Ричард Паттерсон - Степень вины
— Ну вот, теперь увидела.
Женщина повернулась и пошла. В дверях остановилась, снова обернулась к нему:
— Ты хорошо выглядишь, Крис.
— И ты.
Мария снова улыбнулась, словно какой-то своей тайной мысли, и ушла. Пэйджит задумался и вдруг понял: она твердо решила, что это их последняя встреча…
И вот теперь, день спустя, она позвонила.
— Если я нужна, — тронула его за рукав Терри Перальта, — могу позвонить соседке, узнать, не заберет ли кто-нибудь Елену.
Они были в лифте, который спускался в гараж. Погруженный в свои воспоминания, Пэйджит не сразу ответил.
— Спасибо, — сказал он наконец. — Но лучше идите домой, у вас ребенок.
Увидев замешательство своей спутницы, понял — она расценила его слова как желание отстранить ее от дела.
— Ей нужен только совет.
— Вы уверены?
— Совершенно. Не подобает вести дело человека, которого знаешь, а она слишком умна, чтобы не понимать этого. И потом, за последние годы я не вел ни одного дела об убийстве.
Терри пристально смотрела на него. Она знает почти все, думал он, но то немногое, что осталось для нее неизвестным, она не узнает никогда.
Дверь лифта открылась. Сказав «до свидания», Пэйджит быстро пошел к машине.
3
Мария ждала в комнате свидетелей на седьмом этаже Дворца правосудия.
Комната была неуютной: пустой стол, белесая стена из шлакоблоков, серый линолеум на полу. Сидевшая за дверью женщина-коп[5] смотрела в стеклянное окошко — следила, чтобы задержанная не покусилась на самоубийство.
Мария повернулась к охраннице спиной.
В монастырской простоте обстановки легче думалось. Он захочет узнать, что произошло. Годы вряд ли изменили его подход к делу — мелочей для него не было.
В ней он не заметит ни отчаяния, ни растерянности, решила она.
Для него очень важно знать, что делала полиция. Надо буквально по минутам вспомнить четыре часа, что прошли с того момента, когда она с телефонной трубкой в руке стояла у тела Ренсома.
— …Что случилось? — спрашивал полицейский.
Она, как зачарованная, слушала его слова, звук его голоса, а перед ее мысленным взором была перематывающаяся лента магнитофона.
— Здесь произошел несчастный случай.
— Какой несчастный случай?
Она помедлила в нерешительности.
— Пистолет выстрелил.
— Кто-то убит?
— Да. — Пятно расплывалось по ковру. — Думаю, он мертв.
Это прозвучало глуповато, а дрожание собственного голоса ее поразило.
— Где вы? — спросил полицейский.
— Отель «Флуд»… — Но память изменила ей. — Номер я не могу вспомнить.
— Кто это?
— Номер снят на имя Марка Ренсома. Номер люкс.
— Кто это? — повторил голос.
— Приезжайте, — сказала она.
Когда в распахнувшуюся дверь вошли двое полицейских и три медика, они увидели ее сидящей перед магнитофоном, закинув ногу на ногу. Неподвижный взгляд устремлен мимо мертвого тела на зашторенное окно.
Медики бросились к трупу. Опрокинули на спину, задрали рубашку с кровавым пятном, щупали его грудь. Их почти неистовая расторопность казалась ей пантомимой, тренировкой врачей «скорой помощи». Наверное, так принято делать всегда, подумала Мария; только она-то знала, как безвозвратно он мертв.
— Случай для коронера[6], — сказал один из медиков.
Другой кивнул. Они перевернули, теперь уже медленно, Ренсома на живот, положили его так, как он лежал раньше. Когда они поднялись и отступили от тела, Мария увидела, что глаза Ренсома все еще открыты. С отвращением и страхом вспомнила, как он смотрел на нее в свой последний миг. И снова почувствовала ненависть к нему.
— Что случилось? — спросил ее полицейский.
Это был огромный детина с мятым лицом, по которому совершенно невозможно было определить его возраст, и выцветшими голубыми глазами, смотревшими с безмерным унынием. Похоже, он узнал ее. Ей вдруг захотелось рассказать ему все, от начала до конца. Но она удержала себя от этого — как и запись ее звонка по 911, все, что она скажет, будет тщательно анализироваться полицейскими, прокурором, журналистами.
— Он хотел изнасиловать меня, — сказала Мария.
Коп смерил ее взглядом с головы до ног, посмотрел на синяк под глазом. Она отметила про себя, что его напарник, невысокий крепыш в очках, с желтыми усами, внимательно смотрит на магнитофон.
— И удалось ему? — поинтересовался первый коп.
