили вдвоем с отцом — после того, как сошедшая с ума мать Ольги покончила жизнь самоубийством. Но память о матери не только цементировала этот союз, но и подтачивала его изнутри.
Скорее всего и отец, и дочь боялись воспоминаний о матери, прошлое могло вернуться и повториться уже в Ольге, ведь еще никто не выяснил до конца, как устроен механизм наследственности… У Ольги была школьная подруга, стриженая кошка (тогда, наверное, она не была стриженой, а носила косы с бантами). Они дружили много лет, а потом стриженая кошка берет и выходит замуж за Ольгиного отца. И заменяет ему все — любовницу, жену и дочь.
