Татьяна Гармаш-Роффе - Роль грешницы на бис
– Но это бред!
– С вашей точки зрения, несомненно, бред, Алла Владимировна. Но со стороны в этом есть определенная логика, ведь я и сам подозревал вас в какой-то момент. И психологически «ваш» жест, то есть убийства випов, можно было бы понять: вы сами дали хорошую базу, необъяснимо укрывшись от мира. Жили прошлым, перечитывали дневники, заново остро переживали то унижение, через которое прошли… И, перевалив за число «шестьдесят», вы решили, что вам больше не для чего жить. Больше нет ни творчества, ни аплодисментов, нет семьи и близких – ничего, никого… Так объяснил бы любой психолог эти убийства, приписанные вам, а затем и ваше «самоубийство»… Что же касается киллера, якобы нанятого вами, – ясное дело, что не вы лично гонялись за випами с отравленными иглами, в подобное никто бы не поверил! – то с вашей смертью возможность его вычислить сводится к нулю. И все концы в воду. Вот так примерно рассуждала Света… Правильно? – посмотрел на девушку Кис.
Она не ответила даже взглядом. Сидела, уставившись в пол, темные волосы свесились вдоль щек, отчего сходство с Юлей неожиданно усилилось. Кис почувствовал, как болезненно сжалось его сердце.
– И мы с вами, Алла Владимировна, при помощи нашего «радиоспектакля» вынудили Свету действовать срочно: я громогласно объявил, что передаю вас в руки следователей. И тогда бы вы стали недосягаемы для Светы, а ей ведь непременно нужно было вас убить! Вернее, инсценировать ваше самоубийство… Правда, я по доброте душевной дал Свете лишний день на подготовку: вряд ли она носит с собой каждый день лыжный костюмчик и яд. Да и дневники надо было принести и посоображать немножко… Да, Света? Вы слышали, как Алла Владимировна выпросила у меня лишний денек? Но он предназначался вам, Света. И вы его не зря потратили, вы моим щедрым подарком распорядились с толком: все успели продумать! Интересно, а вы бы догадались оставить отпечатки Измайловой на стакане с ядом?
– Я же не идиотка, – буркнула Света. – Уж приложила бы ее пальцы к стакану. Как только б она померла.
И Света с вызовом уставилась на актрису.
Алла вскинула голову и посмотрела ей прямо в глаза. Ее ноздри раздувались от гнева, но она неожиданно спокойно, даже мягко спросила:
– Что же я вам сделала, Света? Зачем вам понадобилась моя смерть?
– Что вы мне сделали? – вдруг повысила голос прачка. – Вы мне НИЧЕГО не сделали! Ничего из того, что были должны! Вы своего ребенка нам подкинули, вы от него избавились, как от шелудивого щенка! Только что в ведре не утопили, по жалости, да? Чистенькие ручки хотели иметь? А то, что жил он как собака безродная, так вы уже про то не знали и знать не хотели!!! Вы обещали деньги, но платили милостыню! А потом и вовсе платить не стали! А вы – вы так богаты, что мы все могли на золоте жрать и ср…ь, а мы из мисок железных ели да в сортир на двор ходили, даже в зиму, когда задница леденеет на морозе, а писи в сосульку превращаются! Ваш сын в дырку чуть не провалился, чуть в говне не захлебнулся – я его своими руками из дырки вытаскивала, пока мамка не прибежала, вся в какашках перемазалась, уж про него не говорю, весь день отмывали! А воняли мы еще неделю!!! А ведь он мог в золотой тепленький горшочек ходить, и нянька бы ему попу вытирала, да не газеткой небось! В душистой ванночке купала бы! С серебряной ложечки кормила бы! Да и нам бы всем могло перепасть! Но только жалко тебе было денежек для собственного сына и для той семьи, – перешла на хамское «ты» Света, – которая ему стала родной, потаскуха! Тебе нужно было по мужикам шляться, мешал ребеночек, да на блядки ходить?! – выкрикивала она, и Кис порадовался, что остальные обитательницы квартиры крепко спят под действием снотворного.
Дальше понесся поток столь грязных оскорблений, что Алексей, хоть и слушал с любопытством эту исповедь, был вынужден ее остановить из уважения к Измайловой, для чего взял Свету за плечи и легонько тряхнул.
– Прекратите немедленно! – повелительно произнес он.
Но Света не желала униматься.
– И не дебил он, чтоб ты знал, детектив поганый! – Света подняла к нему злое лицо, одновременно пытаясь стряхнуть его руки со своих плеч. – Это она все наврала, чтобы спихнуть ребенка! Он только малость заторможенный, но не дебил, не дебил, не дебил!!!