— Что?
— Изнасиловать вас?
— Нет. — Она непроизвольно скрестила руки на груди.
— Вам нужен доктор?
— Нет. Пожалуйста, не надо. Меньше всего мне хочется, чтобы ко мне кто-то сейчас прикасался.
Помедлив, он кивнул:
— Пожалуйста, назовите нам свое имя, мэм.
В почтительном «мэм» определенно сквозила ирония.
— Мария Карелли.
— Я видел вас по телевидению. — Коп поколебался. — А его имя Ренсом?
— Да, — безжизненным голосом сказала она. — Марк О'Мелли Ренсом.
Он замолчал — то ли ему было известно имя Ренсома, то ли не знал, вправе ли расспрашивать ее подробно. Он был в нерешительности — боялся ошибиться.
— Чей это пистолет? — спросил наконец.
— Мой.
Он быстро взглянул на второго копа. Потом сказал:
— Спасибо, мэм.
Она кивнула.
Бросив взгляд на тело, первый коп добавил:
— К сожалению, мы вынуждены будем задержать вас здесь на какое-то время.
Второй коп пошел к двери и занял пост снаружи. Первый направился к телефону.
Следующий час царила суета, смысл которой Мария понимала с трудом. Прибыли несколько человек — полицейские в штатском. Снимали видеокамерой, фотографировали тело. Щурясь от фотовспышки, она увидела, как маленькая блондинка (должно быть, из аппарата коронера — решила она) быстро взглянула на нее и склонилась над Ренсомом.
Женщина согнула Ренсому руки, пощупала у него лоб, под мышками. Потом долго разглядывала место на рубашке, где было пулевое отверстие, осмотрела его ладони, совала под ногти какой-то инструмент, приложила к члену небольшой тампон. Марию тошнило от ее безучастной дотошности. В горле было сухо.
Появились еще двое полицейских, чернокожий и белый. У чернокожего были короткие седые волосы, довольно большой живот, очки в золотой оправе и бесстрастное лицо, которое, казалось, никогда ничего не выражало. Он посмотрел на Ренсома, оглядел комнату.
Женщина, перевернув убитого на живот, осматривала его спину.
— Насквозь не прошла, — сказала она чернокожему мужчине.
Ее голос прозвучал слегка разочарованно — видимо, это создавало для них какую-то проблему. Полицейский кивнул, и она продолжала осмотр тела.
Ягодицы Ренсома привлекли внимание блондинки, глаза ее сузились.
Она провела по царапинам кончиком пальца. Чернокожий полицейский заговорил с Марией.
— Инспектор Монк, — представился он. — Убийства.
Она подняла на него глаза, вздрогнула. Он кивнул на женщину.
— Нам необходимо кое-что тут сделать.
Как и всё вокруг, его роскошный баритон, размеренный и методичный, казался механическим.
Сколько мне придется еще пробыть здесь? Вопрос был готов сорваться с языка Марии, но она удержалась. Поняла: для нее сейчас самое лучшее — оставаться там, где она есть. Попросила только:
— Можно воды?
Монк прошел в ванную и вернулся со стаканом воды. Когда передавал ей стакан, к нему подошла женщина.
— Это доктор Шелтон, — пояснил Монк. — Медэксперт.
У женщины были спокойные голубые глаза, косметикой она не пользовалась.
— Элизабет Шелтон, — уточнила она.
Мы — сестры, сказал ее ясный голос, я понимаю вас, сочувствую вам. Когда женщина опустилась перед диваном на колени, Мария преисполнилась благодарности к ней.
— Он не изнасиловал вас? — спросила ее новая подруга.
— Нет.
— Вам нужен врач?
— Нет. Я не хочу, чтобы ко мне прикасались.
Шелтон помедлила.
— Можно мне осмотреть вашу шею? — спросила она. Лицо ее выражало сочувствие, сочувствующим был и тон ее голоса. Мария молча наклонилась вперед.
Кончиками пальцев женщина бережно подняла ее подбородок.
— Как появились эти царапины? — спросила она. Мария сглотнула.
— Он сделал это. — После паузы добавила: — Когда был на мне.
— Где-нибудь еще есть ушибы?
Мария коснулась щеки:
— Здесь.
— Как появился этот ушиб?
— Он ударил меня.
Шелтон посмотрела ей в глаза:
— Открытой ладонью?
— Да, — сказала Мария упавшим голосом. — Он все бил и бил.
— Сколько раз он ударил?
— Не знаю.
Шелтон помолчала.
— Есть еще ушибы? — спросила она. Мария посмотрела на свои ноги.
— Да.
— Где?
— На бедре.
