Станислав Родионов - Долгое дело
— Андрей Дмитриевич, дело не волокитится, я могу показать…
Васин облегчённо вернулся к чтению, потому что необычный для этого кабинета разговор вывернул его из колеи и он не знал, как быть дальше: принять ли самому какие-то меры, доложить ли начальнику следственного отдела, или обратить всё в шутку. Да ведь следователь и верно шутил — в бога не верит. Ещё бы верил.
Рябинина привлёк васинский костюм. Где-то он такой видел. Серый, в беленькую, чуть заметную вермишелевую полоску. Он глянул на свой рукав серый, в беленькую, чуть заметную вермишелевую полоску. У них одинаковые костюмы. Да и рубашки вроде бы одинаковые. И галстуки одного оттенка. Они почти ровесники. Кончили один и тот же факультет. Делают одну и ту же работу… Чем же они отличаются? Очками. Рябинин в очках, а прокурор гладко причёсан.
— Что вы пишете: «Санитарно-эпидемиологическая станция», «Районный отдел здравоохранения»? «Санэпидстанция», «Райздравотдел»…
Рябинин промолчал: долго объяснять, почему он так пишет.
— У вас не юридический язык. «Похитила бриллиант, заменив его фальшивым». Совершила хищение бриллианта, путём подмены…
Рябинин опять не отозвался. Мелочи, это всё мелочи — главный разговор впереди, в кабинете заместителя прокурора города.
— «Калязина позвонила изменённым голосом…» Вы пишете письмо знакомому или официальную бумагу?
— А как надо?
— Имея преступный умысел на хищение денег путём мошенничества, будучи способной к изменению голоса, при помощи телефона, используя ротозейство потерпевшего…
— И будучи в трезвом состоянии.
— Это необязательно. Вот если бы она была в нетрезвом…
Васин вернулся к чтению на несколько секунд:
— Ну, уважаемый коллега… Тут литературщина на каждом шагу. «Прикинувшись беременной…»
— Но ведь коротко и ясно.
— А нужно юридически грамотно. Хотя бы так: имея преступный умысел на хищение натуральной шубы из каракуля, имитируя беременность путём помещения под пальто шубы синтетической… Придётся переписать, уважаемый юрист первого класса. С такой бумагой к заму я не пойду.
Прокурор отодвинул постановление, как отмёл. Рябинин взял его, ошеломлённый непредвиденным исходом.
И промелькнуло, исчезая…
…Самые страшные закономерности не страшны, — их можно предвидеть. Страшны случайности, которые падают на голову внезапно, как глыба льда с крыши…
Из дневника следователя.
Нет юридического языка есть юридические термины. Нет юридического языка, а есть язык канцелярский. И вот мне, русскому человеку, другой русский человек рекомендует не пользоваться русским языком. А я-то мечтаю написать художественное обвинительное заключение…
Есть слова, которые у меня вызывают немое восхищение своей меткостью и простотой. «Удобрять» — делать землю доброй. «Простокваша» — молоко, которое просто сквасилось. Попробуй обозначить гриб, который можно есть сырым. Так и скажешь: гриб, который едят сырым. А есть короткое, точное и чуть ласковое слово — «сыроежка».
В нашем языке много слов, полных скрытого юмора, который мы не замечаем из-за частого их употребления. Хотя бы слово «поколение». Родившиеся раньше нас — старшее поколение. Мы им по колено. Родившиеся после нас — младшее. Они нам по колено. Это слово не признаёт никакой акселерации: если ты длинный, но молодой, то всё равно мне по колено, ибо я имею жизненный опыт.
Другое чудесное слово — «неразбериха». Не-раз-бра-лись, но всё не получается. А если не получается, то, естественно, слово «браться» переходит в пренебрежительное «бериха». Вроде «дурёхи».
Однажды в метро я глянул на закрытые двери и рассмеялся, вдруг почувствовал, сколько юмора в знакомом «не прислоняться». Представил, как индийский слон боком привалился к двери, прислонился. Вот надпись и призывала не быть слоном.
Но есть слова, похожие на членостоногих гусениц. Их придумывают Васины. На пачке чая написано: «Росглавдиетчайпром». Одно слово и четыре осколка. Ну к чему, например, «глав»? Главк ли это, фабрика ли какая главная, или чай в пачке самый главный?.. На коробке с цикорием написано: «Ростовкофецикорпродукт». Не слово, а пожарный шланг. Обязательно вставлено «продукт», чтобы люди кофе с цикорием не отнесли, скажем, к галантерее. На ленте для пишущей машинки написано: «Минлесбумдревпром». Слово перекатывается во рту, как деревянные чурки.
