Андрей Курков - Игра в отрезанный палец
— Одеяло упало! — кивнул Виктор на игрушечную кроватку. Яночка обернулась, проследила за взглядом папы и поправила одеяло на «засыпавшей» кукле.
Ира вернулась через час. Первым делом зашла на кухню и выгрузила продукты.
Потом заглянула в комнату — все еще в плаще.
— Я тебе газеты купила! — сказала ласково. Виктор поднялся, на костылях прошел к двери.
— Кофе хочешь? — спросила Ира, вешая плащ на крючок вешалки.
— Сделай!
В газетах Виктор ничего интересного не нашел и бросил их на диван, решив, что вечерком на кухне просмотрит их повнимательнее.
Когда стемнело, и Ира унесла капризничавшую перед сном Яночку в спальню, Виктор уселся на кухне на свое любимое место. Поставил чайник, развернул на столе газету «Факты» и стал в ожидании чая читать.
Вдруг в дверь позвонили. Удивленный Виктор бросил взгляд на настенные часы — полдевятого. На улице уже темно, но, конечно, это еще не поздний вечер.
Прикостыляв к двери, Виктор прильнул к глазку и увидел на лестничной площадке переминавшегося с ноги на ногу парня в короткой кожаной куртке.
Виктор затаил дыхание. Этот визит показался ему подозрительным.
Парень посмотрел на часы, пожал плечами и развернулся, чтобы идти к лифту.
— Вы к кому? — громко спросил Виктор, не открывая дверь.
— Курьерская почта. На ваш адрес пакет из Москвы, — ответил парень, снова подойдя к двери.
Упоминание Москвы сняло с Виктора остатки напряжения, и он приоткрыл дверь.
Получив пакет и расписавшись в получении, он закрыл дверь. Вернулся на кухню.
В пакете оказалось отпечатанное письмо от Рефата и ксерокопия какого-то другого, рукописного письма.
Перед тем как прочитать полученное, Виктору пришлось заварить чай. Потом уже, снова усевшись за стол и поставив перед собой кружку с чаем, Виктор опустил костыль на пол у ног и взял в руки письмо от Рефата. Собственно, этот текст можно было назвать письмом с таким же успехом, как и сообщением какого-нибудь информационного агентства. Ни «добрый день», ни «здравствуй», ни «как дела?». Сразу с места и в карьер:
«Наш четвертый друг оказался в Ойскирхене — маленьком городке недалеко от Кельна. Он прислал письмо жене и сыну. Правда, у письма очень странный вид, что требует какого-то объяснения. Похоже, что письмо вместе с конвертом попало в грязь, после чего его отмывали, сушили и гладили. Посылаю ксероксы письма и конверта. Мне кажется, что наш друг хотел его отправить еще при жизни, но его остановили. А потом, чтобы создать впечатление, что он еще жив, письмо отмыли, „привели в порядок“ и отправили. Если это так, то их действия выглядят очень непрофессионально. Есть о чем подумать».
Дочитав, Виктор обратил внимание, что листок без подписи. Конечно, было бы глупо сомневаться в том, что этот пакет пришел от Рефата, но ни подписи, ни обратного адреса не было.
Пробежав глазами странное короткое письмо от Николая Ценского жене и сыну, Виктор рассмотрел ксерокс конверта, на котором по диагонали стояла большая печать почты: «Получено в поврежденном виде».
Достал фото двух беглецов, посмотрел на Николая Ценского. Посмотрел пристально и вздохнул. Стало Виктору жалко этого человека. Показалось, что из строчек его письма им самим специально вынута душа, вместе с деталями, которые могли бы что-то объяснить, поведать о его сегодняшней жизни.
"А что, если Рефат прав и его действительно уже нет в живых? — подумал Виктор, переведя взгляд на второго — Сергея Сахно по кличке Сапер. — В таком случае этого тоже нет.
Но его как раз и не жалко…"
Виктор отпил чаю, посмотрел в окно. Издалека, из спальни, донесся плач дочери, не хотевшей засыпать.
Приблизил лицо к стеклу и посмотрел вниз. Увидел перед парадным микроавтобус, в кабине которого горел свет. Рядом остановилась еще какая-то легковушка. Из нее вышел мужчина. А микроавтобус медленно отъехал, развернулся и завилял по грунтовой «дороге жизни» в сторону Харьковского шоссе.
* * *Снег валил сплошной пеленой, задерживая рассвет или просто игнорируя его.
Сахно метался по квартире, собирая веши, которых, вроде, и было-то почти ничего. Отнесли все пакеты и сумки в лимузин, положили на место для гроба. Улли уже сидела на пассажирском месте, Ник стоял у машины, не понимая, как они втроем поедут, или его тоже запихнут на место для покойника. А Сахно побежал наверх за черепахой, забытой во время суеты сбора вещей.