Она уже захлебывалась от плача, слезы и сопли потекли ручьями – руки ее были скованы наручниками за спиной, и она не могла утереть лицо. Кис встал, вытащил из кармана пакетик с бумажными носовыми платками и вытер лицо девушки, кривившееся от злобы. Она не отклонилась, позволила ему это сделать, прожигая из-под его руки ненавидящим взглядом актрису.
Та застыла, заледенела в напряженной позе, в глазах ее больше не было брезгливого недоумения – под голубым их ледком теперь разгоралось пламя нестерпимой боли.
– А он так хотел, чтобы его мамка любила! – продолжила Света охрипшим голосом, как только детектив оставил ее в покое. – Чуть не на коленках готов был ползать, чтобы только крошечку любви вымолить, чего только не делал, дуреныш маленький, как услужить ей старался! А мамка, что она? Он ей чужой был, мы тогда не понимали, чего она так смотрела странно, а теперь вот поняли: чужой! Ей за деньги ваши вонючие положено было его любить, а оно не любится за плату! А тогда мальчоночка не знал, мучился, плакал ночами, ко мне все ластился, к сестричке… Я и не знала тогда, что не братик он мне вовсе, ласкала, утешала, гладила… Да что там! Я ему не только сестричкой была – я ему мамкой была, а он мне сыночком, хоть и сама совсем девчонкой была… Любила его заместо всех вас: за мамку, за папку и за тебя, гадина! Так разве ж ты нам не должна? Ты всю жизнь с мужем твоим как сыр в масле, а мы с куска на кусок! Да разве же я заслужила, чтобы белье твое грязное стирать за копейки? Я за тебя жизнь всю отработала, я за тебя с Тошей нянчилась, я за тебя его любила, жалела, голубила! Нет уж, с тебя причитается, сильно причитается, артистка! Но раз уж боженька милостивый тебя не покарал, так мы сами свое взять решили!
Алла шевельнулась, словно очнувшись.
– С Тошей? – спросила она.
– Мы его Антошей назвали. Антоном, – скривившись от ненависти, ответила Света.
– Это я его так назвала, – тихо сказала Алла.
– Ах, ты?! Имя дала, значит? Долг, да, материнский выполнила? И все, гуляй, Вася?! Сбросила в чужое гнездо, как кукушка, а сама, бл…!…
– Довольно! – вмешался Алексей. – Все, Света, выговорились. Теперь на мои вопросы отвечайте.
– Нет, прошу вас, погодите, – остановила его Измайлова жестом и поднялась. – У меня есть один вопрос, только один…
Она пересела поближе и, подавшись вперед, вглядываясь в лицо своей прачки, спросила спокойно и даже, к удивлению детектива, доброжелательно:
– Почему вы не пришли ко мне, Света? Почему не попытались мне все рассказать, поговорить со мной?
– С тобой?! – фыркнула девушка. – Я твои дневники почитала, полюбовалась на порнушку! Да разве же такой суке нужен сын? О чем с тобой говорить-то?!
Повисла тяжелая тишина. Алексею хотелось защитить Измайлову, что-то ответить, что-то объяснить Свете, но…
Все то, что он узнал и понял сам о жизни актрисы, о том, куда привела ее любовь к мужу и презрение к нему же, – Свете этого никогда не объяснить. Ей, пошедшей на насилие физическое, – понять ли преступность морального насилия? Ей, пошедшей на убийство, – понять ли грех попрания души?
Ему показалось, что Алла тоже обдумывает возможные – или невозможные – слова для ответа. Он поймал ее взгляд и чуть грустно улыбнулся: ответа нет и быть не может, Алла Владимировна…
Она поняла. Она легонько вздохнула, сдаваясь, и ответила ему благодарным взглядом за поддержку.
– Вы уже пытались дважды убить Аллу Владимировну, – продолжал Кис. – Но в первые два раза у вас еще не было в распоряжении ее записки, которую вы украли с тумбочки из прихожей, куда ее положила Ирина. Эта записка сильно облегчила вашу задачу. А как же вы собирались обставить «самоубийство» Измайловой до нее?
– Как-как, – буркнула Света. – Заставила бы ее написать под диктовку. Я тогда с иглой ядовитой приходила, со шприцем, – чего б она, отказалась, что ли? Только мне не повезло! Один раз машина заорала, в другой, когда я уже до снотворного додумалась, чтобы никто не просыпался от шума, – так Нора встала и прямо на меня поперла… И вы еще тут приплелись: то замок поменяли, то цепку на дверь навесили… А не то я б давно уже… А как вы догадались, что я этой ночью приду?
– Так я же вам уже объяснил, – любезно откликнулся Кис, – я вас просто вынудил! Вы подслушивали, как всегда, из комнаты Элеоноры разговоры, которые велись в гостиной, я это понял и разыграл для вас спектакль: нарочно сказал, что передаю Измайлову следствию. Что же вам оставалось еще делать?
– А как я, по-вашему, в квартиру вошла? Все замки закрыты, и цепка тоже!