Некоторые слова придумывают люди весёлые. Я знаю, что «Кондпром» выпускает кондитерскую продукцию, а мне кажется, что там высиживают кондоров. Завод «Эмальер» выпускает посуду, а мне чудится, что там пишут пьесы. Есть организация с загадочным названием «Разнопром», но тогда должна быть организация «Кое-каксбыт». Думаю, что «Касп-рыба» означает «Каспийская рыба», а если кистепёрая?..
Выговорился?
Добровольная исповедь.
Нет человека, которому я бы не понравилась. Оказывается, есть — этот самый Рябинин, которого я в упор не вижу.
Существует три золотых правила обаятельности…
Первое. Слушайте человека. Он вам выговорился, и ему стало легче. Теперь это приятное ощущение он связывает с вами, теперь вы ему приятны.
Второе правило. Всех хвалить, можно за глаза. Не беспокойтесь, передадут.
Третье правило. Никогда ни на кого не обижайтесь — и вы достигнете всего. Допустим, вас оскорбили, а вы промолчали. У оскорбившего останется чувство победы, и вы будете ему приятны. Запомните, обидившийся — это уже побеждённый.
Следователю Рябинину.
Я слышал, что есть удивительная женщина Калязина, которая общается с духами и не хочет общаться с вами. Не могла бы она свести меня с духом какого-нибудь султана, имевшего опыт содержания гарема. Дело в том, что я надумал жениться и надо бы посоветоваться с опытным человеком, стоит ли идти на такой шаг…
Уважаемый гражданин Петельников!
Вместо того чтобы думать о женитьбе, вы бы поразмышляли об удивительных явлениях природы. Неужели вам не интересно, как человек видит пожары за десятки километров, почему останавливаются электрические часы, отчего скисает молоко?.. А жениться вы ещё успеете.
— А в лицо её знаешь? — спросила Кашина.
— Вилена, я полгорода знаю в лицо, — заверил Петельников.
— Знаете в лицо один миллион пятьсот тысяч человек? — усомнился Леденцов.
— Да, один миллион пятьсот тридцать пять тысяч сто двадцать восемь человек.
Они стояли у молочного магазина, расположенного в тихом дворе. Высокий Петельников в светлом плаще, который каким-то образом подчёркивал его широкоплечесть. Кашина в тончайшем палевом плащике, каким-то образом делавшим её фигурку ещё стройнее. И Леденцов, прослышавший, что рыжему идёт зелёное, и добывший плащ ярко-изумрудного цвета, в котором походил на ряженого.
— А она знает? — опять спросила Вилена.
— Мы договорились по телефону, — успокоил её инспектор.
Верный своей теории, он не хотел допрашивать в кабинете и тем более в магазине. Да и какой допрос: расскажите о том, сам не знаю о чём. Пойди туда, не знаю куда. Поэтому он пригласил Вилену, надеясь на женское взаимопонимание. Поэтому увязался Леденцов, надеясь поучиться тонким допросам.
— Вилена, — обратился Петельников к инспектрисе, показывая взглядом Леденцову, что это относится и к нему, — кроме популярных «Алло!», «Слушаю!» и так далее есть и ещё телефонные обращения. Японцы отзываются: «Говорите-говорите», а итальянцы: «Готов!»
Кашина подняла тонкие коромыслица бровей.
— А знаешь, как отзывается инспектор Леденцов? Вчера звоню ему, он снимает трубку и говорит: «Ну?» Если звонивший спрашивает: «Инспектор Леденцов?», то инспектор Леденцов отвечает: «Именно». Если ошибаются номером, то он шутит: «Вы зашиблись…»
— Критику учёл, товарищ капитан. А как правильно?
— Теперь модно отвечать: «У трубки…»
Из магазина вышла женщина средних лет и неуверенно огляделась. Петельников пошёл навстречу, потянув за собой своих спутников. Женщина тоже зашагала к ним, хлопая по икрам голенищами резиновых сапог не своего размера, — звук, как от ехавшей телеги.
— Анна Григорьевна? — спросил Петельников.
— Извините за такой вид, подсобку мыла…
— А это мои товарищи. Давайте присядем вон на той скамеечке.
— Чего ж на скамеечке? Я в этом доме и живу…
Они повесили плащи, отёрли о половик ноги и прошли в комнату, сели за круглый стол.
— Сейчас по чашечке чайку…
Петельников не успел запротестовать. Без резиновых сапог Анна Григорьевна легко выскочила на кухню. Им даже показалось, что чай там уже кипел. Когда же громадное блюдо с домашним печеньем застелило носы запахом ванили, протестовать уже не хотелось. Крупные чашки, расписанные вроде бы карточными дамами и королями, отдавали жаром.