Наконец он выбежал, передал черепаху в руки Нику как какую-то вещь и крикнул: «Садись к ней!» Сам же уселся за руль.
Ник потеснил Улли. Она с пониманием и болезненной, но приятной улыбкой подвинулась. Хорошо, что сиденье оказалось пошире обычных.
— С Богом, — прошептал Сахно, заводя мотор. Пристроились в хвост к другой выезжавшей с их улочки машине. Даже определить, что это была за машина, мешал снег.
Только огни.
— Возьми атлас! — скомандовал Сергей Нику. — Едем в Бельгию.
Ник скривил губы, глядя в лобовое стекло, по которому елозили два автодворника, борясь с падавшим снегом.
— С такой скоростью мы далеко не уедем, — сказал Ник, на самом деле думая, что лучше бы и не ехать туда, ведь на границе будут проверять и документы, и машину. А на такую машину обязательно обратят внимание, тем более что она должна быть в розыске после стрельбы в Кобленце.
— Тише едешь — дальше будешь, — спокойно произнес Сергей.
Ник позавидовал его самоуверенности. Выехали на дорогу. Здесь уже можно было ехать побыстрее. Черепаха, до этого смирно лежавшая на коленях Ника, попыталась куда-то сползти. Пришлось повернуть ее на спину, укрепив панцирь между колен.
— Жалко, что здесь нет магнитолы, — недовольно сказал Сахно. — Было бы веселее…
— Да, похоронный лимузин с музычкой… — усмехнулся Ник.
— А чего? — хихикнул Сахно. — Покойный очень любил музыку… Да мы-то живы!.. Слушай, там в магнитофоне батарейки… — Сахно показал взглядом на подиум для гроба, заваленный вещами, среди которых был и магнитофон. — А-а!
Потом, когда остановимся!
Перед выездом на автобан пришлось постоять минут десять в вялотекущей пробке. Сахно использовал момент, чтобы «переговорить» с Улли. Разговор окончился поцелуем. Ника для них в это время не существовало. Он тоже делал вид, что его нет, уткнувшись в раскрытый атлас автодорог, прикидывая, сколько времени им предстоит добираться до границы с Бельгией. Вообще-то до нее было, может, километров сто — сто двадцать. Только погода делала и это расстояние большим. Но погода же делала их поездку более безопасной. Ведь так же, как они не могли рассмотреть ехавшие впереди машины, так никто не мог бы рассмотреть и их похоронный, или как там его назвали в газете — ритуальный лимузин.
По автобану можно было ехать еще быстрее, но даже эту скорость нельзя было назвать на самом деле быстрой — пятьдесят километров в час.
Монотонное движение по автобану стало утомлять Сергея. Он тер руками глаза и увал. Улли тронула его за плечо и, когда он обернулся, что-то сказала ему руками.
Машина ушла влево и остановилась на нулевой, аварийной полосе автобана.
Ник быстро понял, в чем дело, еще до того, как Улли и Сахно поменялись местами.
Улли самоуверенно возвратила лимузин во второй ряд, и теперь Сахно уже зевал рядом с Ником. У Ника началась цепная реакция — он тоже зевал вслед за Сергеем. Давала о себе знать бессонная ночь. В конце концов они оба задремалиНик, уронив атлас автодорог под ноги, опустил руки на лежавшую теперь смирно на его коленях черепаху.
Разбудили его через какое-то время удивительная тишина и холод. Ник ощущал на своем левом плече тяжесть. Повернувшись, увидел, что к его плечу приник головой спящий Сергей. Улли тоже спала, улегшись головой на скрещенные поверх руля руки.
Стекла, залепленные снегом, от которого словно шло слабое электрическое свечение, усилили ощущение холода, и Ник поежился. Захотелось тепла. Захотелось пошевелиться, но он сдержал себя, не желая разбудить Сергея. Мысли о холоде и желание тепла вызвали в душе боль. Встал перед глазами далекий Саратов. На языке привидением появился привкус дыма. Ник вспоминал свое прощанье с Таней и Володькой, вспоминал в подробных деталях. Даже сухой горячий таджикский ветерок, шершавой рукой дотрагивавшийся до его щек на вокзале Душанбе, и тот словно появился вдруг на мгновение в машине. Жизнь заносила его куда-то все дальше и дальше от дома, которого больше не было, от семьи, которая не погибла бы, придумай он что-нибудь другое для их будущего. Жизнь объединила его с убийцей, сделала его солдатом несуществующей спецслужбы и в конце концов превратила в беглеца, который, как казалось теперь, бежит не от опасности, а наоборот — к ней.
Слеза медленно скатилась по щеке, оставив на коже ощущение холода. Ник утер ее. Где они теперь? Который час? Посмотрел на Улли, на Сергея. Они все еще спали. А к Нику вернулась бодрость, но бодрость эта была только физическая.
